В 1968 году я работал начальником партии в южном
районе Якутии. Ранней осенью техник одной из бригад,
сообщил по рации «Недра» о появлении медведей. У них
был один дробовик, и тот без пуль. Да и не было охотника,
рискнувшего бы стрелять в мишку. Одним словом, я поехал
с рабочими узнать, в чем дело. Осень — хорошее время года
в таежной зоне. Стоят погожие деньки. Тайга в осеннем
наряде немыслимых оттенков. Такого изобилия рябчиков
мне больше не приходилось видеть, как в ту незабываемую
осень.

Забегая вперед, скажу, что зимой они вымерзли. Ударили
преждевременные морозы до приличного снежного покрова,
видимо сказалась и скудость кормов. Питались мы одними
рябчиками. Варили их как пельмени. Имея малокалиберку,
я настреливал их, не сходя с тропки, в достаточном количестве
для пропитания.

Приехав на место — изумлению нашему не было предела. На
таборе жилая палатка была пуста, а рядом на деревьях
два лабаза со спальниками: один на троих и другой на
четыре человека. Лестницы, по которым взбирались на
ночь, затягивались наверх. Отказалась же бригада спать
в палатке после следующего происшествия. Очередной повар,
которому входило в обязанность подвозка воды, пошел
в пойму реки Пеледуй за лошадью. Не найдя лошадей, вернулся,
и уже вся бригада пошла на поиски. Нашли довольно далеко
от места, где их оставляли. Кони были довольно напуганы.
Решили, что их гонял медведь. Вернувшись на табор,
обнаружили, что из продуктовой палатки был вытащен недавно
початый ящик сливочного масла. Его нашли сразу,
но все что от него осталось — это обмусоленный кусочек.
После этого случая и решили перекочевать на деревья.
И вовремя, так как сверху, перед сном, видели, и не раз,
медведей, подходивших к ящику из-под масла, оставленного
для приманки. Успели налить пуль из дроби и стреляли,
не попадая. Особенно самую большую наглость имел один
и тот же медведь, которого стали замечать и днем, во
время обеда, и вечером, во время ужина, т.е. тогда, когда
переставали стучать топорами и работать бензопилой.

Показывали нам пики — закрепленные штыри на шестах,
для обороны от нашествия обнаглевших косолапых. Все
были взволнованны, говорили, перебивая друг друга.
Вот такую картину мы увидели в этой бригаде.

Как нарочно, пункт назывался «Худой». Хребет был поросший
кедрачом с подстилкой брусничника. Ни орех, ни брусники
не было, и здесь, безусловно, пролегал миграционный
путь медведей.

Солнце склонилось к закату, и мы поехали на ночлег к
реке Пеледуй, к воде и корму для лошадей. Вот и представился
случай добыть медведя, но как это сделать, не знал.
Решил, что утро вечера мудренее. Ночь обещала быть
ясной, палатку ставить не стали. Сделали из нее трехстенку
для отражения тепла и защиту от хиуза. Укладываясь спать,
положил рядом карабин, топор и нож. Ночь прошла спокойно.
Утром, натянув антенну, вышел на связь с остальными бригадами
и с базой, где осталась жена, с двустволкой, заряженной
пулями со взведенными курками и с подробным инструктажом,
как себя вести на случай появления медведя.

Прима — кличка рабочего узбека и заядлого рыбака — я послал
за лошадьми, которые спутанные паслись ниже по течению.
Через некоторое время услышал вопль: «Юра, медведь!»
Глянув на ружья, увидел, что Прим взял мелкашку. Схватив
карабин я кинулся на крик. Увидев меня, взволнованный
товарищ показал, где стоял медведь, и после крика спокойно
ушел в ерник высотой выше нашего роста с ограниченной
видимостью. Взяв на изготовку карабин, я вошел в ерник,
все было истоптано лошадьми, и определить следы медведя
было невозможно. Метрах в 200 нашли лошадей, вели
они себя спокойно. К табору мы шли берегом речки, присматриваясь,
не стоит ли под шиверами хариус. Мы планировали порыбачить,
а уж потом подняться на пункт. Карабин я закинул за
спину и, отвлекшись, совсем забыл о присутствии косолапого.

В этом месте Пеледуйка небольшая, от 4 до 10 метров
шириной на плесах. Впереди был последний поворот речки
перед табором. Мысок был заросшим тальником и закрывал
видимость. Рабочий шел сзади, ведя на поводу коней.
И вот на мысу нос к носу я сталкиваюсь с медведем. Он
глянул на меня спокойно и вошел в воду, поплыл на противоположную
сторону, поглядывая на нас. Все дальнейшие мои действия
были машинальными. Сдернув карабин из-за спины, присев
на колено, сняв с предохранителя, я выпалил все 5 патронов.
Мишка по инерции ткнулся мордой в берег и застыл.

Все произошло на плесе, где нет течения и довольно глубоко.
Шиверт же по щиколотку. Вытащить вдвоем на сушу мы
не смогли. Пришлось ехать за помощью. Самого назойливого
мы истребили, люди успокоились и мы тронулись в обратный
путь, набив подсумки мякотью. На удивление, медведь
оказался не худой. Даже литр натопил внутреннего жира.
Но подкожного сала почти не было, значит, и в берлогу
он лечь не мог. Шкуру на память попросил техник Кашин.
Да еще после снятия шкуры я попробовал, способна ли мелкашка
пробить череп. Оказалось, только под прямым углом. Но
если медведь смотрит на вас в лоб, его стрелять нельзя
— пуля идет рикошетом. Сделал и выводы, что волнения
у меня нет, руки не трясутся. Но целиться надо осмысленно,
по месту и торопится не спеша.

Так я добыл первого в своей жизни медведя.