Шапка набекрень, лукавый слегка насмешливый взгляд,
припухшие губы и почти девичьи щеки. Взглянешь на
снимок и вспоминается давняя песня. Как молоды мы
были, как счастливы… А счастливы ли? 23 июня 1941
года в семье должны
были отметить 18 лет Александру Ширшову, но 22-го грянула
война и на следующий день вместо поздравлений принесли
повестку. В райвоенкомате сказали: «Ты же на
электростанции трудишься, на почтовом ящике. У тебя
бронь, иди работай». В декабре новая повестка, срочная,
уже из Хабаровского горвоенкомата. «Два дня на сборы.» В
отделе кадров, услышав об этом, возмутились. Какой
фронт, кого вместо тебя поставим?! Срочно едем
разбираться. В райвоенкомате, порывшись в папках,
сообщили, что документы уже отправлены по инстанции.

Боевое крещение принял под Старой Руссой. Мог бы и
раньше, попади он во впереди идущий эшелон. Фашисты
вклочья разбомбили его. Многие погибли. Попал в пехоту. Он должен
был наблюдать за немцами. Весна начиналась. И вот как-то
уже в апреле, когда днем пригревало, все вокруг таяло,
валенки намокли, пришлось снять их. А ночью
мороз. Он на холоде, в ботиночках. Полтора суток как-то
отслеживал. Чтобы солдаты сильно не мерзли, давали грелки,
туда водички горячей нальешь, греешься

— Вот и крутился с такой грелкой, — вспоминает Ширшов.
— Снайпер засек, рядом пуля
просвистела. Наши накрыли снайпера. Это было с утра, а к
вечеру на меня трое фашистов налезло. Одного-то убил, а
двое по мне автоматные очереди открыли. Разрывная пуля
задела. Свои потом их уничтожили, меня вытащили. В
госпиталь привезли. Он в деревне находился. Стал
раздеваться — ботинки не снимаются. Примерзли к ногам.
Вместе со шкурой так и сняли. Долго потом болел, целый
месяц ходить не мог. Но к 1 мая уже разрешили вставать.

1 мая — день известный. Готовились к празднику.
Разминаясь, к окну солдат Ширшов подошел, ба-а, шесть
самолетов летят. Начали деревню бомбить. Пламя занялось,
пожары. Затушили их. Затихло все. Дело к обеду, надо бы
подкрепиться, но все разбомбили. Однако пообещали что-то
принести. Ширшов в ожидании обеда опять к окну. Слышит
снова гудят. Медсестра подходит. Чук-чук-чук — это бомбы
падают. Взрыв,
окна настежь вылетают, дом загорается, а там раненые в
комнате да в сенях. Уже нельзя через дверь выходить, все
горело. На Александра набросили шинель, одеяло, вот так
он и вытаскивал через огонь своих товарищей. Но тех, кто
в сенях был, не смогли спасти.

— После этого развезли нас по другим госпиталям, —
продолжает Александр Иванович. — До конца не дали
долечиться. Тяжелое положение было на фронте, все-таки
42-й год шел. И вот всех, кто мог ходить, отправляют на
передовую. Сестра с километр провожала меня. Потом снова
в боях участвовал, а в перерывах на
перевязку ходил.

Во время Великой Отечественной наши не только воевали, но
и учились воевать. Учились командиры и
солдаты. В самое трудное время направили
Александра Ширшова в Москву, в воздушно-десантное училище
имени Жуковского. До офицера, правда, не доучился,
обстановка диктовала свои условия. Отправили тогда
курсантов в Первую воздушно-десантную бригаду. Освобождал
Белоруссию, под Киевом был, с самолета десантировался.
Воевал в Румынии, Венгрии. В Венгрии опять ранили. Тут
тоже интересно вышло. Идет перевязанный, один глаз закрыт.
Вдруг тра-та-та. Солдат, точнее сержант Ширшов, за
автомат. Оказывается, недобитые фашисты выследили его.
Одного убил, второй бежать, а третий весь в страхе:
«Гитлер капут, Гитлер капут». Ведет его, а навстречу
командир полка: «Что случилось, кто такой? «Молодец,
представим к награде». Может и наградили бы, но Александра
Ивановича в другую часть перевели.

