По роду своей работы как эколог от энергетики и как
член ассоциации проводников Прибайкалья, турист и экспедиционник,
— я с момента создания Прибайкальского национального
парка вольно и невольно соприкасаюсь с его деятельностью,
которая проявляется лишь как администрирование, как
бюрократизм в отрицательном смысле.

С начала 90-х годов Сибирский энергетический институт
ведет эксперименты по солнечному теплоснабжению, в частности,
на территории ПНП — сначала в пади Жилище возле Больших
Котов, потом на побережье Малого моря у деревни Зама
и в урочище Узуры на Ольхоне. Так вот, администрация
парка не проявила к этому ни малейшего делового интереса,
хотя две последних установки солнечного горячего водоснабжения
получились вполне дееспособны, а в Узурах «солнечный
душ» со слежением за солнцем — простейшая конструкция
— вещь уникальная, аналоги вообще
неизвестны. Когда работали в Больших Котах, то были
договоренности тогдашнего директора Петра Абраменка
и главного лесничего со мной: завтра-послезавтра приедут,
посмотрят, решим… Солнечное электричество — это в
общем-то дорого для массового или масштабного использования,
а солнечный душ, маленький ветрогенератор, мобильная
рукавная ГЭС — просто и дешево, это — комфорт
на кордонах, экономия дизтоплива и — возможно, прежде
всего! — экологический престиж без «но». Но…

Как эксперт я был привлечен Госкомприродой к рассмотрению
проекта сооружения линии электропередачи в долину Голоустной.
Обсуждалось, собственно, изменение существовавшего
проекта: гнать ЛЭП напряжением 35 киловольт от Больших
Котов вместо ЛЭП-110 от Иркутска через Горячие Ключи.
В связи со свободной мощностью в Больших Котах новый
вариант был явно выигрышным — прямо как подарок судьбы
(вариант успешно реализован к радости жителей долины).
В чем была загвоздка? А в том, что новая трасса частично
шла по территории ПНП, в том числе через Кочергатский
соболиный заказник. Так вот, я попытался на заседании
выяснить, что это за заказник — о нем никто, включая
представителя ПНП, не имел понятия (!). Трасса ЛЭП шла
по старой, давно заросшей просеке, по заваленной снеголомом
1991 года дороге, которую пробили больше 40 лет назад,
чтобы переместить отработавший свой Большереченский
леспромхоз в долину Голоустной. Подобные просеки —
единственная действенная профилактика распространения
верховых лесных пожаров, создание (а здесь — восстановление!)
таких противопожарных коридоров — первейшая задача
на особо охраняемых территориях.

На Ольхоне я бываю достаточно регулярно не один десяток
лет. Изменилось ли там что-нибудь после включения острова
в ПНП? Лично я видел лишь массу запретительных плакатов,
написанных весьма безграмотно как по форме, так и по
сути.

Когда мы везли на грузовике металлоконструкции для солнечного
душа в Узурах, на контрольно-пропускном пункте ПНП в
Еланцах с нас содрали немалые деньги за въезд и пребывание
на территории парка — и это при наличии соответствующих
экспедиционных документов. И деньги эти — неожиданные,
из наших полевых. Жаловаться — значит, в Иркутск ехать,
в администрацию ПНП, а это опять же деньги и время,
а автомобиль арендован, и сроки ограничены. (И об экспертизе
ЛЭП в долине Голоустной, и про поборы на КПП в Еланцах
— об этом писала «Восточка», а реакция
администрации ПНП — увы…).

Конечно же, иркутяне и особенно жители Листвянки помнят
скандал после установки КПП для взимания денег у всех
— да, сначала у всех! — пересекающих границу ПНП на
Байкальском тракте. Периодически возобновляются попытки
взимать деньги на входе в ПНП возле деревни Ангасолка
по Кругобайкальской железной дороге. Помню попытку «держать
и не пущать» в начале лыжни от остановки «Переезд»
по долине реки Большая Крутая Губа — излюбленный маршрут
выходного дня, где на лыжню в феврале-марте встают издавна
по выходным сотни человек. В этом
летнем сезоне (и раньше такое бывало) вдоль Кругобайкалки
у берега летают моторки охранников ПНП, которые сдирают
плату за нахождение на территории парка у всех, кто
там находится. Куда расходуются эти деньги? Похоже
лишь на зарплату администрации и этих охранников. И
деньги-то немалые: когда я платил на КПП в Еланцах за
автомобиль с солнечным теплогенератором, перед дородной
кассиршей высились сортированные по номиналам высоченные
стопы денежной массы (КПП охранял лихой омоновец с автоматом
наперевес и еще несколько молодцов в штатском шустрили).

Одна из задач ПНП — соответствующая исследовательская,
научная работа, связанная с изучением и сохранением
биологического разнообразия. Об этой «работе» мне рассказал
один из ведущих биологов Иркутского научного центра.
Когда академическая наука России находилась на дне
кризиса и шел массовый отток кадров (пока не обрушилось
массовое сокращение), мой приятель «клюнул» на обещания
администрации ПНП дать ему возможность там творчески
развернуться. Буквально через несколько дней он понял,
что такое есть «научная работа» в ПНП и вернулся, несмотря
на соответствующий финансовый и престижный урон.

Сотрудники ИСЭМ СО РАН неоднократно (в том числе
на полосах областных газет) выступали с конкретными
поправками и дополнениями в проект федерального закона
о Байкале в части природощадящих решений по энергетике,
выступали с обоснованием подводного перехода ЛЭП на
Ольхон (вместо подвески проводов под Ольхонскими Воротами,
что даст «ландшафтное заражение», искажение уникального
пейзажа — мы выступали не как любители природы, а именно
как инженеры-энергетики и экономисты) — увы, никакого
отклика от ПНП, которого это непосредственно касается,
наши устные и письменные выступления не имели.

Думается, вот эти факты, эти примеры — они сами себе
и выводы, и предложения — и кто виноват, и что делать,
и быть или не быть.