Так в чем же дело? Где тут собака зарыта? Это пытается
выяснить журналист Игорь АЛЬТЕР у лауреата премии губернатора
Иркутской области по науке и технике за 2002 год, профессора,
зав. кафедрой общей хирургии, проректора по лечебной
работе Иркутского медицинского университета Семена ПИНСКОГО.

— Семен Борисович, для вас, полагаю, нет никаких секретов относительно
нашего здоровья?

— А какие тут могут быть секреты, когда печальная цифра
55 лет — средняя продолжительность жизни мужчин в
нашей области говорит сама за себя. Очень много «почему?
» стоит за этой цифрой. Давайте остановимся на главных.
А начнем… ну хотя бы с науки. Вы можете себе представить,
что сегодня в графе «наука» у нас в медицинском университете
стоит прочерк? Бюджетом не предусмотрено ни единой копейки.
Наука сегодня в загоне. И медицинская в частности.
Но сотни тысяч ученых, сказавших родному Отечеству последнее
«прости-прощай», успешно продолжили исследования,
которые не удалось проводить у себя на родине.
Нынче это множество известных в мире имен.

— Среди них есть наши земляки?

— Конечно. Я знаю иркутянина, чье научное открытие
признала Америка. Он там сумел солидно развернуться.
И сегодня мы уже оттуда будем закупать его продукцию.
Что поделаешь, если пока нет пророка в своем Отечестве?
У нас и по сей день сохранилась прекрасная научная школа.
Вся беда — в отсутствии финансирования. Если бы мы сегодня
могли хоть на 10 процентов реализовать научные разработки,
наука была бы более здоровой.

— Похоже, весь мир это понимает, кроме нас.
Неужели бюджетный пирог настолько мал,
что на медицину, образование и науку даже хилого куска
не остается?

— Тут, по-моему, традиции, причем не самые лучшие, сыграли
свою пагубную роль. Еще с советских времен здравоохранение
и образование всегда финансировались по остаточному
принципу. Все сохранилось и по сей день. Поэтому много
ученых сегодня ушло в коммерцию, окончательно поставив
крест на своих изысканиях. Труд ученого, к слову сказать,
сейчас обесценен окончательно. Например, двадцать лет
назад профессор получал 650 рублей. Сегодня — 6000.
Казалось бы, в десять раз больше! Но жизнь-то подорожала
минимум в сто раз. Если раньше я мог на свою зарплату
слетать шесть-семь раз в Москву и обратно, то теперь мне
на билет в один конец не хватает. А как жить ученым
без всероссийских и международных симпозиумов, конференций,
съездов, форумов? Ответ ясен: только варясь в собственном
соку. Командировки опять-таки бюджетом не предусмотрены.
Ни одна поездка не финансируется. Разве что спонсор
смилостивится…

Можно понять сложную ситуацию, когда,
скажем, к уровню подготовки специалистов есть претензии.
Но это не так. Недавно у нас состоялась встреча с послом
Индии. Он предложил увеличить количество индийских студентов,
обучающихся в нашем университете. По его мнению, мы
их готовим лучше, чем во многих вузах России. Казалось
бы, тут можно и порадоваться. Но, с другой стороны, с
каждым годом сокращается набор врачей. На душу населения
в России их больше, чем в любой другой стране мира,
причем при полном отсутствии конкуренции.

— Сейчас, насколько мне известно, у вас наблюдается
тенденция к сокращению бюджетного набора и увеличению
коммерческого…

— На первый взгляд, так и должно быть. За рубежом везде
платное обучение. В этом нет ничего плохого. Однако если
серьезно проанализировать нашу ситуацию, то получается,
что на бюджетной основе к нам поступают ребята с уже
сложившимся чувством ответственности за будущую специальность,
испытывающие влечение к медицине, их решение окончательно
мотивировано. А выбор поступающих на коммерческой основе,
как правило, мотивирован состоятельными родителями:
«Лишь бы не болтался без дела». Потому и процент отчисленных
студентов первого-второго курсов среди коммерческого
набора во много раз выше, чем у бюджетников. А дальше
— хотим мы того или нет, но наличие мотивации у одних
и ее полное отсутствие у других серьезно отражается
на квалификации новоиспеченного специалиста, на его
профессиональных навыках. Вот почему, вероятно, следует
задуматься над тем, что не дотируемое в полной мере
образование сказывается на качестве выпускаемых специалистов.

Или еще одна проблема. Я сам хирург и знаю, что состоявшиеся
врачи с 10-15-летним стажем, тоже хирурги, ушли в коммерцию.
Их немало. Причина все та же
— низкая зарплата. А наша специальность, между прочим,
одна из самых тяжелых. В списке, опубликованном ООН
и ВОЗ, из сорока самых опасных специальностей для жизни
человека хирург — на втором месте после летчика. Так
создайте этому самому хирургу хотя бы относительно нормальные
условия, чтобы он не разрывался по совместительству на
три места, чтобы больному мог уделять столько внимания,
сколько требует болезнь, и достигнуть главного: не прооперировать
больного, а успеть отвести от него нож.

— Раньше, насколько мне известно, хирурги и акушеры-гинекологи
считались самыми престижными специальностями у медиков.
Помню, когда сам учился, стать хирургом стремились примерно
процентов двадцать студентов. Сохранились ли эти приоритеты
сейчас?

