В органы Кузнецов попал, как он считает, случайно. В
17 лет был призван в армию и участвовал в войне с Японией.
Отслужил семь лет, пока дождался демобилизации. Но выбирать,
чем заниматься на гражданке, парню не дали. Поставили
перед, как теперь говорят, альтернативой: либо снова
армейский строй (тогда шла война в Корее), либо служба
в милиции.

Все это — вехи биографии, которые свидетельствуют о
высоком профессионализме и огромной преданности нелегкому
делу автора предлагаемых вам заметок. К сожалению, у
ветерана милиции нет средств, необходимых для издания
своих мемуаров. Но будем надеяться, что эта публикация
поможет ему найти спонсора.

Семь лошадиных сил

!I1!Когда я принял Кировский (сельский) райотдел, на его
балансе было 7 голов лошадей, закрепленных
за сотрудниками милиции. В 50-х годах это был основной вид
транспорта, о машинах и даже мотоциклах тогда не могло
быть и речи.

Старшина милиции Василий Колосов, осуществлявший по совместительству
надзор за конским поголовьем, представил мне кобылу по
кличке Зорька. Эта лошадь считалась служебным транспортом
начальника. Василий предупредил, что она иногда капризничает в
дороге и обращаться с ней надо вежливо. Сначала погладить
— иначе с места не сдвинется. Затем взять за повод и провести
— Зорька любила, чтобы ее уговаривали.

На вид она была красивой: высокая, стройная и упитанная.
Но по характеру капризная. Я с ней намучился, пока не
заменил. Как-то при поездке в Буреть на раскрытие кражи
зауросила и не пошла, оставив меня на середине дороги.
Такая же история приключилась и при поездке в Бухун.
Был в милиции для разъездов еще темно-серый жеребец.
Так тот ходил только назад, вперед не шел ни в какую.
Пришлось мне его кастрировать в расчете, что он после
такого наказания станет послушнее. Но и это не помогло:
отношения к работе он так и не изменил.

Сотрудники райотдела с закрепленным за ними транспортом
обходились кто как мог. Участковый инспектор Брель, обслуживающий
Буретский сельский совет, например, никогда
на коне не ездил, хотя держал его в своем дворе и
по-хозяйски ухаживал за ним.
Он был добросовестным и честным сотрудником, исходившим
свой участок вдоль и поперек. Табельных сапог ему хватало
на половину срока, они всегда были без каблуков, отскочивших
под тяжестью его массивного тела.
Не раз я пытался убедить Бреля пользоваться
конем для поездок по участку, но всякий раз он говорил,
что пешком будет быстрее.

Зато вполне был доволен своим ленивым конем комендант
старший лейтенант Сидорчук, который никогда не
спешил. Особенно в летнее время.
Выехав из райцентра, он раздевался, ложился на телегу,
и конь медленным шагом вез его в нужный населенный пункт
на регистрацию ссыльных. Этот мерин не умел бегать рысью,
видимо разучился у хозяина.
И, действительно, Сидорчуку не было никакой необходимости спешить.
Ссыльные — литовцы, латыши и эстонцы — вели себя хорошо,
добросовестно работали, и с ними Сидорчук хлопот не
имел.

На лошадях, надо сказать, ездили в то время по служебным
делам не только милиционеры. За прокурором района
П.Т. Кругляковым, например, был закреплен конь по кличке
Тигр.

Однажды летом конюх прокурора Григорий по фамилии Кривда
отпустил Тигра на ночь пастись за село, а утром не
мог найти его. Ходил, ходил по лесу, весь промок от
росы, устал и пришел к хозяину в одних кальсонах и майке,
босиком и доложил о том, что Тигра не нашел, а его самого
неизвестные поймали в лесу и раздели.

Прокурор был так возмущен этим преступлением, что сам прибежал
в милицию и потребовал найти коня и грабителей.
Я направил трех милиционеров верхом на лошадях в указанный
лес, где сотрудники обнаружили висевшие на
березе старые кирзовые сапоги, на земле валялись поношенные
брюки. Неподалеку от этого никому не нужного добра спокойно
пасся Тигр. В тот же день Кривда признался, что он,
испугавшись ответственности за пропавшего коня, решил
смягчить свою вину, заявив, будто его ограбили.

