Каждый покойник это, если можно так выразиться, — загадка.
И от того, как скоро мы
разгадаем эту загадку, зависит, накажут ли убийцу.
Часто следственные действия, то есть раскрытие преступления,
начинаются именно с судебно-медицинской экспертизы. Например, нашли
труп, на нем имеются повреждения, и для следствия очень важно — повлекли
эти повреждения смерть или нет. Если да, то на основании нашего
заключения возбуждается уголовное дело, а если мы пишем, что смерть
наступила от отравления алкоголем или от какого-то заболевания и
повреждения со смертью не связаны, тогда обвинения не выдвигаются.

При наличии травмы мы обязательно отвечаем на вопросы: как она
возникла, чем нанесена — колюще-режущим, тупым, рубящим предметом.
Если это автомобильное происшествие, выясняем, в каком положении по
отношению к транспорту находился пешеход: удар был спереди, сзади,
сбоку. При помощи специальных методик устанавливаем принадлежность
найденных на месте трагедии волос, крови, частиц кожи какому-то
конкретному человеку, а наши химики распознают более трехсот ядов. У тех
людей, которые подверглись нападению и остались живы, мы определяем
степень тяжести нанесенных увечий. Это разграничение позволяет суду
вынести виновному соответствующий приговор. Примерно в трети таких
случаях наше заключение определяет судьбу правонарушителей.

У нас есть отдел особо сложных, комиссионных, экспертиз. Вскрытие
трупа — это первичная экспертиза. В дальнейшем у следствия могут
появиться новые сведения, или же адвокат подсудимого ходатайствует о
проведении комиссионной экспертизы для уточнения деталей.
Тогда суд или
прокурор направляют нам все материалы уголовного дела, которые
включают допросы свидетелей и медицинские исследования.
Анализируя их,
мы выдаем свое заключение. Этой весной районное отделение областного бюро
судмедэкспертизы в Братске, которым заведует опытнейший судебный медик
Виктор Шумеев, провело подобное исследование, и на основании
выводов наших экспертов была осуждена группа преступников.

Велик поток не только уголовных, но и гражданских дел. Недавно
поступило не совсем обычное: в одном многоэтажном кирпичном доме
Иркутска уже лет десять как завелся грибок, а избавиться от напасти,
несмотря на всевозможный ремонт, не удается. Жители дома болеют
бронхиальной астмой, кожными дерматитами и никак не могут вылечиться.
И вот одна жительница дома, страдающая этими заболеваниями, обратилась
в суд с просьбой о предоставлении другой квартиры. Суду требовалось,
чтобы мы ответили на вопрос: связаны ли ее заболевания именно с этим
грибком и будут ли они излечиваться, если женщина останется жить в своей
квартире. Экспертиза не сложная, но своеобразная.
Все медицинские обследования показывали: в данном случае причиной
заболевания бронхиальной астмой являлся тот самый злосчастный грибок.

За последние годы нагрузка на судебно-
медицинскую экспертизу увеличилась в два, а по некоторым подразделениям —
в три раза. Раньше, если в морг попадал человек с огнестрельным
повреждением, то все эксперты собирались и обсуждали это повреждение,
поскольку подобные убийства были редким явлением, а сейчас
расстреливают с периодичностью один-два раза в неделю. Теперь одиночное
огнестрельное не вызывает среди медиков никаких дебатов — даем
заключение легко и просто. Сама жизнь заставила приобрести высокую
квалификацию. Но, когда на теле находят несколько десятков огнестрельных
ранений, тогда, конечно, мы советуемся, спорим,
ведь нужно исследовать и описать каждый раневой канал для
того, чтобы определить направление выстрелов, дистанцию, выяснить:
стреляли из одного вида оружия или нескольких, через какой промежуток
времени. Часто обнаруживаем на теле множество ранений, нанесенных
разными предметами. Это разнообразие волей-неволей совершенствует наши
навыки.