А в Венгрии, приходится еще раз напоминать, шли сильные
бои. Ширшов там был командиром взвода и когда погиб
командир роты, пришлось заменить его. Был ранен там, да
так, что до сих пор осколки в теле находятся. Но выжил.
В одном из госпиталей к нему подошла молоденькая
медсестра, внимательно всмотрелась в лицо. «Ой, что-то
знакомое. Я вас помню. А вы? Я провожала тогда вас на
передовую.» Из Будапештского госпиталя отправили в
Чехословакию. Там на ноги окончательно и поставили, но в
десантники уже не вернулся. В отдельный полк связи
направили. Закончил войну в Австрии. Как-то едут с подразделением и
ничего понять не могут: стрельба поднялась.
Оказалось — победа!

— Как относились тогда к нашим в Восточной Европе? О
чем спрашиваете!? В Чехословакии вышел из госпиталя,
еще в бинтах. Что было! Мне и цветы дарили, и
фрукты, и подарки. Ну что вы, очень хорошее отношение. А в
Румынии тоже после госпиталя выйду на улицу и пою, одна
женщина подходит: «Ой, да вы артист». Я, коненчо, никакой
не артист, просто любил тогда петь. Даже в самой трудное
время, под Старой Руссой запевал.

Война закончилась, а служба продолжалась. Как объяснял
сам Александр Иванович, в его подразделении офицеров не
было, вот и пришлось лямку армейскую тянуть. Но,
думается, причина не только в том, чтобы надо было
сохранить огромные вооруженные силы, хотя и в этом был
резон. Демобилизовать колоссальную армию недолго. А
чем людей занять? Ведь каждого государство должно
обеспечить работой, предоставить достойную жизнь. Ну не
предлагать же иным фронтовикам автомобильным извозом
заниматься, как сейчас практикуется. В общем, еще три
года служил Александр Ширшов.

Домой направился, а родители уже на Сахалине. Куда еще
ехать, как не к ним? Здесь и женился,
к своей работе вернулся, вновь стал электриком.
Однако к острову все-таки душой не
прикипел. Как-то в их район приехали
специалисты из Сибири, точнее из строящегося
Ангарска. И давай один из них рассказывать
про то, какая там тайга, какие богатства, какие дела
вершат. А ягоды, грибы! У вчерашнего фронтовика глаза
разгорелись. Все, едем. Но на работе по другому к этому
отнеслись. «Как едешь, ты ж коммунист. Мы тебя с учета не
снимем.» Пошел в райком и там то же: «Забудь про
Ангарск.» Вот как держались тогда за рабочего человека. И
не только на острове, где не всегда нормальная погода
была, а и в целом по стране. Но это к слову. Может,
так и осел бы Ширшов на Сахалине да у командировочного из
Ангарска оказались большие полномочия. Он имел право
набирать людей и помогать выезжать. С этим в райкоме
поспорить уже не могли.

Слушаю Александра Ивановича и недоумеваю. Ну ладно,
юношу, изнеженного городской квартирой, родительской
опекой еще можно понять, когда тому вдруг захотелось на
свободу, на простор. Но тебе почти тридцать, кадровый
рабочий, не избалованный судьбой, фронтовик, за которым
смерть гонялась, сколько в госпиталях провалялся. На
смену юношескому романтизму должен прийти уже жесткий
прагматизм, ирония, скепсис. Но таково видно, было, то
время. Время надежд, свершений и время романтики. В 1952
году он двинулся с женой в дальний путь.

— А где же этот Ангарск? — недоумевал Александр
Иванович, когда, не разобравшись, сбросил узлы с поезда.

— Это Китой, парень, Ангарск позади, — сказал кто-то на
перроне.

Чертыхнулся — и на вокзальную площадку. Там грузовички
стояли.

— Едем через Ангарск. Если надо — довезем.

Это сейчас прежде чем в машину залезть с тебя «стольник»
потребуют. Тогда все было проще. Жили беднее и
бескорыстнее были.

Куда везти? Назвал улочку и в шесть тридцать утра
оказался у человека, с которым когда-то встречался,
который просил обязательно побывать у него, дал свой
адрес. Подъезжают к дому, а тот на на работу собирается.
Обрадовался. Живи у меня, а сейчас — на
комбинат (Ангарский нефтехимический), покажу его тебе.
Показал. Не теряя времени, отправился Александр Иванович в
отдел кадров. Документы его посмотрели и сразу: «Что вы
будете ходить туда сюда. Оставляйте все, направляем вас
электриком в цех полукоксования. Идите в цех.» Пошел. А
там вместо цеха одни кирпичи.
Коробка есть, оборудования нет, еще смонтировать его
предстояло. Только в следующем 1953 году это сделали. С
этого и началась уже другая, ангарская биография Ширшова.

