Застольная рапсодия

Это было давно, а кажется, совсем недавно, хотя прошло пятьдесят
лет… С командировочным удостоверением, напечатанным
на газетной бумаге, удостоверяющим заодно и мою личность,
со штампом «газета «Советская молодежь», орган обкома
ВЛКСМ», направлялся фотокорреспондент Эдик Брюханенко
подготовить материал о кандидате в депутаты Верховного
Совета СССР, доярке колхоза имени Ленина.

Пока ехал поездом, в район позвонили: едет журналист,
встретьте, организуйте работу… К поезду приехал на
лошадке в санках румяный комсомольский вожак. Сам одетый
в добротную овчиную шубу, он привез еще два козьих тулупа
для корреспондента. Дорога в колхоз была длинной.
Мороз, поскрипывали санки, трусцой бежала лошадка… Первая
остановка всего километров в шести от станции. Заходим
в избу погреться. А там гостеприимная хозяйка сразу
приглашает к столу. На огромной сковороде яичница из двух десятков
яиц с шипящими свиными шкварками, соленое сало,
капуста, огурцы. На стол ставят «четверть». Я первый
раз в жизни услышал о самогоне и увидел в трехлитровой
посуде. Попробовал. Понравился. На пути до центральной
усадьбы были еще остановки, и все повторялось — та же
бутыль, те же закуски, только менялось число яиц на
сковороде… Доехали до места «тепленькие», но и там,
у председателя, застолье продолжалось: как-никак доярка
избирается в высший орган государственной власти. Вот
так я принимал первое свое крещение фотокора.

В знак благодарности за гостеприимство я сделал интересные
снимки, а заодно и помыл несколько коров для съемки. Доярка
оказалась красивой приветливой девушкой.

Провожали меня весело, с теми же остановками. Вот тогда
я узнал вкус своей будущей профессии и полюбил ее на
всю жизнь.

Две Маруси

Я взрослел, набирался житейского и профессионального
опыта. Любил ездить по командировкам. Привозил оттуда
не только снимки, но и незабываемые впечатления.

Еду с делегацией Иркутской области, командированный
«Восточкой» в соседнюю, Кемеровскую. В те годы наши области
соревновались, соревнования были не простыми — социалистическими.
И представьте, как Кузбасс принимал своих гостей. Были
застолья, обеды и ужины… Но когда члены нашей делегации
разъезжались по шахтам и разрезам, хозяева предупредили:
«Питайтесь только в горняцких столовых — там
лучше готовят». Столовые в городе Прокопьевске напоминали
парикмахерские. Горняки к обеду употребляли одеколон,
некоторые разводили одеколоном шампанское. Представляете
коктейль?! Одеколон «Кармен» здесь окрестили «Марусей».
Да, да, так в парфюмерном магазине и просили у продавцов:
«Душечка, дай нам две-три «Маруси». После обеда вокруг
нас еще долго витал запах одеколона. И все-таки попробовать
этот коктейль пришлось, и не только для интереса. Шахтеры
угощали, а не попробуешь — значит, не уважаешь!

Вот так советский гражданин всю жизнь изворачивался,
преодолевал сухой закон, боролся с алкоголем…

Чем закончилось соревнование наших областей?

Цветы таежные

Заканчивалось строительство Иркутской ГЭС. Электрический
ток стремительно хлынул по проводам в наши квартиры.
Имена почетных строителей увековечены на мемориальных
досках. Гидростроители разъезжались на Братскую, Красноярскую
ГЭС, а особые патриоты-романтики двинули на Вилюйскую в Якутию.

На Вилюйской ГЭС, куда я прилетел, пока ничего не было.
Угрюмая река, нехоженая тайга. Несколько домиков на
берегу, засыпнушек, землянок, палаток. Но было уже название
определено — поселок Чернышевск, которому суждено было
стать городом.