Первое заказное убийство, которое поставило перед нами сложную
задачу, произошло в Иркутске лет пять назад. В Академгородке из автомата
Калашникова расстреляли мужчину — на теле насчитали 26 огнестрельных
ранений. Примерно в то же самое время на улице Ленина таким же образом
расправились с одним бизнесменом, на месте происшествия нашли более
пятидесяти гильз от пистолета Макарова и автомата Калашникова.
Кровавые разборки криминалитета еще как-то можно объяснить: кто-то
кому-то задолжал, кто-то за власть борется. Но ведь сталкиваемся мы и с
совершенно необъяснимыми трагедиями. И это шокирует. Тогда, несмотря
на то, что мы, казалось бы, к виду смерти привыкли, эмоции
захлестывают, бьют через край. Некоторые считают, что эксперты, свою
эмоциональную реакцию подавляют алкоголем. Отмечу: не больше других. Кто-то
думает, что нам нравится копаться в покойниках. А я говорю: дело не в том,
нравится или не нравится, а в том, что никто кроме нас
это не сделает. Мы знаем, что плоды нашего труда пойдут на пользу
обществу, на пользу правосудию. Это осознание своей ответственности,
заставляет перешагивать через барьер страха, брезгливости, неприятных
ощущений. Нагрузка на психику чрезвычайно велика — некоторые эксперты
умирают, не дожив до пенсионного возраста.

Особая тема — авиакатастрофы. Будучи
экспертом, я пережил пять таких трагедий. В 1975 году ТУ-104 поднялся над
взлетной полосой на 40 метров и рухнул. А когда меня назначили
начальником бюро, в первый же год упал самолет в Мамонах, затем — в Усть-
Илимске, потом — трагедия «Руслана», и вот год назад — в Бурдаковке. (При
расследовании аварии «Руслана» в Иркутске присутствовал Шойгу. Позже
он прислал правительственную телеграмму в адрес областного бюро
судмедэкспертизы с благодарностью за добросовестный труд и высокий
профессионализм, который позволил в короткие сроки ликвидировать
последствия авиакатастрофы. На заседании правительственной комиссии
министр МЧС заявил, что иркутские судебные медики — первоклассные
специалисты, а за расследование аварии в Бурдаковке все 47 сотрудников,
принимавших в нем участие, получили благодарность от губернатора. —
Примечание В.Ш.) Самое главное — мы должны помочь опознать останки.
Работали группой: представитель следствия, эксперт, медсестра, санитар. На
каждый объект после проведения экспертизы заводили карточку, куда
выписывали его особые приметы, раздавали эти карточки родственникам и
целенаправленно вели поиск.

Сейчас остается нерешенной проблема финансирования регионов.
Особенность нашей службы в том, что районные судебно-медицинские
отделения подчиняются непосредственно областному бюро комитета
здравоохранения, в то время как другие медицинские структуры
самостоятельны на уровне районов. Наши эксперты действуют на базе
районных больниц, которые содержатся за счет местного бюджета. Раньше
действовал приказ Министерства здравоохранения СССР от 1978 года (его
собственно никто не отменял), обязывающий районное здравоохранение
обеспечивать судебно-медицинские отделения всем необходимым, начиная
от помещений и заканчивая перчатками. Сегодня в территориях говорят: нет,
вы областная организация, поэтому из районного бюджета вам не положено
ни копейки. Мы финансируем из комитета здравоохранения какой-нибудь
ремонт регионального филиала судмедэкспертизы, а там ничего нам не
принадлежит — вроде как поступаем противозаконно: вкладываем средства
областного бюро в центральную районную больницу. И эта задачка не
разрешается — нет юридической базы. Просим помощи у мэров, а
они ссылаются на бюджетный кодекс, запрещающий им выделять деньги в
областные учреждения. Начинаем доказывать: мол, экспертов-то
содержим мы, платим зарплату, а плодами нашего труда пользуется район.
Некоторые главы местных администраций идут навстречу, помогают,
некоторые — наотрез отказываются.

Сейчас готовится областной закон о здравоохранении, и я внес туда три
предложения по поводу взаимоотношений с районами. Первое: мы берем в
оперативное управление материальную базу — сами оплачиваем бытовые
услуги, ремонтируемся и тому подобное, но экспертизы делаем платные.
Второе: областной комитет финансирует филиалы, и они проводят
бесплатные экспертизы. И третье: на мой взгляд, самый оптимальный
вариант — районы содержат отделения, а мы проводим для них бесплатные
экспертизы. Пока взаимоотношения с территориями законно никак не
урегулированы.

* * *

Всего по области в бюро работает 287 человек. Альтернативной
службы в регионе нет, хотя по уголовно-процессуальному кодексу любой
врач может привлекаться в качестве эксперта по судебной медицине.
Несколько лет назад в Иркутске организовали частное судебно-медицинское
агентство, оно проводило первичные исследования, но суд периодически
направлял документы с их заключениями в областное бюро для проведения
повторной экспертизы. Слишком велика ответственность перед живыми.