Молодое лето

Люблю проказы молодого лета:

Беспечной и размашистой рукой

Развеять травы пепельного цвета,

Сухую ветошь, старческий покой,

Рассыпать в поле шелковистый шелест

И выстелить, как сходни, дальний лес,

Еще вчера шероховат и щелист,

На синие промоины небес.

Вот так бы мне, не пожалев досуга,

Укрыть свои вчерашние следы

В лиловый ситец клеверного луга,

В зеленый шелк березовой гряды.

Я не был здесь. И в жизни не бывало

Коварных бед, убийственных потерь.

Роса у ног впервые засверкала!

В проем небес открыл впервые дверь!

Русские поэты

Удивительна все же порода

Песнопевцев угрюмой земли:

Им по сердцу любая погода,

Лишь бы ангелы пели вдали.

Лишь бы свет отражался незыбко

На проснувшихся лицах сирот,

Лишь бы трогала чаще улыбка

Материнский страдальческий рот.

И когда, как и тех, кто безвестней,

Призовет их Создатель на суд,

Ты не думай, что сладкою песней

Они грешные души спасут.

Не попросят зачесть им

Ни гнева,

Ни любви,

Ни участья,

Ни слез

Перед чашей кипящего неба

И костром полыхающих звезд.

* * *

Все это призрачно в миру:

Безбедное существованье,

И слава громкая, и званье,

И даже замок на юру,

И даже то, что въелось в кровь:

Твоя привязанность к левкою,

Моя — к простору и покою…

А вечна тихая любовь —

Неиссякающий исток

Существования земного,

То, сердцем найденное, слово,

Тот, солнцем поднятый, росток…

* * *

Держись, осенний лист, держись

У дома в круговерть.

Благослови меня на жизнь,

Не торопись — на смерть.

Лишь только скроешься из глаз

В сыром тумане гор,

Как птицы белые тотчас

Опустятся во двор.

Они завьют мою траву

В колючий белый жгут,

Они увидят, что живу,

И стужей обожгут.

Они прибавят седины

И, призывая смерть,

Гнусаво будут до весны

Мне отходную петь.

А ты, березовый листок,

Багряный огонек,

Садись смелей на мой шесток

Или ложись у ног,

Родного сменщика дождись,

Зеленого огня,

Благослови меня на жизнь,

Благослови меня.

* * *

Опять над светающим полем

Сентябрьская дымка плывет

И, свежестью колкою полон,

Серебряный воздух поет.

А в роще нарядно-цветистой

Сквозная прямая тропа

Сверкает от влаги росистой,

Как взмытая в небо труба.

И где-то семья жаворонка

Над теплым домашним жнивьем

Взялась подзадоривать звонко:

«Еще поживем? Поживем?»

* * *

Первый снег, на твое покрывало,

На белейшую ризу твою

Я смотрю, словно так не бывало

Никогда в моем снежном краю.

Неужели когда-то и где-то,

В ослепительном мире светил,

Не заплачу я, вспомнив про это

Чудо, что на земле не ценил?

* * *

Я не знаю названия странной болезни,

Что терзает с рождения душу мою.

В зимнем поле замерзли раздетые песни,

И слова их остались в снегу, на краю.

Их нашла моя мать — молодая возница.

Привезла их в санях, на смолистом возу.

И брала их на жатву, солдатка и жница,

И всегда в них купала крутую слезу.

Как любила она кипятковое слово,

Как плескала на стылую землю слова,

Обжигая нечаянно душу мне снова, —

Только мама на это имела права!

В зимнем поле я слышу сиротские песни.

Ты, судьба, мою душу опять не трави.

Я не знаю названия странной болезни,

Что, как всякая боль, растворилась в крови…

Ночь

Опять душистый запах вереска,

Опять лучистый блеск огней,

Опять в несбыточное верится

И безоглядней, и сильней.

Стихи не будут бесполезными,

А жизнь — бескрыла и стара,

Пока у солнечной поэзии

Есть эта звездная сестра.

* * *

К. Балкову

Твой дом, как ты, с душою нараспашку,

Глядит весь день на освещенный дол.

Закатывай крестьянскую рубашку,

Бери бумагу и садись за стол.

Не говори, что этот путь не дорог,

Что прав опять вчерашний лжец и трус.

Тяжел для крыльев наш небесный полог,

Но дерзкий беркут держит этот груз.

Смотри, как сыплет с дерева синица

Оправленные синью жемчуга.

Иди к столу — там ждет с утра страница

Твои слова для друга и врага.

* * *

Дали мне образок в старом доме Москвы.

Источал он тепло, словно бархат листвы,

И слежавшейся хвои слоистый агат,

И лесной паутины мохнатый шпагат.

Показалось: присел я на бархат листвы,

И снуют муравьи перед носом, резвы,

И лоснящейся хвои лучится агат,

И шуршит между веток мохнатый шпагат.

Божий мир: луговина, тропа и лесок…

В старом доме Москвы дали мне образок.

Художник

Памяти А.В. Вампилова

Жил, как отпетый пролетарий,

Хранил сокровища свои:

Из окон вид на планетарий,

Час покаянья и любви…

Острил. Ходил в долгах до смерти.

Закончил спор — уже во мгле:

— Вы о поэзии? Поверьте,

Она есть только на земле.