— Да о чем вы говорите! Прежде у нас был серьезный
конкурс в ординатуру по хирургии. Мы набирали выпускников
больше, чем требовалось для нужд здравоохранения. Сегодня
в хирургию никто не хочет идти. Произошла переоценка
ценностей. Нынче на гребне волны — стоматологи, фармацевты.
Их частные аптеки и стоматологические поликлиники на
каждом шагу. А возьмите
дерматологов или венерологов — они нынче тоже в почете.
Там никто не умирает, поэтому можно спать спокойно: ночью
никто не позовет. И в то же время вы обратили внимание,
сколько открылось частных косметических кабинетов!
Возможность заработать на нормальную жизнь в частном
секторе расставляет новые акценты. А государство, к
сожалению, я вынужден повториться, нормальную жизнь врачу
пока не может обеспечить. Хорошо бы все-таки до конца
понять, почему упомянутые вами в самом начале нашей беседы
три кита живут впроголодь.

— Ну, если государство должным образом не заботится
о вас, тогда невольно возникает вопрос: кто же в таком
случае позаботится о нашем здоровье?

— Существует ошибочное мнение, что здоровье человека
зависит от врача. Правды здесь процентов десять, а все
остальное — от социального благополучия страны, от
условий, в каких живет этот человек, как он питается,
от окружающей его экологии…

— А если говорить о больном человеке?

— Здесь, разумеется, квалификация врача на одном из
первых мест. А дальше — возможности, которыми мы располагаем.
Например, лекарственное обеспечение. Сегодня для кардиологических
больных хороший препарат стоит порядка 500-1000 рублей.
У нас нынче рынок перенасыщен дорогостоящими импортными
снадобьями. Но сколько больных могут позволить себе их
купить? Или другой пример. В Иркутске есть прекрасный
диагностический центр, оснащенный самым современным оборудованием.
Да только кто из жителей районов области при тамошних
низких зарплатах может отправиться в Иркутск для поддержки
здоровья?

— Районы области, похоже, сегодня не имеют квалифицированных
специалистов?

— Пожалуй, да. Выпускник получил диплом и уехал в отдаленный
район. Там конкуренция — ниже нуля. Поэтому он в одночасье
становится единственным, всеми уважаемым и мало что
умеющим молодым специалистом. Вряд ли надо говорить,
что отсутствие конкуренции порождает слабость квалификации.
Но тем не менее наш выпускник на специализацию поехать
не может (или не хочет); некому домашний скот кормить да и в
зарплате потеряет. И вообще, зачем ему нужна эта специализация,
если он считает себя вполне самодостаточным человеком
с учетом уровня района, в котором проживает, и суммы
вознаграждения за труд.

Впрочем, раз
в пять лет на специализацию врачи из районов все-таки
приезжают. Но не за знаниями. У них цель гораздо прагматичнее
— получить сертификат специалиста и категорию. А о
том, чтобы уехать на два года в ординатуру, они и не
помышляют — в зарплате много потерять придется. И это
тоже издержки нашей медицины. В то же время у нас каждый
год 50-60 врачей идут во внебюджетную ординатуру. Они
платят сами. Лечебные учреждения, в которых врачи работают,
эти расходы на себя берут крайне неохотно. В основном
поступившие все проплачивают из собственного кармана.
У них с мотивацией все в порядке: желания получить
больше знаний и стать высококлассным специалистом
хоть отбавляй. Проблемы опять-таки с финансированием.

И здесь есть над чем серьезно подумать. Может, все-таки
лечебным учреждениям имеет смысл брать на себя эти расходы?
Ведь специалисты после окончания ординатуры в большинстве
своем к месту прежней работы возвращаются. Почему бы
их не поддержать? Да только у нас и здесь чехарда.

— Совсем недавно я услышал, что уже появились и семейные
врачи. В чем их предназначение?

— В сущности это новая специализация — врач общей практики.
По замыслу, он должен в равной степени знать хирургию,
терапию, акушерство и гинекологию, детские болезни и т.
д. Об этом уже лет пять идут упорные разговоры, но дальше
дело пока не сдвинулось. Сегодня мы таких врачей плохо
готовим.

— Сколько времени предусмотрено на подготовку такого
многопрофильного врача?

— Два года.

— Неужели это реальный срок?

— Нет, конечно. Минимум лет пять требуется. Причем на
хорошей подготовительной базе. Однако новая специализация
пока студентов особенно не привлекает. Похоже, они ее
боятся. А может, будущая неопределенность страшит. Выпускники
сегодня хорошо ориентированы. Раньше они распределялись,
расписывались за какой-то район и уезжали туда работать.
Сегодня, если у выпускника есть деньги, он устраивается самостоятельно.
Нет подходящей работы — уходит в коммерцию. Вот почему
я считаю, что надо восстановить распределение с отработкой.
Для бюджетников. А за поступающими на коммерческой основе
после окончания вуза оставить право выбора.

— Мне сейчас подумалось, что в свете всего сказанного
будет уместен такой вопрос: о чем мечтает научный работник
вашего ранга и квалификации?

— О практической реализации накопленного опыта. К примеру,
у меня девять патентов на изобретения, признанные пионерными
решениями в диагностике, а я ни одного из них внедрить
не могу. Они требуют материальных затрат, привлечения
аппаратуры серийного производства. У научного работника
душа боли и сердце плачет оттого, что он не в состоянии
реализовать себя как ученый — нет финансирования. Ну,
а в практической медицине, меня, как ответственного за лечебную
работу в своем подразделении, очень огорчает отсутствие
возможности обеспечить своих больных после операции
необходимым набором медикаментозных средств и интенсивной
терапией в полном объеме. Обидно, когда хирург сделал
успешную операцию, а она по существу нивелируется из-за
сложностей послеоперационного периода. Многим больным не
под силу, как мы уже говорили, покупать эффективные
дорогостоящие препараты, а больница их ему предоставить
не может, ибо бедна, как церковная мышь.

— Семен Борисович, какой главный принцип в жизни вы
исповедуете?

— Доброту и сострадание. Врач должен заразиться чужой
болью. Если страдания больного его не волнуют, нужно срочно
переквалифицироваться в управдомы или политики…