Богдан Владимирович — единственный в коллективе заслуженный
артист России. Легендарный Харон из «Орфея и Эвридики».
Почему легендарный? Потому что он пел Харона в той,
первой, постановке (Марка Розовского).
И поет его сейчас, во второй уже постановке (Владимира
Подгородинского). А это ни много ни мало 28 лет!

— Журбин говорит, что за Харона меня надо занести в
Книгу рекордов Гиннесса (смеется): больше трех тысяч
спектаклей сыграл. У Пети Пчелинцева есть «талмуд», куда
он все тщательно записывает; он нам, например, объявляет:
«Так, завтра играем тысячу пятисотый спектакль!» Кстати,
Петр, художник по свету (свою работу он именует светоживописью),
тоже из того самого первого состава, он пришел в
«Поющие гитары» в 1975 году да так и остался…

А еще Богдан Вивчаровский — завтруппой. Или, как он себя
называет, «помощник худрука по трупам». В труппе
все могут выполнять любую работу. Скажем, худрук Подгородинский
может быть и администратором, и завлитом, не говоря о том,
что еще он режиссер-постановщик всех
спектаклей. Среди артистов нет звезд и «звезданутости».

— Это Понаровская и Асадуллин были единственными
в то время исполнителями
Эвридики и Орфея. А у нас два Орфея, три Эвридики, два Иисуса…
Вы видели: Дяденистов вчера пел Иисуса, а сегодня
танцует в массовке скомороха (в сказке)… И все так.
Сегодня ты — главный, завтра — в массовке, но ты обязан
делать любую работу стопроцентно хорошо.

Вивчаровский пять лет работал в «Дружбе» Александра
Броневицкого.

— Там мне всегда отводилась роль патриотического, «политического»
певца, потому что я голосистый: учился в консерватории
на оперного певца.

Но мне хотелось не подпевать, а сольно выступать. Думал,
что если есть голова на плечах и голос, все получится.
Оказалось, что нет. Если за тобой не стоит «толкач»
со связями (теперь его называют продюсером), это
гиблое дело. Как, впрочем, и сейчас. Правда, сейчас
еще хуже. Если раньше артисту платили за выступление
на радио, за съемку на телевидении, то сейчас наоборот —
он платит… В общем, я испугался и «вскочил» в «Поющие
гитары». С художественным руководителем ансамбля Васильевым
мы работали еще в «Дружбе»…

«Орфей и Эвридика» (тогда говорили не «рок-опера», а
«зонг-опера») — это было свежо, ново! И для публики,
и для нас, музыкантов «Поющих гитар». Изменился наш
состав. Те, кто был на первых ролях в ВИА (Женя Броневицкий,
это брат Александра, Саша Федоров, Валера Цакадзе), по специфике голоса не
могли стать «Орфеями». Между ВИА и рок-оперой — большая
разница. Все совершенно по-другому! Новая драматургия.
Певцу надо нести образ на протяжении всего спектакля…

Такой был ажиотаж, такой «лом»! Везде — в Белоруссии,
на Украине, в Сибири — фантастический успех, популярность.
Это было очень зрелищно. Мы тогда впервые применили
станок на сцене: каждый персонаж — как на ладони, не
скроешься друг за друга.

Мы работали по 12 дней в одном городе, во Дворцах спорта,
на стадионах, где собиралось больше 10 тысяч зрителей!
В Киеве, например, во Дворце спорта я забрался
на верхний ярус посмотреть: бог мой, где там Орфей? где
Эвридика? — без бинокля ничего не видно…

«Орфей» шел, первое время мы назывались еще «Поющими
гитарами». А параллельно занимались другими постановками:
«Фламандская легенда», «Ференцо»… Это были уже музыкально-драматические
спектакли. Почему мы позже и переименовались в театр
«Рок-опера». Не было уже старых «Поющих гитар» а ля
«Битлз»… Пришел Подгородинский — ставить «Юнону»
и «Авось»… Рыбников приехал в Ленинград, зашел к
нам, послушал нас: «Господи, прекрасные голоса!»

А в 1999 году Владимир Иванович поставил своего «Орфея»,
дал ему новое звучание. Теперь опера начинается
там, где заканчивался миф. Когда ставил Розовский, Орфей
побеждал. Харон кричал ему: «Иди и не оглядывайся, Орфей!»
Он не оглянулся и победил. А здесь, в новом варианте,
он оглядывается и превращается в Харона…

Когда на телевидении была передача, посвященная нашему
пятисотому спектаклю, нас спрашивали, чем объяснить,
что он так долго держится, не разваливается… Димитрин
сказал с удивлением: «Ничего не понимаю!». «Секрет», наверное,
в том, что ни у кого из нас не было театрального образования,
никто не делал гротесковых поз, не было штампов. Каждый
ощущает себя в роли, самообразовывается, находит что-то
новое. Поэтому спектакль не умирает, а становится все
лучше и крепче.

Мне 63 года. В моем возрасте в таких
коллективах не работают. Но сейчас я пою лучше,
чем в молодости. Опыт и понимание, к сожалению, приходят
позже, с годами. Конечно, слежу за собой, держу себя
в форме. Прошу нашего художника: «Дай мне свободу, сделай
костюм на два сантиметра пошире». Алла спрашивает: «Зачем?» —
«Еду в отпуск во Львов. Там у меня мама, два брата,
невестки вкусно готовят». — «А ты не жри! — говорит. —
Я хочу, чтобы ты хорошо выглядел». Сейчас вот я обедал
и все, что было на тарелке, не съел, потому что вечером
спектакль.

— Вы — заслуженный артист России. В рок-музыке это,
наверное, беспрецедентный случай.

— Да уж… (Улыбается).

— Когда получили звание? К своему юбилею (60-летию)?

— Нет. Два года назад. Мои документы все застревали
в Администрации Президента. Проходили все управления
и Министерство культуры, а «там», у Ельцина, непонятно
почему, решение не принималось. Может быть, потому что я украинец?
Может быть, кого-то смущали жанр, название театра —
«Рок-опера»? А вот когда Путин стал президентом, звание
я получил. Думаю, теперь и другим будет легче…