Что такое Ангарский нефтехимический 50-х годов? Химия,
газы, где-то кислота из цистерны пролилась, невыносимые
порой запахи. Иного обывателя не то что не прельщало, а
даже отпугивало то огромное предприятие. Но комбинат
работал, развивался, в том числе и цех полукоксования.
Ширшова назначили оператором электрофильтров. Пустили
производство, а неполадков хоть отбавляй. Инженеры,
конструкторы головы ломали над тем, как устранить их. И
Ширшов не мог стоять в стороне. Сколько
рационализаторских предложений внес. Их принимали. И не
только на своем производстве использовали, на других
родственных предприятиях нашли они применение. Даром что
ли потом звание «Отличник нефтеперерабатывающей и
нефтехимической промышленности» присвоили.

25 лет отдал Александр Иванович Ширшов этому цеху и ведь
не скажешь, что здоровье у него железное. Другой раз
голова закружится, чуть ли не в обморок падал. Это потом
уже врачи скажут: хватит. Что его держало там? Ну уж
наверное не сверхзарплата. Да и не было таковой. Всего-то
и получал рублей 180, ну там премиальные, квартальные
давали, не без этого. Для обывателя здоровье дороже любых
денег. Но он-то делом увлекался. Все стремился, чтобы
производство было более эффективным и менее вредным. По
технике безопасности вносил рацпредложения.

Именно бескорыстность, преданность делу вызывали у
окружающих уважение, доверие. К нему как бы невзначай
могли подойти рассказать о себе, о своей жизненной
ситуации, узнать его мнение. Сам же Ширшов не мнил себя
знатоком, всеведующим, говорил, что думал. Правда, кое
кто пытался воспользоваться его бескорыстностью. В то
время все мы жили нелегко. Сказывались последствия войны,
но об Ангарске у государства забота была особая.
Возводился город, строилось жилье для рабочих. А Ширшов
уже шесть лет проработал на комбинате, однако своей крыши
над головой, точнее, хорошей благоустроенной квартиры не
имел. Но худо-бедно очередь двигалась, вот уже летом
должен получить. Но однажды вызывает его директор завода
и с извиняющейся улыбкой говорит:

— Александр Иванович, мы знаем вас как очень честного
человека. Получилось так, что с запада приехали молодые
специалисты, они нам очень нужны. Не смогли бы уступить
им свою очередь? Очень прошу вас. Осенью будем сдавать
дом — там и получите.

Вздохнул Александр Иванович. Раз надо так надо. Домой
пришел — все как на духу жене поведал. Горько стало
супруге. «Ну ты сам посмотри, мама у нас старая, чувствует себя
неважно. Зачем отказался?»

Осень подходит — обещанный дом не сдают, вот уже ноябрь
наступает, декабрь. Снова вызывают к директору. Тот аж
извивается:

— Вы уж извините, но положение резко ухудшилось, не
сможем сейчас дать квартиру.

Уж на что терпеливым и с пониманием был Александр
Иванович, но тут сорвался:

— Я что, один на комбинате!? Нашли крайнего!

Выскочил из кабинета и хлопнул дверью. Куда идти, кому
жаловаться. С гневом и возмущением отправился в партком.
Выслушали его.

— Да? Он что, сдурел там?!

— Не знаю. Идите сами и выясняйте!

Через две недели слышит по громкоговорящей связи:

— Александр Иванович Ширшов, зайдите, пожалуйста, в
профком. Александр Иванович, зайдите в профком!

«Ну что они опять выдумали?» Но пошел все-таки. Перед
ним развернули какую-то схему и сказали: «Вот план дома,
который сдают, выбирайте, какой этаж удобнее, второй,
третий или четвертый».

С молодыми журналистами, бывшими ангарчанками Ольгой
Шиловой и Леной Перетолчиной мы сидели как раз в той
самой двухкомнатной квартире. Высокий потолок, просторная
комната. «А ведь тогда очень хорошо строили жилье в
Ангарске, — вспоминает одна из девчушек. — Мой папа
через три года получил». «И мои родители тоже быстро
справили новоселье,» — вторит ей подруга. В Иркутске
было сложнее заиметь вот такую бесплатную квартиру, по
себе знаю. Хотя и получали. Да, государство в первую
очередь заботилось о тех, кто был на переднем крае.

Беседуя с 80-летним ветераном, мы невольно задали
вопрос: после 58-го года не было попыток расширить
квартиру, переселиться в более просторную?

