В черном-пречерном дворе раздавался заливистый вой.
За домом и днем было тенисто. А глубоким вечером, когда
в большинстве окон уже не горел свет, лишь брезжило
мерцание телевизоров,
стало темным-темно, хоть глаз выколи. Подходить к подъезду
пришлось наугад, не видя даже, куда ступаешь. Жутковато.
Точно двигаешься в слепой пустоте, не зная, окажется
ли твердь под ногой при очередном шаге. Ощущенние ирреальности
момента грубовато нарушал порывистый ветер, царапавший
лицо колючими крошками холодного дождя. И вот в этой
студеной темноте протяжно завыли. Сначала тихо, раза
три, с одинаковыми паузами, потом воющий голос взял
крещендо, поднимаясь по хроматической гамме, потом оборвался.
… И через некоторое время запричитал рыдающими вскриками,
как оперный юродивый у Мусоргского.

… Внутренне похолодев, я прошмыгнула в дом и торопливо заперлась.
За окном продолжался одинокий вокализ невидимого вопиющего
во тьме. Мне уже было ясно, что воет человеческая особь
мужского пола в изрядном алкогольном опьянении. При
всем богатстве и сложности мелодического и интонационного
рисунка звуков безошибочно угадывалось, что это не плач
страдающего, полный жалобы или нетерпения, а способ самовыражения
измененного сознания дворового солиста. Словно медитируя,
он устраивал себе непродолжительные передышки и вновь
начинал упражняться в звукописи, вероятно, даже представляя
себе суеверный страх внимающих ему старушек — обитательниц
дома. Это был явно театр без микрофона для актера,
вошедшего в апофигей вдохновения.

Пришел сын.

— Ты не разглядел, кто там извращается? — спросила
я.

— Ни черта не видно. Был бы фонарик, не поленился
бы сходить посмотреть, что это за собака Баскервилей,
— Марк беспечно рассмеялся. — Мы сегодня с ребятами
как раз прикалывались на тему живописности отечественного
пьянства. Можно сказать, проект придумали нового реалити-шоу
на телевидении. Ну, ты знаешь, реалити-шоу — это «За стеклом»,
«Последний герой», «Гарем»… Так вот, клевая
идея — поставить убойное зрелище «Последний запой». Загнать
в большой аквариум кучу народу и наблюдать, как они там бухают.
Доступ пойла — без ограничений. Кто проигрывает на очередном этапе,
моет посуду. И сдает. Кто к финишу остается в живых,
получает суперприз — цистерну спирта. Остальным —
утешительные призы: бесплатные похороны и поминки
с участием зрителей. Кастинг претендентов на участие
в шоу проводят крупнейшие ликероводочные заводы и пивоваренные
компании. За допуск к последнему запою конкурируют «пивные короли»
и «водочные чемпионы» разных территорий. Вся страна прильнет к экранам,
болея за своих героев.

Мой легкомысленный отпрыск уже хохотал.
Звуковое сопровождение «собаки Баскервилей» живо подхлестывало
его юмор.

— А потом снимут «Последний запой-2», «Последний
запой-3», «Последний запой плюс бесконечность». Потому
что в России последним может оказаться все, что угодно,
но только не запой. Разве только в отдельно взятой забубенной
жизни.

Повеселиться в унисон с парнем у меня не получилось.
С новыми припадками вокальных импровизаций во дворе
все беспокойнее тревожил вопрос: кто же воет там, в
надвигающейся ночи, в мутном холодном мраке? Кто воет
внутри человека? Господи, помилуй!