Из 85 лет, что издается газета, больше пятидесяти я
неразрывно связан с «Восточно-Сибирской правдой». Первый
свой снимок напечатал в газете в 1950 году. Помню, послевоенный
мальчишка, я едва открывал в редакции дубовые трехметровые
двери с огромной бронзовой ручкой. Иногда даже просил
прохожего. Это было на улице Карла Маркса, 13. Два
этажа, второй и третий, занимали редакции «Восточно-Сибирской
правды» и «Советской молодежи», внизу была типография
с завораживающим запахом краски и работающих печатных
станков.

Меня радушно встречали в каждом отделе, давали наставления,
обучали нелегкому ремеслу газетчика. Разбирая мои снимки,
часами беседовали со мной фотокорреспонденты Михаил
Калихман и Василий Лысенко, художники Левин и Петр Мамаев.
Позже мне давали задания ответственный секретарь Давидсон
и сам редактор Бройдо. В кабинете у редактора я был,
правда, всего два-три раза, чаще встречались на
лестнице рано утром…

Журналисты не только просили меня сделать снимки, но и
стали брать с собой в командировки. Больше я ездил по
селам. Очень нужны были тогда стране двойные опоросы
свиней, рекордные надои молока и высокие урожаи — в
общем, растущее послевоенное сельское хозяйство. О работе
в штате редакции я тогда и мечтать не мог. Хотя твердо
решил: буду фотокорреспондентом. Пришлось устраиваться
на работу в студию кинохроники. Это и был мой университет.
Я работал с маститыми режиссерами и операторами. Эта
школа пригодилась мне в репортерской работе и, конечно,
отразилась и в публикациях в газете.

Самым любимым кабинетом в редакции для меня была корректорская.
Здесь работали несколько женщин-тружениц, и не только
грамотных, разбирающихся в наших ошибках, но и очень
красивых. Мы друг другу симпатизировали. Сюда я приходил
посмотреть, стоят ли в полосе мои фото, а главное есть
ли под снимками моя подпись. Уж очень было престижно
для начинающего корреспондента опубликовать свои снимки
в областной газете. Корректоры работали вместе — и
«Восточно-Сибирской правды» и «Молодежки». Здесь я проявлял
свои первые чувства, иногда
приходил с цветами, которые рвал по дороге в редакцию
на клумбах и газонах. Приходил сюда и с конфетами.
Коробок тогда не было, заворачивали их в треугольные
пакетики. Узнав у корректоров, что моя фотография
в работе, наутро бежал в «Союзпечать», не дожидаясь,
когда в почтовый ящик опустит газету почтальон.
Я и сегодня к корректорскому цеху неравнодушен…

В кинохронике у меня было много разных съемок, командировок.
Сюжеты для киножурнала отбирались интересные, география
— вся Восточная Сибирь. В те далекие годы,
после работы с кинооператорами, мы часто переодевали своих
героев. Возили яркие рубахи, комбинезоны. Одним словом,
украшали действительность. Так нас воспитали. Говорили:
товарищ Сталин просматривает все фильмы, а вдруг захочет
посмотреть наш киножурнал, узнать, как живут сибиряки, а у
нас дырявые телогрейки…

Запомнилась съемка, (это было и задание редакции)
в день похорон Сталина. И хотя гроб с телом вождя был
за тысячи километров, плакала вся страна. Я должен был
сфотографировать людское горе, редакция просила показать
крупно слезы на лицах людей. Я подстраховался, чтобы
иметь лишний кадр, и посадил жену с фотоаппаратом на
крышу. Под присмотром кинооператора она должна была запечатлеть
людскую массу, пришедшую на площадь города. Получилась
отличная съемка, нас напечатали на первой полосе за
двумя подписями.

Самым большим событием было начало строительства Братской
ГЭС. В Братск поехала большая группа журналистов: газет,
радио, кино (телевидения тогда не было). Руководил
опытный журналист и мой учитель
востсибправдовец Евгений Григорьевич Бандо. От Тайшета
до Братска маленький паровозик тащил три вагончика несколько
дней. Это было в 1954 году. На скале Пурсей — одна сосенка,
рядом незамерзающие падунские пороги. При нас на скале строители
написали: «Здесь будет построена Братская ГЭС, декабрь
1954». Вот эти снимки и были первыми заглавными кадрами
не только нашего репортажа, но и первыми во всей прессе.

Редакция «Восточно-Сибирской правды» была большой школой
для журналистов. Многие корреспонденты уходили в собкоры
центральной прессы, некоторые стали писателями. Владимир
Козловский — фронтовик, работая в сельхозотделе, написал
два романа «Истребители», «Верность». Юрий Полухин и
Игнатий Дворецкий стали известными литераторами и драматургами.
Помню спектакль «Мост и скрипка» Дворецкого в Московском
театре о строительстве политзаключенными
железной дороги Тайшет — Лена.