— А зачем? — удивляется Александр Иванович. — Меня и
эта устраивает.

У каждого из нас свои запросы, свои представления о
благополучии, счастье. Пользуясь сегодняшними
стандартами жизни, можно сказать, что он имел немалые
возможности для решения того вопроса. Хотя такой
проблемы, наверное, не ощущал. Что касается
возможностей… Девчата попросили альбомы с его
фотографиями, памятные документы. А он:

— Сейчас достану, а пока посмотрите книги об Ангарске.

Листаем одну из них — она с дарственной надписью автора
и посвящена легендарному министру среднего
машиностроения, Славскому. Из этой книги узнаем, что
Александр Иванович почетный гражданин города Ангарска.
Вот это да! Что же он сам об этом не поведал?

— Ах, ну да, конечно, — отвечает на наш вопрос
Шииршов. — Я был третьим почетным гражданином Ангарска.
Первым — строитель Файзулин, вторым — генеральный
директор Ангарскнефтеоргсинтеза Блудов, третьему мне
присвоили это звание.

Он трижды избирался депутатом областного Совета народных
депутатов. Это непросто. Надо делом доказать, что ты
достоин того. Не раз избирался секретарем первичной
партийной организации, был членом парткома многотысячного
комбината, народным заседателем в городском суде. Такие
посты, такие должности. При желании мог бы столько себе
выхлопотать. А у него, оказывается, машины личной даже не
было. Но, может быть, потому и избирали его, что видели:
совершенно некорыстный он человек. А увлечения у него
были. Любил отпуска в поездках по стране проводить, как
бы снова знакомился со страной. Одесса, Северный Кавказ,
прибалтийские республики, Москва, Ленинград…

Александра Ивановича мы посетили в не самые простые дни
для него. Не столь давно скончалась жена. Решил послать
сестре телеграмму и сообщить. Она на Украине живет, можно
сказать, в другом государстве. Долго думал, как составить,
чтобы ясно и недорого было. Подал в окошечко — 123
рубля. «Эх, милая, — выдохнул в ответ ветеран. — Раньше
я за 120 рублей в Крым на самолете летал и обратно,
а теперь такую сумму надо за несколько слов отдать».

Восемьдесят лет. Нет рядом супруги, которую обожал.
Ушли в мир иной другие близкие. От всего этого немного
грустновато и нам, только что познакомившимся с ветераном
Ангарского нефтехимического комбината. Хотя, узнавая
некоторые эпизоды его жизни, удивляешься. Столько сил и
здоровья отдал вредному производству, врачи ясно сказали:
«На пенсию!», а он, чуть побыв на заслуженном отдыхе,
устраивается работать в РСУ, трудится в другой
организации — электриком в Доме культуры «Нефтехимик».
Только в 74 года отошел окончательно от производства.

Раньше к нему часто обращались школьники, пионеры, что-то
брали у него для музея. «В детсаде только появишься при
параде, в медалях — ребятишки со всех сторон облепят.
Деда, расскажи про войну». Сейчас это духовное, это
сокровенное почему-то отходит на задний план. А на
производстве его не забывают. По линии компании ЮКОС
предоставляют бесплатные путевки в санаторий,
ежеквартально премии выдают, иногда подарки, на
торжественные мероприятия приглашают.

— Но жизнь проходит, — как-то виновато разводит руками
Александр Иванович.

Вместе бросаем взгляд на ту самую фронтовую фотографию из
далекого 42-го. Она в рамке, приставлена к стене, видимо,
любимая. Шапка набекрень, чуть лукавый насмешливый
взгляд, слегка припухшие губы и почти девичьи щеки. Как
молоды вы были! Но какое сходство спустя 60 лет: та же
лукавинка в глазах, усмешка, те же припухшие губы. Такое
редко бывает. Но прежде всего у тех, кто прожил жизнь
честно, чьи помыслы всегда были чисты.

Вместе с Леной Перетолчиной выезжали из Ангарска по
другому уже маршруту.

— Ой, вот школа, в которой я училась, — показывает она на
огромное здание, утопающее в зелени. — А вон там должен
быть мой дом, такой же просторный, как у Александра
Ивановича. Это стадион «Ермак»…

Да, жизнь проходит. Но после одних остается память только
у родственников. После других остаются заводы, школы,
города. А также память и благодарность целых поколений.
Жизнь проходит, дела остаются.

НА СНИМКЕ: ветеран Великой Отечественной войны, почетный
гражданин Ангарска Александр Иванович Ширшов.