Недавно на пресс-конференции Социал-демократической партии
лидеры партии торжественно объявили: «Мы выходим из
тени». «Выход из тени» следует толковать не только,
как факт официальной регистрации партии, но и более
расширительно. А именно — как амбициозное стремление
социал-демократов вырваться из потемок, где они пребывали
последние годы, под софиты большой политики.

Что ж, весь исторический путь отечественной социал-демократии
вымощен благими намерениями. Родившись в начале XX века,
она бросила вызов самодержавию, немало поспособствовала
созданию в России республиканского строя, добилась восьмичасового
рабочего дня, а затем, расколовшись на два течения —
большевиков и меньшевиков, на долгие десятилетия сошла
со сцены. Второе ее пришествие состоялось только в начале
80-х. Перестройка, гласность, попытка реформы КПСС и
Союза — это все были социал-демократические начинания.
Путч оборвал их, вновь подтвердив: умеренность и постепенность
любых преобразований Россией отвергается, все неминуемо
срывается в радикализм или в глухую реакцию.

Откуда же уверенность, что новая попытка привить социал-демократию
к древу российской государственности окажется более
успешной, чем все предыдущие? Или зададимся вопросом
совсем уж практическим: лидеры СДПР сами-то верят, что
их идеи в этот раз будут востребованы обществом и партия
благополучно преодолеет 5-процентный барьер на парламентских
выборах?

Ответ на эти вопросы в устах председателя СДПР Константина
Титова звучит так: «Может быть, даже не подозревая об
этом, за социал-демократию проголосовали миллионы россиян
на выборах в Госдуму. Потому что все партии и левого
и правого толка эксплуатируют социал-демократические
принципы».

Если так, то придется признать, что СДПР не имеет собственной
ниши. Ведь в той же мере, в какой компартия или Союз
правых сил эксплуатируют социал-демократические принципы,
сама СДПР не менее изобретательно берет на вооружение
лозунги коммунистов и либералов. (Впрочем, кризис
идеологии переживают сейчас все партии; счастливое исключение
— «Единая Россия», вообще не исповедующая никакой внятной
идеи, кроме исправного служения власти). Не зря же Путин
советовал коммунистам перестать пудрить мозги населению
и переименоваться в социал-демократов.

Тем не менее социал-демократы продолжают настаивать:
у нас с коммунистами несколько принципиальных расхождений.
Они против частной собственности на землю, а мы —
за. Они выступают за национализацию, а мы — против.
Кроме того, Зюганов в его соратники требуют государственного
вмешательства к экономику и многие другие сферы жизни.
Мы же говорим «да» рыночной экономике, но социальную
защиту оставляем под патронатом государства. Оно должно
решать проблемы граждан, связанные с охраной здоровья,
повышением качества образования, защитой окружающей
среды. В общем, как сказал Константин Титов, «наша партия
— это ни лево, ни право, ни середина, и нам бы хотелось,
чтобы она была ближе к правому центру, стала партией
социального либерализма».

Однако и Немцов с Хакамадой, не говоря уже о Явлинском,
тоже склоняются к «либерализму с человеческим лицом».
Отчего же тогда социал-демократам с правыми не по пути?
А оттого, объясняют социал-демократы, что «в отличие
от правых, продолжающих видеть в рынке единственный
регулятор общественных отношений, мы считаем, что рынок
результативен только в сфере экономики, но он не способен
определять и регулировать другие сферы общества — образование,
науку, политику, культуру». Короче, так: «Мы выступаем
за рыночную экономику, но не за рыночное общество».

Неискушенному в политической теории избирателю этот
ребус — «ни лево, ни право, ни середина» — может оказаться
не по зубам. Идентифицировать социал-демократов, как
и прежде, будет нелегко. Ведь и к оппозиции их не причислишь,
и к партии власти не отнесешь. Тут тоже всего в меру.
Как заявляют социал-демократы, «наша поддержка президента
не является безоглядной, беспринципной и безоговорочной.
Когда нужно, мы высказываем свои предложения и критические
замечания. Нельзя допустить, например, чтобы жилищно-коммунальная
реформа резко ухудшила условия быта трудящихся».

В сущности, все программные установки СДПР ничуть не
противоречат президентскому курсу. Путин говорит об
ускорении — но без рывка. О реформах — но без ущерба
для граждан. О росте производства — но без социальных
издержек. О том же — и лидеры социал-демократов. Но
Путин так говорит сегодня, за полтора года до президентских
выборов. Большего радикализма (скажем, начать структурные
реформы и прежде всего — реформу естественных монополий,
которая повлечет повышение тарифов и тем самым ударит
по населению) он накануне избирательной кампании позволить
себе не может — дорожит рейтингом. А что он скажет,
вторично избравшись? И не придется ли социал-демократам
после этого более жестко оппонировать власти? Или, наоборот,
не захочется ли им привести свою программу в максимальное
соответствие с «генеральным курсом»?

… Однажды в беседе с лидером СДПР Путин сказал, соглашаясь
с социал-демократами: «Россия — страна социал-демократическая».
Несколько месяцев спустя на встрече с журналистами «Известий»
президент, будто продолжая диалог, заметил: «Социал-демократия
в экономике — дорогая вещь, а Россия — страна бедная».