Работа в Иркутском областном управлении

В 1954 году вышел приказ об образовании Комитета государственной
безопасности при Совете Министров СССР и его органах на местах. Я в то
время служил в Хабаровске в должности заместителя начальника
краевого управления. Надо сказать, что я здесь уже обжился, у меня были
прекрасные отношения с моим начальником Львом Федоровичем
Галкиным. Уезжать отсюда не хотел. Но однажды позвонили из
управления кадров вновь созданного комитета и попросили срочно
приехать в Москву. По пути туда я останавливался в Иркутске. Честно
говоря, город мне не понравился. Тающие сугробы, покрытые сажей, по
сравнению с чистым Хабаровском производили удручающее
впечатление. Сдав дела в
Хабаровске, я сразу же вылетел в Иркутск, где уже был получен приказ о
моем назначении. Но здесь произошла заминка. При разделе имущества
МВД настаивало на разделе соответственно численности личного состава
управлений. Соотношение было примерно 1:3 в пользу МВД. Но в
приказе подчеркивалось: разделить так, как было до объединения. Я дал
указание поднять из архива документы об объединении, и в
одностороннем порядке наши сотрудники заняли свои кабинеты.
Начальник управления МВД спорить не стал — он тоже умел читать
приказы.

Сразу же после этого я стал знакомиться с сотрудниками управления и
оперативной обстановкой в области. В этом мне помогали начальники
отделов и мой заместитель Сергей Григорьевич Сазонов. У нас с ним
сложились хорошие деловые отношения. Общительный, эрудированный,
он был душой спортсменов коллектива.

Михаил Николаевич Шорохов был старейшим чекистом управления,
самым старшим в коллективе и по возрасту, и по стажу работы. С этим
человеком, свидетелем огромного количества событий, имевшим
огромный жизненный опыт, всегда было интересно беседовать. Коренной
сибиряк, он в 14 лет остался единственным трудоспособным мужчиной в
семье. Чтобы заработать на жизнь, служил кочегаром на судах,
приписанных к порту Дудинка. В органы безопасности пришел молодым.
С 1937 года служил в Черемхове. Не поддавшись давлению руководства,
он категорически отказался нарушать законность, за что был уволен и
арестован. В тюрьме перенес сложную хирургическую операцию. Затем
был реабилитирован, восстановлен в органах и до ухода на пенсию
работал в управлении. Он всегда был для меня надежной опорой. Михаил
Николаевич прожил около 90 лет и ушел из жизни, оставив о себе добрую
память. До недавнего времени в управлении работал его внук Андрей
Николаевич Втюрин.

Что касается оперативной обстановки, то разница с Хабаровском была
огромная. Специфика региона заключалась в том, что вся область тогда
представляла собой одну большую стройку. Бурно развивалась
промышленность (Ангарский НХК, химпромы в Саянске и Усолье-
Сибирском, алюминиевые заводы в Шелехове и Братске, ЛПК в Братске и
Усть-Илимске), в Иркутске, Усть-Илимске и Братске строились
гидроэлектростанции, вставала на ноги наука. Поэтому со всего Союза
сюда съезжались самые разные люди. Они селились в растущих на глазах
молодых городах, а вчерашние села превращались в оживленные рабочие
поселки. Разумеется, всю эту людскую массу требовалось
контролировать. Среди огромного количества народа, прибывшего со
всех уголков страны, было очень много тех, кто проходил по
всесоюзному розыску. В том числе таких, кто скомпрометировал себя на
оккупированных территориях, запятнал себя связями с немцами. После
войны они пытались укрыться в далекой Сибири. Таких людей мы
находили немало. Сколько? Я всегда отвечаю на этот вопрос так: не
меньше взвода, если поставить их в строй:

Тогда, в 50-60 годы, закладывалось экономическое могущество Сибири.
Разумеется, такие масштабы строительства привлекали внимание во всем
мире. Поэтому в область очень часто приезжали руководители других
стран, не говоря уже о наших. На улицы коллективно выводили людей
«для организованной встречи высоких гостей». Для этого даже снимали с
занятий студентов.

