!I1!

Я не помню, чтобы когда-то выступал с проамериканских позиций. Для консервативного российского обозревателя антиамериканизм так же естественен, как любовь к родному пепелищу и отеческим гробам. В этих чувствах, как написал Александр Сергеевич, сердца обретают пищу. Однако к пепелищу-то как раз и стоит присмотреться попристальней, в плане поиска пищи теперь уже для головного мозга.

«У нас была великая эпоха», — писал хороший литератор и не очень удавшийся революционер Эдуард Лимонов. Он говорил о России — Советском Союзе XX века. Но говорить стоит об эпохах Петра и Екатерины, Александра Первого и Александра Второго, в общей сложности о столетиях эффективной Российской империи. В контексте эффективности право на место в этом списке имеет и советская империя Ленина — Сталина.

Давайте порассуждаем о том, что такое империя, избежав энциклопедических формулировок. Наличием (отсутствием) императора, пожалуй, можно пренебречь. Остается экономическая прочность, позволяющая финансировать не только внутренние нужды и оборонно-наступательный комплекс, но и доминирование в мировой геополитике. К этому добавим осознание миссии, для которой тесны госграницы. То есть, говоря попросту, быть империей нужно хотеть и мочь…

Россия хотела этого всегда. Наши элиты — от двора Его Императорского Величества до международного отдела ЦК и коллегии КГБ — без этого не понимали смысла своего существования. Известный российский политик и очень светский человек Александр Павлович Владиславлев рассказывал мне, как во времена оные он был научным руководителем зятя Михаила Андреевича Суслова. В силу чего бывал у главного идеолога СССР на квартире. Секретарь ЦК КПСС приезжал со Старой площади, снимал в прихожей свои обязательные калоши и «без чинов» общался с молодым профессором Владиславлевым. И как-то раз позвал его в свой кабинет (дома, не на службе), где всю стену занимала огромная карта мира, испещренная красными флажками. Он взял со стола еще один и воткнул в какой-то, ну, например, Мозамбик со словами: «Здесь мы теперь тоже строим социализм». И взор его был, как вспоминает Александр Павлович, чист и тверд…

В конце ХХ века страна, желавшая доминировать в мире без использования военной агрессии, должна была эти позиции покупать, грубо говоря, за деньги. И лет тридцать это удавалось делать. Кусочки Африки и Латинской Америки, а также доставшиеся нам в виде законного приза за спасение Европы от гитлеризма страны Варшавского блока, скрепленные идеологическим цементом, создавали верное ощущение двухполярности. Само наше существование в виде одной из доминант сделало США лидером западного мира, а собственные мегаресурсы американцев обеспечили им несменяемость в этом качестве.

И тут мы надорвались. Конкретно, как мужик, тащивший бурлаком баржу на Волге. Я не буду вдаваться в причины этого грустного явления. Скажу только о результатах: товарный голод внутри страны, нефтяная зависимость бюджета, отставание во всех отраслях промышленности, в том числе в святая святых — военно-промышленном комплексе, кризис идеологии. Страны-сателлиты начали отваливаться, как только стало ясно, что одряхлевший спонсор не может ни подкормить, ни заставить сидеть у ноги. Так умирала империя. У ее убийц нет фамилий, и когда современные российские левые называют в их качестве тех или иных персонажей политической сцены, они перестают быть марксистами.

И вот проблема. Империи нет, а имперское мышление есть. Все прошло слишком быстро для того, чтобы за поколением потерявших успело прийти поколение разочарованных и поколение ностальгирующих. Все это в нас, и все это трансформируется в высоколобый антиамериканизм. Мы сумели изжить в себе комплекс проигравших в «холодной войне». Прежде всего потому, что «штатники» очень стараются не вести себя как победители. Они, в общем, простоватые ребята, не склонные задирать подбородок еще с тех пор, как по этому подбородку можно было получить от такого же первопоселенца на Диком Западе. Это «они» как люди. Но «они» как нация — это «подбородок», вздернутый до небес.

И вот тут-то возникает главный вопрос. Если бы мы выиграли в этом всемирном покере, мы что, вели бы себя иначе?!

Самое место для длинной цитаты. На одном из интернет-форумов я увидел следующую реплику.

«Мне, русскому, прожившему более 10 лет в США, смешно и грустно читать истероидно-параноидальные замечания своих российских соотечественников, бездумно проецирующих свои не до конца изжитые посттоталитарные страхи на США. Америка сейчас реагирует как один человек на развернутую против всего демократического мира атаку, помня при этом о каждом павшем гражданском или военном. В это время россияне не знают, сколько мальчишек гибнет каждый день в Чечне и как их зовут. Если вам не нравится Pax Americana (мне лично очень нравится), то предложите более приемлемый для всех Pax Russiana, а не злорадствуйте понапрасну».