Был и счастливый случай в моей судьбе. В Иркутск из Орловской
области ехал эшелон комсомольцев на строительство Шелеховского
алюминиевого завода. Я поехал в Тайшет встречать этот
поезд. Всю дорогу до Иркутска снимал. В газете появился
крупный снимок: молодежь с любопытством рассматривает
в окно вагона новые неизведанные пейзажи. Первые палатки
в Шелехове, города нет, одни березовые рощи да поля
соседнего колхоза. К нам из Москвы приезжает известный
фоторепортер, замечает меня, старательного паренька,
просматривает газету и находит во мне подходящую кандидатуру
для ТАСС на должность собственного корреспондента. Пригласили
в Москву, поговорили, посмотрели мои публикации в
«Восточно-Сибирской правде». Прошел испытательный срок,
и меня приняли. Сорок лет я проработал в ТАСС до ухода
на заслуженный отдых. (Страшно не люблю слово «пенсия»).

Редакция научила меня работать, дала путевку в жизнь.
Никогда не забудутся рекомендации для ТАСС от Михаила
Калихмана: «Присмотритесь, парень с будущим». А Владимир
Козловский дал мне, комсомольцу, характеристику и партийную
рекомендацию. В 24 года я пришел работать в крупнейшее
агентство страны.

За полвека своей репортерской работы я исколесил много
дорог в разных концах света. Был в Арктике и Якутии,
на Дальнем Востоке и на Кавказе, проплыл Волгу, Енисей,
Лену, Ангару и Амур. Отовсюду привозил снимки, репортажи,
целые очерки, и все они были напечатаны в «Восточно-Сибирской
правде».

Из ответственных секретарей редакции мне больше всего
запомнились Олег Быков, Владимир Лемешев и Иван Говорин.
Люди ответственные, аккуратные, преданные своему делу,
опытные журналисты. У каждого из них папки с материалами,
специальная — для фотографий. Каждый снимок ждал своего
дня и часа, был заранее запланирован для готовящегося
номера газеты. Хорошую память оставили выпускающий редактор
Борис Новгородов и художник Юрий Иванов. К любой дате
или событию у них были готовенькие полосы с иллюстрациями,
броскими заголовками. Только свободной была первая полоса
— это для деловой части, оперативной информации.

Вездесущий фотокорреспондент Василий Яковлевич Лысенко
десятилетия верно служил редакции. Он долгое время
возглавлял организованный им клуб любителей фотографии.
Здесь собирались ребята, которые хотели стать репортерами.
Многие из них печатались на страницах газеты. Я, став
профессионалом, часто выступал в этом клубе. В газете
много появлялось снимков внештатных авторов, был целый
внештатный актив фотокорреспондентов. За полвека в газете
работало пятнадцать фотокоров (редакторов сменилось
только шесть!). Каждый фотокор оставлял о себе доброе
имя, свой фотопочерк: Василий Лысенко, Валерий Карнаухов,
Анатолий Бызов, Валерий Гаращук…

1961 год. На двух подводах по замерзшей Ангаре среди
ледяных торосов мы четверо вместе с извозчиком —
фотокорреспондент (ваш покорный слуга),
писатель Юрий Самсонов, востсибправдовец
Юрий Полухин — пробирались из Братска к створу будущей
Усть-Илимской ГЭС. То лошадка, то мы по очереди попадали
в полыньи. Мы не ехали на санях, почти весь 25-километровый
путь бежали за подводами. Просушиться негде, на всем
пути четыре-пять деревень, в каждой до десяти дворов.
Сегодня таких командировок у нашего брата-журналиста
не бывает. Запомнилось мне село Бадарма (в этот год
были введены в обращение новые деньги). У меня новенькая
полсотня. Подъезжая к магазину, я не без гордости хрустел
новенькой купюрой. Если в селе и слышали о замене денег
в стране, но их еще мало кто видел, тем более полсотню.
Пришлось в сельсовет поехать объясняться, показывать
удостоверения, доказывать, что деньги настоящие. Сдачи
в магазине не оказалось, и нам пришлось «гулять на всю
катушку». Хорошо, по льду впереди нас прошла машина —
потребсоюзовский завоз. Масло сливочное четыре рубля,
колбаса — три, хлеб — тридцать копеек, учитывая, что водки
нет в деревне и пьют только самогон, попробуй истрать
пятьдесят. Самогон не продают, им угощают. А это надо
заслужить, хотя бы понравиться местному населению.
Самогон — замечательный, 80-90 градусов. Если бы сегодня
развести такой сиропом, закрасить ложечкой кофе, опустить
на дно бутылки апельсиновых корочек… Такой бы
напиток получился!

Из сорока восьми тысяч снимков, что я сделал за свою
трудовую жизнь, добрую половину я напечатал в нашей
газете. Работал много. Осуществил даже свою полувековую
мечту: последние годы работал в штате редакции. Не
отказываюсь и сегодня от заданий редакции, пусть самых
трудных. Редактор мне даже премию один раз дал. В конверте
с деньгами было написано: «Брюханенко Э.Д. — за легкость
на подъем».

В благодарность за мой
труд редакция посылала меня в Китай, на остров Хайнань, что
близ экватора, и в Италию. У экватора жара 56, и я ее
нормально переносил. В Италии проехал поездами, автобусами
весь «сапожок» — от Венеции до Римини. Репортажи и зарисовки
из этих поездок печатались в нашей газете.