Обычно в конце зимы Павел Терентьевич приводил своего исхудавшего
Тигра в милицию на прокорм — заготовленного сена прокуратуре
не хватало. Чтобы не осложнять отношений с органом надзора,
нам приходилось брать Тигра на иждивение, у нас всегда
было в достатке кормов.

Из УВД поступали наряды на сено: мы должны
были получать его от колхозов в счет плана реализации государству.
Но колхозы наотрез отказались выполнять наряды, ссылаясь
на нехватку кормов на собственных фермах. Милиционерам
приходилось своими руками заготавливать сено, и с этой задачей
мы справлялись.

Как мы с прокурором поросят случали

Существовала тогда практика: с различными
партийными поручениями направлять в колхозы руководителей
районного звена. Эти поручения, как правило, предполагали
большой объем работы, для их выполнения требовалось
много времени.

Однажды по команде сверху начали кампанию по составлению
перспективных планов развития колхозов на ближайшие
10—15 лет. В район прибыл из обкома КПСС уполномоченный для проведения
этой работы.

Руководителей районных организаций
пригласили на бюро РК КПСС и закрепили за каждым
определенный колхоз. В число так называемого партийного
актива входили управляющий госбанком, заведующий РАЙФО,
председатель райпотребсоюза, прокурор, начальник милиции
и другие руководители.

За мной закрепили колхоз «Ленинский авангард», который
находился в 30 км от райцентра в селе Воробьевка.
Дали мне исходные данные — о количестве пахотной земли
и поголовье скота. И я должен был провести расчеты.
Например, бралась корова, и требовалось определить, сколько
она должна принести телят, в том числе по полу, сколько
эти телята, став взрослыми, дадут приплода и сколько от
каждой буренки можно получить молока в год. Затем подытожить
все это за 10—15 лет.
И так по всем видам животноводства и растениеводства.
Задача, мягко говоря, не из простых и под силу только грамотному
и опытному экономисту сельскохозяйственного профиля.

И вот я, не имея ни грамоты, ни опыта принялся за эту непосильную
работу. Председатель колхоза,
сославшись на занятость (началась посевная), отказался
от участия в составлении плана и выделил мне в помощь
главного бухгалтера. Специалист он оказался никакой
и мне пришлось одному ломать голову над планом.
Видно было по всему, что с этим партзаданием я не справлюсь.
Жил я в неуютной колхозной конторе, спал на деревянных
скамейках.

Но, как говорят, нет худа без добра. Узнав, что в
конторе обосновался начальник милиции, колхозники
один за другим пошли ко мне на прием.
Суть их жалоб состояла в том, что в минувшем
году они не подписывались на заем, но при годовом расчете
с них эти деньги удержали. Пострадавших оказалось много. Я решил
проверить несколько заявлений — и они подтвердились.
Тогда я бросил планирование и стал заниматься жалобами, количество
которых росло.

Собрав необходимые материалы, я пришел к выводу, что
тот самый главбух, который был прикреплен ко мне для
составления плана развития хозяйства и оказался никудышным
помощником, с успехом занимается обманом
своих колхозников. Он включал отказавшихся от займа
в ведомость, проставлял против их фамилий сумму,
подпись подделывал, а в конце года удерживал с них эти деньги,
присваивая их.

По этим фактам я возбуждаю уголовное дело, везу главбуха
в милицию, водворяю его в КПЗ и арестовываю с
санкции прокурора. Затем иду к первому секретарю райкома Толстому и докладываю ему,
почему мне пришлось приостановить работу по планированию.

Обман колхозников так его возмутил, что
он освободил меня на сей раз от партийного поручения,
дав возможность довести до конца дело с махинациями
главбуха.

Но так везло не всегда. Какой-то ученый-аграрник
внес предложение Н.С. Хрущеву о путях ускоренного
производства мяса. Идея заключалась в ранней случке
поросят.

Никита Сергеевич горячо поддержал это предложение.
В своих выступлениях он неоднократно заявлял, что таким
путем мы догоним и перегоним США по производству продуктов
животноводства на душу населения.

По всей стране была развернута шумная кампания. В наш
район прибыл представитель областного комитета КПСС
И.И. Курьян, а бюро райкома в каждый колхоз направило
своих уполномоченных по случке свиноматок.