В качестве фотокора ТАСС я первым из журналистов прилетел
на Вилюй. Здесь в то время горстка строителей пробивала
дорогу к реке, где должны были развернуться основные
работы. Фотографирую бригаду бульдозеристов. Сажусь
на пенек, чтобы записать имена первопроходцев. Меня спрашивают:
«А вы Иркутскую ГЭС снимали?» — «А как же, я иркутянин»,
— не без гордости заявляю. Мы вспомнили имена иркутских
строителей. Один из них, Евгений Никанорович Батенчук,
на Иркутской ГЭС был главным механиком, а здесь стал
начальником строительства.

Ребята бросают работу. Человек десять забираемся в трактор
и едем в поселок. Чувствую: мужики «соображают» выпить
за встречу. Знаю: в магазине ничего нет. Накрывают
стол. Хлеб, сало, консервы и венец всей закуски — огромная
луковица. Появляется бригадир. В его руках беремя зеленых
коробочек — духи «Каменный цветок». Говорю: «Ребята,
это же бешеных денег стоит! Помню, студенческой стипендии
на одну коробочку не хватало». «А ты что, денег не видел,
корреспондент? На, посмотри!» Поднимают матрацы один,
другой, а там пачки денег. «Вы же умрете!» — я продолжаю.
Тогда мне предлагают заглянуть под нары. А там десятки
ярких зеленых коробочек с белым атласом внутри. «Мы
ими елку собираемся на Новый год в лесу нарядить», —
говорит бригадир.

Садимся за стол. Берем по флакончику. Из него в кружку
20-30 капель не наливается. Можно только
в себя вдохнуть. Так что «бутылки» хватает на пять-шесть
тостов-вдохов. После первого вдоха — противно, после
третьего — уже весело…

Что говорить, ОРСу (отдел рабочего снабжения) невыгодно
возить самолетом водку, она вес и объем имеет. А вот
вместо одной бутылки пять «Каменных цветков» привезти
можно. А зачем думать о людях, когда план выполнять
и перевыполнять надо? За это и премию дают.

Каша под градусом

Арктика обыкновенная. Командировка на край света, в
ледяную заснеженную пустыню. Сижу на маленьком аэродроме.
Погода нелетная: пурга. В металлическом тесном вагончике,
где помещался диспетчер со своей аппаратурой, нас собралось
больше десяти человек. Это экипажи АНов и ИЛов, технари,
служащие аэропорта и я. Ждем погоды два-три дня. Я чувствую,
что скоро помру от безделья. Вот бы сейчас бутылочку для
разрядки. Каждый из нас об этом подумывал. А где ее
взять у берегов Ледовитого океана? Летчики друг друга
подзуживают: «Давай, командир, неси из НЗ». Взять бутылку
спирта, предназначенного на особый случай, из неприкосновенного
запаса — что Родине изменить. Уговорили! Несет командир
бутылку питьевого спирта, настоящего, 96 градусов. Но
как его на всех разделить? Тут я вспомнил: один зэк
рассказывал, когда дорогу Тайшет—Лена строили, он работал
в санчасти, а там 200 граммов спирта для уколов на целый
год давали. И тогда в день праздника Великой Октябрьской
социалистической революции сто граммов наливали в
миску с кашей. И только самым лучшим доставалось по
ложке-две…

Я предлагаю сварить три пачки перловой каши и налить
в горячую кастрюлю спирта. «Не слушайте этого ненормального
журналиста». Но меня послушали. Поднимая ложки с
горячей кашей, приятно пахнущей спиртом, мы ели ее
за дружбу, за погоду, за успехи и удачи. После
первой ложки мороз пробежал по телу, после второй — мы
заулыбались, после третьей — громко заговорили, после
четвертой — запели. Дальше не помню — после пятой
ложки я уснул.

Много лет в Арктике рассказывали об этом застолье: о
выпивке с горячей кашей. Вот так я поднимал репутацию
советской прессы.

Ночная экскурсия

В одном строящемся городе у нас в Приангарье намечалось
событие, и в небольшой гостинице собрались журналисты
всех мастей и рангов. Засиделись за полночь. Выпивки,
как всегда, не хватило. Магазины закрыты.
Местный газетчик приглашает всех желающих пройтись на
экскурсию по ночному городку. Дома все одинаковые, панельные
пятиэтажки. Шумит лес. Одна мысль: как найти дорогу
обратно. Большой компанией мы приходим в квартиру на
пятом этаже. На лестничной площадке милиционер. Я подумал:
газетчик пошутил и привел нас в вытрезвитель. Оказалось,
наоборот. Нас представили — центральная пресса, и она
очень хочет выпить!

