В этом памятном году в Восточной Сибири, на просторах
Иркутской области, случилось обширное наводнение, принесшее
много бед поселкам по рекам с Саян. Заливаниха, приняв
на себя приустьевой удар, пострадала больше всего.

Однако жизнь возвратилась в поселок с солнышком, разогнавшим
туманные космы. Ребятня высыпала на подновленный пляж,
как только Иркут вошел в берега. Ребячий смех разнесся
над песчаными холмиками, сильно перелопаченными наводнением.
Бронзовые тела юных заливановцев раскинулись между валунами,
сохраняя лишь условную границу между мальчишеским и
девичьим площадками. И удары камень о камень разносились
по пляжу: ребятня по свежему наносу искала редкий минерал
нефрит, про который интересно рассказывал Венька Кузьмин.

Вениамин учился уже на третьем курсе геологического
факультета университета и ориентировал ребятню на поиски
редких горных пород и минералов, которые подбрасывал
в низовья Иркут, перекатывая валуны из верховий за
миллионы лет. На пляже студент увлеченно рассказывал,
как бурные саянские воды подтачивают коренные жилы в
хребтах, сносят их вниз, и по тем обломкам, галькам,
шлихам геологи находят целые месторождения. И не слабо
после наводнения на местном пляже найти даже полудрагоценный
камень нефрит, как это случилось в начале двадцатого
века в этом месте с Захаром Жилкиным. Этот заливановец
набрел после наводнения на красивый валун травяно-зеленого
цвета, подобрал его и стал использовать как тяж на бочке
квашеной капусты.

Как раз на этот случай к Жилкину в справный дом заехал
погуливанить купец Курбатов с гостем, знаменитым фабрикантом,
производителем швейных машин Зингером. И в загуле на
теплом Иркуте больших гостей не оставила предпринимательская
сметка, они обратили внимание на странный тяж и выкупили
валун у заливановца. Впоследствии следы нефритового
образца потерялись в ювелирных мастерских, превращаясь
в изделия изумительной красоты и все возрастающей дороговизны.

Жилкин, конечно, продешевил свою находку, долго переживал
промах, пил горькую. О фарте заливановца, однако, прознали
геологи, предприняли поиски в верховьях Иркута и нашли
коренные источники нефрита. Теперь горняки отрабатывают
мощные жилы дорогого поделочного камня, который считался
священным с древних времен в том же Китае. Изящные поделки
из саянского нефрита ныне в широком обиходе по всей
России гости Сибири считают удачей приобрести здесь нефритовый
сувенир, и слава камня распространилась по всему миру.

Венька завел ребятню своим рассказом до того, что они
в каждый выход на пляж ворочали валуны, царапали их
кременьками и постукивали один о другой в надежде на
фарт. И в тот день пацаны изрядно потрудились над галькой
и валунами, правда, без особого успеха. Когда же солнце
стало буреть и клониться к синим силуэтам Саянских хребтов,
большая часть ребятни, отбив пальцы и охотку, вытянулась
нерпами на сахаристом песке. Один Колян Белобородов
продолжал упорно ворочать камни. И вдруг его заикастый
голос разнесся по пляжу:

— Ребя, чой-т-то наш-шел!

Вся орава тут же потянулась к товарищу, не очень веря
всерьез его находке: Колян считался простофилей и неудачником,
всегда находил приключения «на свою спину».

Однако сейчас под рукой лопоухого Коляна со знаменитой
фамилией из песка выглядывал железный угол какого-то
ящика. Колян уже пытался добраться до других углов,
отгребая песок щепкой, но дальше скрипел галечник, крепко
всосавший находку. Товарищам пришлось попыхтеть над
галечным слоем, пока изрядно проржавевший продолговатый
стальной ящик извлекли на песок. Крышку со сломанными
ручками пришлось сшибать Веньке своим геологическим
молотком, с которым он не расставался и на пляже.

Когда ржавчина была отбита, взору заливановской братвы
открылась истлевшая мешковина, которая прикрывала какие-то
ржавые бруски, уложенные рядком по всему объему ящика.

Колян протянул было руку к брускам, но Венька остановил
ее молотком.

— Мало ли что за вещество там! — предупредил студент.
— Может, отрава или взрывчатка?

Отбросив молотком мешковину, будущий геолог пристально
оглядел содержимое ящика, потрогал бруски молотком и
царапнул крайний острым концом. Из-под ржаво-илового
налета солнечным лучиком проступила черта.

