Так я заочно познакомилась с Евгенией Ивановной и кошмарной
историей под названием «Наркомания сына». Эта история
— дьявольская западня. В ней, как в захватывающей пьесе,
есть стремительная завязка, кульминация и падение в
финал, больше похожий на черную дыру. Ежедневно на подмостки
жизни играть этот сюжет выходят сотни новых исполнителей.
Мельпомена-судьба словно говорит им: «Слезами платите,
слезами и приму, в моих глазах их курс не обесценен…».

Дневник Евгении Ивановны начинается 2 февраля 2001 года:

«Я еще не верю, что в наш дом вошла беда, хотя Костя
сильно изменился. Закрывается в комнате, все время молчит.
Я чувствую, что ему даже неприятно встречаться со мной
по утрам. На занятия в институт уходит с недовольным,
оскорбленным видом. Вчера в ванной я заметила на рукаве
его белой рубашки пятнышко крови. Тогда я ни о чем не
подумала, но вечером Костя уснул и забыл выключить свет.
Я зашла в его комнату. Сын лежал на спине, рука была
откинута. В районе локтевого сгиба я увидела следы от
внутривенных уколов. Внутри все помутилось. Мой Костя
колет наркотик».

3.02.2001 г.

«Вечером я взяла его за грудки. Долго трясла, как грушу.
Очень похож на отца, этим его не проймешь. Сказал, что
я сумасшедшая, что он колет с ребятами рибоксин для
поддержания силы. Звоню Елене, она врач, спрашиваю:
возможно ли такое? Елена говори, что вряд ли. Костя,
Костя, что ты творишь?

7.02.2001 г.

«Несколько дней молчали, будто ничего не случилось.
И тут я обнаружила, что пропали две серебряные ложки,
все, что осталось от родителей. Значит, на очереди золотая
цепочка, браслет, картина, а потом ковер со стены. Впервые
говорили с сыном откровенно. Он сказал прямо: да, я
колюсь. Полмира колется, и нечего рвать на себе волосы.
Да, это очень плохо, очень страшно, это дорога в один
конец. Но никаких нравоучений он от меня не потерпит.
Это аб-со-лют-но бесполезно. Он сам хозяин своей судьбы.
А как же я? Он обрекает меня на немыслимые страдания.
Я не могу это пережить. Был бы жив отец…»

21.03.2001 г.

«Черный день. Все дни черные, но этот — страшный. Я
шла по улице и вдруг увидела, как из автобуса выволакивают
парня. Он совершенно бесчувственный. Люди побежали за
«скорой». Я всматриваюсь и с ужасом обнаруживаю, что
это Костя. Кидаюсь к сыну. Около него хлопочет какой-то
мужчина. Отойдите все, говорит, это наркоман, у него
передозировка. Толпа отшатывается как от зачумленного.
Я приподнимаю Косте голову и кричу: «Врача!». Подъезжает
«скорая». Слышится: кома. Косте надевают кислородную
маску. Женщина чертыхается, не может найти вену. Наконец
задышал. Как хорошо, что я оказалась рядом! Автобус
с пассажирами и «скорая» уехали. Мы остались на асфальте
никому не нужные».

20.04.2001 г.

«Костю выписали из наркологического диспансера. Никаких
гарантий. За это время я пообщалась с врачами и всеми,
с кем только можно. Основной вывод: эта гадость медикаментами
почти не лечится. Даже если удается на время в стационаре
снять физическую зависимость, есть еще зависимость психологическая.
От нее отойти гораздо сложнее. Мировая статистика ничего
не обещает, только три-пять процентов больных справляются.
Средняя продолжительность жизни хронического наркомана
— от 5 до 10 лет. Пятьдесят процентов из них ВИЧ-инфицированы,
и почти у всех гепатит. Костю проверили, слава Богу,
ничего этого пока нет. На руки выдали выписку. Поразила
фраза обследования у невропатолога: «Устойчив в позе
Ромберга». Листала справочник. Поза Ромберга — это
когда закрываешь глаза и вытягиваешь вперед руки. Мы
так играли раньше в жмурки. А они теперь в ночи идут
к своему концу».

3.08.2001 г.

«Костю исключили из института, причем уже давно. Я не
знала. Не удивилась, к этому все шло. Он где-то пропадает
целыми днями. Узнала, что доза героина стоит 100 рублей.
Где берет деньги? Из дома выносить уже нечего. Вчера
пришел и чешется. Я думала, чесотку подхватил, но это
была стекловата. В подвалах сидят. Я сказала ужасную
вещь: «Сынок, колись дома, пока мы что-то не придумали».
Он уронил голову мне на грудь: «Мама, прости, я довел
тебя, но я выберусь, обязательно выберусь». Это был
первый разговор, когда я почувствовала в нем желание
спастись».

9.12.2001 г.