Нас, районных руководителей, как всегда приглашают на бюро, где
проводят инструктаж: как надо готовить к случке 6-месячных поросят, что делать, если
они не подпускают к себе производителя. Затем
называют, кто в какой колхоз должен ехать и сколько
свиноматок подлежат случке.

О выполнении этого поручения все должны доложить через 10 дней
на очередном заседании бюро РК КПСС.
Мне достался колхоз «Красный пахарь» в Степановке,
а прокурору Круглякову «Красная звезда»
в Горохово.

Приехав в закрепленный колхоз, я с облегчением узнал,
что эта работа уже проведена. Зоотехник показал составленный
им отчет, в котором значилось, какая свиноматка, когда и с каким
производителем была случена.
Мне оставалось лишь переписать эти сведения в свой блокнот и
доложить на бюро, что я и сделал.

Следом за мной отчитывался прокурор, который поручение не выполнил,
т.к. все шестимесячные поросята в закрепленном за ним
колхозе были истощены
и от голода оказались непригодными для воспроизводства.

Круглякову пришлось долго объясняться, но его аргументы
не принимались во внимание. Его обвинили в том, что
он не выполнил рекомендаций, данных на инструктаже, не
напоил поросят как следует хвойным настоем, отчего они якобы
должны были прийти в охоту.

А меня поставили в пример. «Смотрите, — говорил первый
секретарь, — колхозы рядом, Кузнецов выполнил поручение,
а вы, товарищ прокурор, безответственно к нему отнеслись».

Представитель обкома КПСС Курьян внес предложение объявить
Круглякову выговор с занесением в учетную карточку, заявив,
что прокурор должен во всем показывать пример.
И бюро единогласно объявило Павлу Терентьевичу
взыскание.

К счастью, эта кампания вскоре затихла. Видимо, в верхах
убедились, что недоросшие и заморенные поросята не способны
дать полноценный приплод, и таким путем проблему с
мясом не решить.

Что важнее: труп или кукуруза?

Словом, в Кировском (сельском) райкоме партийные поручения
носили мучительный характер и грозили неприятностями.
Я уж не говорю о том, какой ущерб они приносили основной работе.

Как-то, например, я получил задание райкома партии
отправляться в колхоз и контролировать сев кукурузы, а я
выехал на поднятие трупа и провел там трое суток. Райком
меня потерял.

Поздно вечером, как только я вернулся домой, пришли
два заведующих отделами и вызвали срочно в районный
комитет. Иду туда и думаю, что случилось, видимо, что-то серьезное,
раз начальник милиции потребовался в такое позднее время. Захожу,
смотрю: идет заседание бюро. Первый секретарь М.С. Толстой
спрашивает: «Доложите, почему вы не там, где положено? Как идет
сев кукурузы? Почему не выполняете решение бюро» и т.д.

Я пояснил, что в связи с обнаружением трупа выехал в
Каменский сельсовет и работал там три дня, иначе я не
мог поступить. «А что по-вашему важнее, — перебил меня Толстой,
— труп ваш или кукуруза? Вы могли бы направить
рядового милиционера».

!I2!Но этим критика в мой адрес не закончилась. На пленуме райкома,
выступая в прениях по докладу, Толстой вновь поднял
вопрос о моей партийной недисциплинированности. Вот,
мол, у нас есть
такие коммунисты, как Кузнецов, который уклоняется от
заданий: вместо того, чтобы быть в колхозе на севе кукурузы, он едет трупы собирать.
Меня такой упрек вывел из равновесия. На пленуме присутствовал
первый секретарь обкома КПСС С.Н. Щетинин. Я понимал,
что может произойти. Он приедет в Иркутск, позвонит
начальнику УВД и скажет: что у тебя в Олонках руководитель не
выполняет поручения райкома? Такого звонка в то время
было достаточно, чтобы без всяких разборок освободить
от должности.

Я попросил слова и рассказал, что отвлекло меня от сева
кукурузы: как мы в
течение двух лет работали по розыску пропавшей 15-летней
девочки и лишь недавно смогли раскрыть ее убийство.
Присутствующие в зале одобрили мое
выступление, а Щетинин сказал Толстому: «Что вы
к нему пристали, он делом занимается».

Этой реплики было достаточно, чтобы отношение ко мне
райкома стало более доброжелательным.