— Похоже, золото! — ахнул Венька, осел на песок и
стал очищать брусок от налетной рубашки, вызывая блеск
металла с царским гербом на маркировке. — Давнее золото!
Высокой пробы! Может, из колчаковского эшелона! А не
то… В общем, парни, фарт! Неслыханный заброс! Какая
ничтожная вероятность! Где лежал этот ящичек? Откуда
вымыло? Впрочем, неважно чья потеря — наш наход!..
Ну, Колян! А говорили, рохля! Да он фартовый, в своего
боевого родича, генерала Белобородова! Молодец, что
не прошел мимо такой занорины! Не было фарта, да наводнение
подкинуло! Пляшите, братцы! Прославим Заливаниху! Эй,
Римка, чеши сюда с девчонками! Смотрите, что нам привалило!..

Ошеломленная ребятня сгрудилась возле ящика, с недоверием
поглядывая то на бруски, то на Веньку, который мог запросто
разыграть заливановцев, у которых и семи классов не
у всех насчитывалось. Однако сегодня студенту было не
до шуток.

Взвешивая в руке брусок, Венька стал рассказывать о
золоте, которое пронесли, провезли, проплавили мимо
Заливанихи в давние годы, начиная с открытий на Лене,
Витиме, Байкале, в Забайкалье, Саянах… Русское золото
вывозилось эшелонами во время революции и гражданской
войны за границу. Войска белых отступали в поездах по
Транссибу, растекались по дорогам вдоль Великого Сибирского
пути и пытались после поражений прорываться в горы и
тайгу, теряя людей, оружие, грузы, в том числе и слитки
драгметаллов.

Местные старики еще помнили, как переходили здесь по
льду Иркут каппелевцы, волоча за собой орудия, пулеметы
и гроб самого умершего в пути командира. Тогда многие
заливановцы попользовались брошенным добром, но о таком
дорогом ящике и мечтать не приходилось. Только ворожейке
Зосе из Крейсера все выпадала на картах какая-то богатая
заначка, которая, по ее прикидке, должна была подбиться
к поселку и многое изменить к лучшему.

И вот Зосино предзнаменование как будто сбывалось: наводнение
принесло с речными отложениями такой клад, что у всех
мальчишек перехватило дух, и никто не знал, что делать
дальше, как распоряжаться найденным богатством. Смутно
понимали, что на такое золото, наверное, можно восстановить
покуроченную наводнением Заливаниху, заново отсыпать
дороги, выстроить мост вместо унесенного и даже подремонтировать
полотно Транссиба в пределах поселка.

Но Венька, уложив молоток на ящик, сурово объяснил:

— Найденное золото принадлежит государству, ребята.
И тут ничего не попишешь — у него своих забот полон
рот!

Общий вздох пронесся ветерком над пляжем.

— Мы нашли, а нас по боку?

— Сколь мороженого можно было бы схавать!

— Велики всем купить!

— Даже мотики!

На общий галдеж с девичьего пятачка уже шагала глазастая
Римка в заморском купальнике. Влюбленная в Веньку, она
не могла усидеть после его призыва и первой из девчонок
устремилась к мальчишкам. Римка увидела странный ящик,
замерла и с ходу поинтересовалась:

— Что делите?

— Да вот клад нам подбросил Иркут, — сообщил Венька,
который тоже был неравнодушен к голенастой студентке
торгового института. — Не веришь, Рим, настоящий металл…
Во напор был у водной стихии — такой вес вроде щепки
переносило… Смотри — теперь не утаишь… Ребята вот
только жалеют, что отдавать придется по закону…

Римка недоверчиво повела облупившимся носом, склонилась
над ящиком и перещупала бруски. Сняв золотую цепочку
с шеи, она сравнила ее цвет с отчищенной полоской на
слитке и тряхнула светлыми кудельками.

— Хороша Маша, да не наша…

— А еслив попользоваться втихаря? — заныл Колька.
— Все ведь свои тут… Кто продаст?

Остальные подхватили на разные голоса.

— Такой наход отдать дяде…

— Это ж ничейное!

— Государство, оно и так богатое.

— А у нас зима без картошки будет!

— Подсвинок захлебнулся.

— Куры, гусята, собака окочурились…

Римка стукнула молотком по ящику, останавливая гвалт,
и напомнила:

— Слабаки! Как жадность фрайера сгубила?

— На тюремные нары, — ответил за всех Вениамин и показал
пальцами решетку. — А я хочу, чтобы наша братва занялась
по жизни достойным делом. Буду сам помаленьку определять
вас, ребята, в геологоразведку, сначала в маршрутные
рабочие, потом копать шурфы и канавы. Заработки приличные.
Своим трудом жить надо, а не надеяться на подарки свыше,
братва! В таком ключе мы будем рассматривать наш наход,
Рим?

Девчонка лукаво сощурила зеленые глаза, постучала молотком
по брускам и торжественно объявила:

— И нам процент кое-какой перепадет от сданного клада,
— по закону, короеды! На многое хватит! Даже мне на
хороший купальник!