Приезд иностранных и отечественных руководителей — это прежде всего
огромная работа по организации их охраны, которая ложится на плечи
сотрудников управления. Она заключается в обеспечении их
безопасности от возможных действий террористов, экстремистов,
простых уголовников, недопущении к ним лиц, пытающихся обратиться с
личными просьбами. Как видите, дело хлопотное. В таких случаях мы
работали вместе с МВД, начальником которого был Борис Дербенев.

Лето, в которое приезжал Фидель, выдалось очень жарким, но в Иркутске
на него надели соболиную шубу — наверное, он обливался потом под
таким подарком. Популярность у Фиделя была огромная, на улицах его
кабриолет встречали толпы людей. Но самое трудное было в Братске. На
стадионе был организован митинг. Народу — море. Фидель говорил два
часа без перерыва. По-испански. Разумеется, его никто не понимал, но
шума на стадионе — никакого. Как только Кастро закончил говорить, мы
тут же посадили его в закрытую машину и рванули со стадиона. Если бы
мы этого не сделали, то огромная толпа народа смяла бы нас.

Вспоминается интересный эпизод. Когда поехали на стадион, в
нашей машине ехал главный инженер ГЭСстроя, очень уважаемый человек.
Едем мы в кортеже, а он вдруг говорит:
«Вон те две женщины — моя жена и дочь, нужно остановиться и взять их с
собой». Представляете, что значит остановить кортеж, в котором, к
тому же, едет Фидель Кастро? Конечно, я дал команду проехать
мимо. Думаю, жене главного инженера это не понравилось:

Несколько раз в Братск приезжал Хрущев. Однажды в связи с его
приездом был организован митинг. Для того, чтобы
толпа случайно не затоптала Никиту Сергеевича, я попросил
расположить возле трибуны «самых надежных людей». Но вместо них
поставили несколько десятков женщин. Разумеется, после выступления
Хрущева их бы смяли тут же. Я говорю Дербеневу: «Борис,
подбери несколько десятков здоровых мужиков».
Задачу я этим ребятам поставил буквально следующую: «Стоять на
смерть!». Мужики устояли: Вот так был «спасен» Хрущев.

Пожалуй, самым значительным событием той поры стало перекрытие
Ангары в Иркутске. По такому случаю даже приехал американский посол
Гариман. Из-за этого от аэропорта до самого Иркутска построили
высокий забор — чтобы скрыть хибары. В Братске же его поселили в
гостинице, бывшей первым каменным строением в городе. Этот дом до
сих пор называется «Гаримановкой».

Тот день выдался солнечным, жарким. Река уже была на три четверти
перегорожена плотиной, и вода шла по узкому руслу. Над ним соорудили
железные мостки, почти на уровне течения. На самосвалы погрузили по
огромной каменной глыбе с железной петлей для крана. Один за другим
самосвалы стали выезжать на мостки и сбрасывать в реку глыбы.
Зрелище было красивым и величественным. Народ, как
завороженный, смотрел на это грандиозное действо.

Но в этот день произошло событие, о котором секретарь обкома
высказался так: «Это, Нестеров, подарочек для вас». Дело в том, что на
высоком берегу Ангары, в ста метрах от реки, стояло помещение,
приспособленное под кузницу. В ней произошел пожар. Его тут же
потушили, да по-другому и быть не могло — народу вокруг находилось
масса. Но как можно расценить пожар, пусть и пустяковый,
произошедший во время такого мероприятия? Местные пожарные
перестраховались, поторопившись сделать следующее заключение:
«Возгорание произошло из-за внесения огня извне». По-русски это
значит поджог, а на языке чекистов — диверсия. Я тут же дал указание
пятому отделу, занимавшемуся вопросами промышленности, как следует
разобраться в этом. Начальником этого отдела был Иван Андреевич
Кузнецов, очень опытный оперативный работник. Провели
эксперимент, в ходе которого выяснили следующее. Когда по
раскаленному железу бьют кувалдой, как известно, отлетает окалина. При
определенных условиях она может попасть в деревянную стену. Рабочие,
видимо, не заметили этого и пошли смотреть на перекрытие Ангары. В
результате строение загорелось. Таким образом, установили, что ни о
каком теракте речи нет. Кстати, после этого случая было принято решение
о том, чтобы при определении причины пожара обязательно
присутствовал работник КГБ…

(Продолжение следует)