Ходили они с мужем геологическими маршрутами ранней
весной и все лето до осени. Через сопки, распадки, через
речки, а иногда и по нетронутой тайге, попадая в болота.

— Помню, — рассказывает Мария Ивановна, — мы тогда
работали в Бурятии в Ново-Минской геологической партии,
в походе нас пятеро, мой муж — руководитель маршрута,
трое рабочих и я. С нами три лошади, на которых навьючен
весь груз: запас продуктов, палатки, незатейливый
рабочий инвентарь, лопаты, пила, кайло, специальные
молотки. Только выбрались из чащобы, сразу стало светло,
а вокруг болото. Шагнувшая вперед лошадь увязла и стала
быстро тонуть. А на ней вьюк с продуктами. Продукты
и лошадь в тайге — это и жизнь и работа геолога.

Быстро отвели оставшихся лошадей назад по вырубленной
тропе. Иван Сергеевич с одним рабочим, спилив еще несколько
деревьев, сделали слеги и стали сами опускаться в болото,
чтобы подложить их под лошадь. После долгих мучений,
насквозь промокшие и грязные, они сняли с лошади груз
и затем вытащили ее на твердь. День уже клонился к концу.
Вернулись назад по ими же вырубленной тропе и на сухом
уголке земли с маленькой полянкой обустроились на отдых.

Сколько было подобных походов у Ивана Сергеевича и Марии
Ивановны! Кто их считал? Легких не было ни одного.

Если вы увидите Марию Ивановну Носкову, никоим образом
не поверите, что эта маленькая хрупкая женщина занималась
мужским делом — сначала геологией, а потом охотой.
А главное, что постоянной ее спутницей и помощницей
был четвероногий друг. Это северная сибирская лайка
необычной и непонятной масти: спина серая, по бокам
книзу на желтом фоне красовались, как шары, темные пятна,
а черные глаза на желтом фоне мордочки были внимательные,
ласковые и умные. По словам Марии Ивановны, цены Пальме
не было. И охотничье дело знала превосходно, и верным
другом и в горе и в радости была. Взяли они с мужем
Пальму еще совсем маленькой. Это уже на Горной Чуе.
Почти каждый выходной втроем отправлялись на охоту.

Подрастали два сына и дочка, маршрутами она уже не ходила,
но к охоте пристрастилась. Пальма жила у Носковых как
равный член семьи. Когда умер Иван Сергеевич — а они
прожили тридцать пять лет, деля пополам все горести и
радости, — Пальма это поняла и стала ходить в лес самостоятельно.

— Вставала в три часа ночи, — тихо говорит мне Мария
Ивановна, — подходила, нежно трогала лапкой, словно
будила: вставай, мол, пора идти. Если выпущу ее позже,
она в тайгу не пойдет, хорошо знала, когда соболь себе
пищу ищет, и шла, чтобы застать его врасплох. А вскоре
я слышала ее лай. Я знала, что Пальма загнала соболя
на дерево и держит его там. И я отправлялась. Пальма
встречала с радостью, забегала вперед, звала: быстрей,
а то упустим.

Марии оставалось сделать обмет вокруг по мелкому кустарнику
в трех-четырех метрах от дерева. Вместе с Пальмой, затаившись,
чтобы не выдать себя, они ждут. Соболь очень осторожен.
Все обнюхивает вокруг, медленно спускаясь по дереву,
но вдруг быстро бросается вверх, снова повторяет это
в попытке убежать и лишь в третий раз с разбегу бросается
наутек, но попадает в обмет. Благодаря Пальме соболь
у Марии — без единого выстрела, живой, невредимый. Не
просто в руках, а в рукавицах, и следующим его убежищем
становится обыкновенный рюкзак. Пальма, успокоившись,
идет следом по лыжне и нет-нет да посматривает на рюкзак,
охраняя зверька.

И так бывало в этом доме, что до трех клеток с живыми
соболями находилось. Тогда Мария грузила их в приходящий
автобус и за четыре часа от Чуи до Мамы добиралась с
драгоценным грузом, а затем, переночевав в гостинице,
самолетом отправлялась в Бодайбо. Там зверопромхоз принимал
живых соболей, если они «стоили того», то есть от них
может быть хороший приплод. В Чуйской тайге соболь водился
отменный, Баргузинского кряжа, и поэтому у нее принимали
зверьков с удовольствием, а затем расселяли их в тех
местах тайги, где его нет, но по условиям размножаться
может успешно. Это Марию устраивало, как она говорила,
это дело благородное: «Я больше люблю ловить соболей
живыми, считаю, это женское отношение к охоте».

Еще в детстве она хорошо знала каждое дерево и каждый
кустик. Одноклассницы стремились с нею пойти в лес —
послушать ее рассказы о деревьях, о птицах, о грибах
и ягодах. Она могла запросто взобраться на высокое дерево,
встряхивала ветки, а девчата собирали шишки, наполняя
хохотом всю округу.

Носковых в поселке называли хорошей парой, относились
к ним с уважением. Иван Сергеевич был строг и требователен,
прежде всего к себе, и детей этому обучил. Он награжден
за долгую и безупречную службу в геологии медалью «За
трудовое отличие», почетным знаком «Отличник недр СССР».
Мария Ивановна не один раз избиралась депутатом поселкового
и районного Советов, награждена медалью «Ветеран труда»
и «50 лет Победы в Великой Отечественной войне».

Сейчас Мария Ивановна живет в Иркутске, помогает сыновьям
и дочери воспитывать младших — своих внуков и правнуков.
Когда я побывала у них, меня тронуло вот что — все
дети любят и ценят природу. Младший сын Марии пошел
по стопам матери — получил профессию охотоведа. Одним
словом, хотелось бы на этом закончить повествование
о своей сверстнице, в судьбе которой глубокий тыл в
годы войны был тоже фронтом и требовал крайнего напряжения
сил, как у нас, фронтовиков, но ведь читатель обязательно
спросит: «Что же с Пальмой?» Да. Многие годы она продолжала
охотиться, но, почувствовав старость, ушла в тайгу и не
вернулась. Через несколько дней ее нашли и похоронили
у самого могучего кедра.