Сибирские областники: реалии, мифы и демифологизация
!I1!
Сибирские областники традиционно «аннотируются» в качестве условного
наименования группы общественных деятелей (Потанин, Ядринцев, Вагин,
Загоскин и другие) второй половины ХIХ — начала ХХ веков, сторонников
экономического и культурного развития Сибири.
На ее просторах отнюдь не все были с ними солидарны, но при этом обнаруживается, что главными оппонентами областников были: сами деятели
этого течения. Так, например, Н.М.Ядринцев считал, что Транссиб только
упрочит привязанность Сибири-колонии к «метрополии» — Европейской
России. Именно он предупреждал земляков о «нашествии железнодорожной цивилизации», именно его «Восточное обозрение» воспроизводило на
своих страницах мнение о том, что «сибирская дорога послужит лишь прекрасным орудием для обогащения стаи хищников, что всегда достигается
за счет разорения массы народа». А В.И.Вагин в статье с симптоматичным
названием «Хлопоты иркутян о железной дороге» недвусмысленно указывал на те «выгоды», которые могли быть привнесены железной дорогой
в жизнь и быт Сибири, Иркутска в том числе.
Но при этом Ядринцев, являясь непримиримым противником штрафной
колонизации Сибири, довольно резко критиковал Вагина, который «все
еще сомневается во вредном влиянии ссылки на край», да и «вообще, держится самых старых воззрений…».
Вагин не оставался в долгу, и в дни, когда отмечалась дата 300-летия присоединения Сибири к Русскому государству, писал в своем дневнике: «По-моему, Сибири праздновать покорение Сибири — такая путаница понятий,
до какой только Ядринцев и К и могли дойти». А уж о «симпатиях», будто
бы характерных для областнической среды, могут писать только те, кто не
вполне знаком с персоналиями областнического движения и коллизиями
взаимоотношений между ними. В том же вагинском дневнике о Ядринцеве
отложился следующий отзыв: «Я всегда воображал его фатом, который
думает о себе больше, чем он стоит… В добавок он пьяница, и пьяный
очень нахален».
Далеки от идиллии были и отношения между Вагиным и
М.В.Загоскиным, которых последний редактор «Восточного обозрения»
И.И.Попов причислял к «китам» сибирского областничества. «Загоскин, —
пишет Вагин в одной из дневниковых записей, — смотрит на вещи исключительно с теоретической точки зрения, не принимая в соображение
жизненных условий. Я, напротив, на первом плане ставлю народную пользу и уже к ней примериваю и теоретические и практические требования. В
этом наше принципиальное различие. Вообще, чем более присматриваюсь
к деятельности Загоскина, тем более убеждаюсь, что в направлении этой
деятельности мало полезного для страны».
Напомним, и это отнюдь не маловажно, что фактически именно Загоскин
«отобрал» у Вагина «Сибирь», выступив в ней в качестве редактора-
издателя.
Таким образом, если бы, гипотетически, «советы областные», что предлагал А.П.Щапов, заполнили областники, то современники могли бы стать
свидетелями дебатов куда большего накала, чем в любой из Государственных Дум последних созывов.
!I2!
Изучая историю сибирского областничества, размышляя над ней, мы приходим к выводу, что оно, до известной степени осталось «вещью в себе».
Так, высшая власть, по существу, первый и последний раз «заинтересовалась» им только в связи с «делом сибирского сепаратизма». Разумеется,
что главные посылки областнической теории прошли мимо внимания официального Петербурга.
И не только официального. Предпринятая Ядринцевым попытка с начала
80-х годов издавать в столице «Восточное обозрение» потерпела неудачу,
и уже в конце десятилетия газета была вынуждена «перебраться» на сибирскую почву — в Иркутск. Объяснений тому можно найти массу, но факт,
что интеллектуальный слой России Европейской оказался достаточно глух
к сибирской проблематике.
Затруднительно найти и весомые примеры длительного и плодотворного
сотрудничества областников с местной администрацией. Обычно вспоминается лишь довольно тесное сотрудничество Ядринцева с назначенным в
середине 70-х годов генерал-губернатором Западной Сибири
Н.Г.Казнаковым. Вагин же в 50-е годы вынужден был служить не в «столичном» Иркутске, а в захолустной Чите. Он при этом еще и испортил
отношения с генерал-губернатором Восточной Сибири Н.Н.Муравьевым.
А Загоскин предпочитал «отсиживаться» в селении Грановское, о котором
и составил свой известный очерк.
И, наконец, у областников подчас прорывается тревожный вопрос «о причине нашего равнодушия вообще к сибирским вопросам». Именно к тем,
которые они и разрабатывали в рамках областнической теории.
Тревога уступала место раздражению и тогда, как на страницах первого
номера «Сибири» за 1887 г. можно было прочесть и такое: «Пускай, например, закроют хоть университеты, упразднят земство и новые суды:
нам, сибирякам, от этого не будет ни тепло, ни холодно».
Данная краткая цитата многого стоит, тем более что она пропечатана в
«областническом» издании. Ведь в ней не печаль о каких-то утерянных
чертах сибирской самобытности. Это именно раздражение по поводу того,
что Сибирь, в отличии от центра страны, еще не имеет собственного университета, еще не облагодетельствована теми учреждениями, которые в
Европейской России были введены в предшествующее царствование Александра II. Таким образом, перед нами своеобразная самодемифологизация
сибирского областничества.
Заметим и напомним, что она вообще была присуща сибирякам, на которых
и была рассчитана доктрина областничества. Сибирский историк
П.А.Словцов — сибирский Карамзин. Кяхта — Венеция, пусть и песчаная.
Томск, с открытием в нем университета, — сибирские Афины. В этом же
ряду изрядно поднадоевшая ремарка Чехова об «интеллигентности» Иркутска. Можно подумать, что глаза сибиряков были устроены иначе, чем у
известного писателя, и без его «помощи» они годы и годы не видели того,
что мимолетно узрел европейский путешественник.
Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что фигуры далеко не
первой величины откликались на произведения областников, оставляли о
них свои воспоминания.
Да и, признаемся, областническая мысль практически не попадает на страницы «профильных» сборников, имена областников не так уж часто фигурируют в работах, посвященных русской интеллигенции пореформенных
десятилетий и начала минувшего столетия.
А если преодолеть «сибирский патриотизм», то невольно прийдешь к заключению, что большинство областников края в силу ряда объективных
причин «недотягивали» до планки европейской образованности, с высоты
которой они могли бы сделать свои идеи достоянием интеллектуальной
элиты всей России, да и Европы.
Высказанные здесь суждения нисколько не умоляют творческого поиска,
ведшегося в русле областнической теории, ее авторов и приверженцев.
Надо только вывести заслуженно известные имена за «условно» очерчен-
ное поле сибирского областничества. Как нам представляется, вне его «областники» были интереснее самим себе, своим современникам, и будут
интереснее вне отмечаемой в литературе «местной ограниченности» все
новым и новым поколениям сибиряков.