«Оказывается, огромное количество чиновников занимается
проблемой наркомании: медики, психологи, социальные
педагоги. В судах крутятся дела несчастных наших детей.
«Заметают» за хранение наркотика, хотя это всего лишь
доза, оставленная про запас. Наркоторговцы остаются ни
при чем. Дошли уже до того, что цыгане продают героин
в киндер-сюрпризах. Везде нравоучения: наркоман их
не воспринимает. Ему нужно другое. Недавно я прочитала
слова одной монахини из окружения нашего патриарха:
«Выбора человеку не надо, если он не дорос, человеку
нужна колея, и это совсем не стыдно». Где найти эту колею?
Косте надо обратиться к Богу. Думаю, это последняя наша
надежда. Я и сама очень грешна, очень. Это кара.

20.12.2001 г.

«Сегодня день рождения сына. Испекла его любимый пирог.
Поел, потом ушел, снова не сказал, куда. Стал очень
худой, куртка старая, но там, где он бывает, новое носить
нельзя. С деньгами стало совсем плохо. Моей получки
катастрофически не хватает. На работе узнали, что у
меня сын наркоман. Начальник сказал: «Надо как следует
его выпороть, потом приковать наручниками к батарее
и так держать месяц на хлебе и воде. Вся дурь выйдет».
Я промолчала.

11.01.2002 г.

«Очень надеялась на программу «12 шагов» в группе анонимных
наркоманов. Костя, как мне показалось, тоже шел с надеждой.
Самое главное, он увидел тех, кто выздоравливал. Он
поверил, что это сделать можно. Программа очень хорошая,
но сын бросил туда ходить. Не знаю, почему. Ходила,
разговаривала с теми, кто сошел с иглы.

5.02.2002 г.

«Беда сблизила с бедолагами-родителями. Оказывается,
мы, близкие наркоманов, называемся созависимые и тоже
нуждаемся в помощи. Ведь мы не живем, мы подвешены над
костром своих страданий и тоже медленно умираем.

Вчера я Косте сказала: «Давай бросимся вдвоем с моста».
Он испугался, мать такое говорить не должна. Но у меня
неприятности на работе, от меня ушли друзья, я плохо
одета, дома скопилась пыль. Сын лежит на диване и пускает
слюни. Иногда мне кажется, что это чужой человек. Хватит
ли сил?»

5.05.2002 г.

«Все-таки Бог есть! За небольшие деньги, которые я заняла
у друга детства, отправила Костю в реабилитационный
центр. Он небольшой, в нем всего три воспитателя из
бывших наркоманов. Режим почти казарменный. Первые две
недели сказали не приезжать. Сыну предстоит привыкнуть
к отсутствию индивидуальной свободы. С шести утра до
одиннадцати вечера каждая минута расписана под коллективные
полезные занятия. Применяется система неослабленного
контроля друг за другом. Каждый знает, что в любую минуту
его могут проверить на реакцию зрачков, наличие налета
на языке. Если Костя все выдержит, то станет неофитом,
то есть новорожденным. А после надо найти ему интересную
работу и, если повезет, девушку, чтобы понимала его».

10.06.2002 г.

«В пустой квартире я почти счастлива. Мой сын лечится!
Центр ему поможет. У них там на двери — слова Иисуса:
«Входите тесными вратами; потому что широки врата и
пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими;
потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь,
и немногие находят их».

20.08.2002 г.

«Костя не кололся почти три месяца. И тут ему позвонили,
что его друг Гриша умер. Это страшный друг, он втянул
моего сына в проклятое зелье. Смерть нашел тоже страшную:
выбросился с восьмого этажа. Костя ушел на похороны.
Ночевал где-то, позвонил только в пять вечера следующего
дня, сказал, что сорвался. И если я хочу, то он исчезнет
из моей жизни. Нет слез, нет ничего, я сама ослабела.
Умру я, что будет с ним? Костю ждут только тюрьма и
морг. Если бы он мог пожить еще в реабилитационном центре,
но не пару месяцев, а год-два. Быть может, это его спасло
бы».

15.12.2002 г.

«Костя лежит в больнице с гепатитом. Он плох. Нужна
диета. Надо на рынок. У меня давление. Дойду ли до рынка?
Милый Толя, видишь ли ты меня на небесах?»

На этом дневник оборвался. Когда Константин пришел за тетрадкой,
я спросила: «Мама сама дала вам дневник?»
«Мамы больше нет», — прошептал он.

После похорон Костя еще ни разу не укололся. Срок небольшой,
он он верит, что сумеет порвать с героином. Ломку пережил.
В сердце огромное чувство вины перед мамой. Дома все
напоминает о ней. В тот роковой день она пошла в магазин
и упала. Ее подобрали соседи на лестнице.

Привожу выдержки из дневника Евгении Ивановны без ее
разрешения, теперь она уже дать его не может. Это исповедь
материнского страдания. Что будет с Костей — не знает
никто. Сейчас он хочет вступить в наследство и обменять
трехкомнатную квартиру на однокомнатную, чтобы отдать
долги и снова уехать в реабилитационный центр. Он по-прежнему
бредет в ночи, как слепой, с вытянутыми вперед руками.
Бредет туда, где брезжит едва уловимый свет. И он чувствует,
как эту ниточку между тьмой и светом крепко держит его
мама.

Поэтому он идет, ему нельзя останавливаться.