Для тех, кто забыл, Pax Americana — это как раз и есть идеология доминирующего положения США в мире. Термину этому лет 60. А вот Pax Russiana в природе отсутствует, потому что наша международная телега не может стоять впереди нашей недокормленной лошади.

Теперь мы можем посмотреть со стороны, с нашей неимперской завалинки, на имперскую жизнь. У США неагрессивная история. Эта страна не вела ни одной войны с целью захвата для себя территорий. И даже победив Мексику в середине XIX века, заплатила ей за 500 000 квадратных миль 15 миллионов долларов. В то же время мы не любим американцев, а любим немцев. А французы-то вдруг как их полюбили, несмотря на то, что веками были народами-антагонистами. Но дружелюбные немцы были агрессорами мирового уровня как минимум несколько раз, в отличие от американцев. Французы на этом направлении тоже отличались.

Европа не любит американцев. Эрик Альтерман приводит подборку тезисов ведущих европейских медиа. Monde назвала ближневосточную политику Буша «несправедливой и высокомерной», британская Mirror объявила в большом заголовке, что США превратились в «государство жуликов». Более либеральная Guardian называет Соединенные Штаты «нераскаявшейся страной-преступником». Вилл Хаттон, прежний редактор Observer, написал книгу, изображающую Соединенные Штаты как страну «экстраординарного господства христианского фундаментализма», где «доминирующий консерватизм весьма — почти по-ленински — идеологичен» и поддержан «стойким местным расизмом», как страну с экономикой, которая «опирается на гигантское мошенничество».

Наполеон Третий говорил: «Империя — это мир». Конечно, США — жандарм. Профилактирующе помахивающий дубинкой над Ближним Востоком и Африкой, Европой, Китаем и Японией, обеими Кореями. И в самой меньшей степени — Россией. В жандарма стреляют (11 сентября), он тратит море денег (но сам их и печатает), его поносят, но порядок на улицах всемирной деревни сохраняется. И каждый из его критиков хочет быть на его месте.

Приятнее было бы иметь не жандарма. А такого шерифа, например. Чтобы можно его было выбрать совбезовским голосованием в ООН и чтобы деньги он по-прежнему тратил свои, но всегда слушался. Конечно, наша голубая мечта — не всемирная демократия с правом «либерум вето» у всяких там гамбий. Мы за многополярный (с не очень большим количеством полюсов) мир, то есть за Pax Consortis.

Помните, «хотеть и мочь»… Многополярность не формируется голосованием. И не определяется ядерным чемоданчиком в руке президентского адъютанта. Имперский характер Америки объективен, и нужно не предаваться подростковым мечтаниям, а формировать реальную политику.

!I2!

Современный отечественный фантаст Сергей Лукьяненко в одной из своих дилогий описал очень похожую на рассматриваемую, но более глобальную ситуацию. Во Вселенной существует Конклав Сильных рас и великое множество Слабых. Деспотии нет, просто каждый знает свое место. Земляне — Слабая раса, и вместе с другими они испытывают от этого, мягко говоря, дискомфорт. Силой оружия стать Сильными они не могут, но им удается возвыситься и войти в Конклав, став ему необходимым.

По-видимому, в исторической перспективе Россия в состоянии, выходя на экономический уровень среднеразвитых держав, играть в международной жизни только одну роль (региональное доминирование — Украина, Белоруссия и т.д. не в счет). Мы в состоянии облегчить коммуникации между США и Европой, то есть стать интернациональным дипломатом. Это фундамент, на котором можно выстроить сильную позицию и даже мечтать о будущем. Это открывает для нас рынки и обеспечивает поддержку нашей кавказской жесткости.

Это идеология прагматизма. Мне могут сказать — это поощрение войны. Ну, во-первых, Америка не нуждается ни в моем, ни в нашем поощрении. А либеральные вздохи для России не органичны. Ничего симпатичного в иракском режиме не видно. Есть ли у них оружие массового поражения? Наверное, нет. Но, как резонно заметил Глеб Павловский, иногда война остается последним способом собрать доказательства. Это не наша война, выиграть ее мы не можем с любой стороны окопа.

Давайте наплюем на антиамериканизм. Будем прагматиками, а если России понадобится, то и циниками. В этом, а не в дурацкой риторике, наш патриотический долг.