Кухня квартиры напоминала химическую
лабораторию. Бачки, трубки, стеклянные емкости,
была даже рама от велосипеда и, конечно, змеевик, уходящий
в верхнее окно между кухней и ванной. Нам показали выход
готовой продукции, и тут же, естественно, предложили попробовать.
Самогон тек струйкой в очередной резервуар. «Мини-заводик,
— подумал я, — вот почему охрана в подъезде». И все
дали честное журналистское слово никому об увиденном
и опробованном не рассказывать. Я это делаю, потому
что прошло много лет с тех пор. Сегодня нет надобности
изобретать подобные аппараты. С водкой у нас, наконец,
все решено — сколько хочешь и когда хочешь. Добился,
наконец, наш человек «питьевой» свободы. Покупай и пей,
сколько захочешь. Только не теряй голову и работу выполняй.
На днях в магазине возле своего
дома я подсчитал только белой водки 37 наименований…

Жизнь или смерть

Такое не забывается. Кроме своих бесчисленных командировок
по стране, я еще и свои годичные отпуска использовал
для съемок. Один из них посвятил Витиму, «Угрюм-реке».
Хотелось проплыть по местам, описанным в романе Вячеслава
Шишкова.

От местечка Романовка, что у истока этой реки, я проплыл
на карбазах, лодках, катерах, плотах до Бодайбо несколько
сотен километров. Взял с собой, кроме тяжелой аппаратуры,
еще и рюкзак спиртного. Местные говорили: «Много встреч
будет, много хороших людей увидишь. Ты угостишь, и тебе
люди добро сделают». Так и было. Конечно, моих запасов
не хватило.

Меня высадил катер на самом красивом месте. Капитан
представил меня. Вот вам московский корреспондент, любите
и жалуйте. Любовь и теплоту я почувствовал сразу. Хозяин
жене говорит: «Мать, у нас ничего выпить нет?» «Помнишь,
начальство приезжало — все и выпили», — говорит супруга.

Хозяйка посылает нас погулять на полчасика по берегу.
Говорит: я что-нибудь придумаю. Мы пошли вниз к реке
по ветхой лесенке. С нами двое детей пяти-шести лет.
Нас едят комары. Я буквально умираю от
укусов, если бы рядом не сосны да ели, можно было подумать,
что это все в джунглях. Таких укусов я не испытывал
во всей необъятной Сибири. Хозяин в догадках: что же
хозяйка может сварганить? Жмых растворяли, табак настаивали,
таежный корень заваривали, самогон давно выпили. Через
полчаса мы вернулись в домик. Стол был накрыт. Всех
сортов рыба, дичь, соления, котлеты из медвежатины…
Посредине стола деревянный логушок-бочоночек с квадратной
пробкой. В доме были стаканы и стопки, но содержимое
мы наливали в стеклянные пол-литровые банки. Хозяйка
пригубила, а мы выпили по полной. Жидкость казалась
совсем без градусов, матово-голубоватая, кисло-сладкая.
Налили по второй. Выпили мы или нет, не помню… Очнулись
на вторые сутки, лежа на полу на медвежьей шкуре. Я,
щупленький интеллигент, и таежник рядом (его одно плечо
это моих два, а на его ладонь можно было уместить моих
четыре). Глаза мы открыли одновременно. Над нами стояла
хозяйка. Скрестив руки, она поливала нас такими словами…
Одно приличное выражение могу воспроизвести: «Что, суки,
живые, а у меня все поросята передохли!»

Когда мы ушли на берег, хозяйка спустилась в подвал,
набрала картофельных отростков, быстро пропустила их
через мясорубку, залила родниковой водой, присыпала
сахаром. Поросятам, конечно, достались отжимки. Кто
поймет, что это было, скажет: суждено было ребятам выжить
и жить долго!

Все это не о выпивке, это о проявлении человеческих
чувств — способны на такое только мои земляки. Наверное,
потому и живут долго.