— Заметано, голова! — согласился Венька, шлепнул подругу
ниже спины и начал одеваться. — Только бы предки не
впутались со своими поправками…

Но взрослое население поселка, ошалев от фартовой суммы
и от процентов, которые госбанк выплатил ребятне через
Веньку и Римму Заливанову, потянулось к парочке с разными
просьбами. Главный заряд прошений преподнесла Иванцова:
«Дать на поправку от разрушений большой водой, которая
и подкинула золото ради природной справедливости, чтоб
не пустить людей по миру».

В ответ на причитания бабки Иванцовой сердобольный Венька
чуть не начал раскошеливаться, да тут отец упредил разор.
Советом Крейсера, учтя приезд на родину генерала Афанасия
Павлантьевича Белобородова, было решено на привальные
деньги устроить заливановский прием знаменитому земляку.

Сам Белобородов ушел в Красную Армию из деревушки Баклаши
на Иркуте, а многие его родичи сплавились в Заливаниху,
и теперь полпоселка старых да малых Белобородовых готовились
встречать дважды Героя хлебом-солью и стаканом первача
местной перегонки, на которую была особая мастерица
бабка Иванцова.

Праздничное застолье заливановцы устроили в обширном
дворе Крейсера, где сохранились столы и лавки из лиственничных
плах — остатки солдатской столовой. Высокий гость в
генеральском мундире с радужной орденской колодкой на
груди расположился рядом со своим бывшим сержантом —
разведчиком Кузьминым, обнял его и налил стакан коньяку.
Редкий для Заливанихи напиток подал дорожный полковник,
сопровождавший Афанасия Павлантьевича. Сам же генерал
под одобрительный гул застолья налил себе из графина
иванцовского самогона, взял огурец и с открытой улыбкой
на простецком лице обратился к землякам:

— Дорогие сибиряки! Сегодня у меня фартовый день: я
ступил на родную землю! И праздник на душе оттого, что
наша сторона выдержала наводнение водной стихии! Рад
я за иркутный народ, что преодолели вы, дорогие мои
земляки, настоящий девятый вал! Это сравнимо с нашим
противодействием немцу под Москвой в сорок первом. Вспомни,
Кузьмин!

Никола потряс остатками кучерявинок в куржачке седины,
как и у его бывшего военачальника.

А Белобородов продолжил свое обращение:

— Проезжая по разоренному вашему поселку, я вспоминал
разрушенные войной города и села. И думал я, земляки,
почему все злее да мощнее с каждым новым возмущением
обрушивается природа на нас? Именно у вас прихожу я
к выводу: всяко-разно отбились мы от почвы своей, от
тайги, от воды… Считаю, нам в нашей великой битве
с германскими ратями крепко помогало родство с нашей
землей, водой, самим воздухом. Вот Николай Кузьмин,
хороший вояка, не даст соврать, как сам маршал Жуков
перед наступлением приходил на передний край, лез в
окопы и сливался с бруствером, чтобы своим глазом обозреть
передовые порядки противника, особенно их рытье и каждую
щербинку в их маскировке. А прорушки в немецких окопах,
несмотря на весь хваленый орднунг, подсказывала нам
земля-матушка. Скажи, Кузьмин!

Никола тряхнул медалями, гордо покосился на соседей
и своего насмешника Веньку и подтвердил:

— Нашу землю сильно нутрит под чужим сапогом, Афанасий
Павлантьевич. Да нынче ей и от своих частенько достается
всяких-разных стрессов!..

Полковник за спиной Белобородова кашлянул, и ветеран
смолк, указывая гостю взглядом на раскуроченные огороды,
поникшие кусты и озерца неспавшей воды: следы наводнения
теперь предстояло отводить, окучивать и засаживать землю
по новой. Надеяться следовало, судя по прошлым паводкам,
на свои силы. Можно было попросить помощи у генерала,
но не хотелось Николе превращаться в жалкого просителя,
и он бодро приподнял стакан с коньяком, расценивая его
как награду.

— За родную землю, дорогие земляки! — провозгласил
гость, приподняв свой стакан. — Чтобы вам она была
союзницей!

Все застолье оживилось, звон кружек о стаканы разнесся
по двору, и здравицы большому земляку стали набирать
разгон. Выпив, похрустев огурчиком, заливановцы начали
вспоминать родовые связи с семейством Белобородовых,
отмечая крепость корня генерала и кровную связь с фамилией
с Прибайкалья.

Расхрабрившись от выпитого, самые шустрые потянулись
к гостю со стаканами, разговорами и просьбами. Генерал
добродушно чокался со всеми, шутил, старался выслушать
каждого и кивал полковнику: «Записывай, Антонов, все
просьбы, авось что удастся пробить в нашей бюрократии».