— Станислав Иосифович, давайте поговорим с вами о газете, как о социальном и
общественном институте, производстве, историческом феномене. Вы ведь
одновременно издатель — практик и историк печати, что само по себе редкое
сочетание?

— И все что я говорю, это субъективно, это мое личное представление…

Во-первых, я хотел бы сказать, что рассматриваю газету, прежде всего как
производство и как бизнес. Более того, ежедневная газета это очень дорогой
бизнес. Они существуют во всем мире, но посмотрите: «Нью-Йорк Таймс»,
«Вашингтон Пост» это все газеты, которые имеют 50-летнюю, 100-летнюю
традицию. Новых изданий не возникает. Для того чтобы сейчас раскрутить
новую газету, есть такие цифры, на общенациональном уровне нужно примерно
3-4 млн. долларов и естественно не один год. Поэтому ежедневная газета — это
сочетание бизнеса, культуры, традиций. Это и особый уклад. Я уж не говорю о
том, что должны быть соответствующие кадры, техника, коммуникации.
Ежедневная газета живет по своим законам, еженедельник живет по своим
законам. Но если рассматривать газету с точки зрения бизнеса — это очень
суровая проза жизни.

— То, что живо, экономично. Что не экономично — умирает. Я догадываюсь, что
«Комсомольская правда» — это прибыльное производство. Насчет «Известий»,
принадлежащих той же корпорации «Интеррос», уже не уверен в этом.

— Я скажу о «Комсомольской правде», поскольку очень хорошо знаю предмет.
«Комсомольская правда» действительно прибыльная газета, но только тот, кто
работал в «Комсомольской правде» знает, сколько сил, усилий, кровавых слез
было пролито до тех пор, пока вырисовалась модель общероссийской
ежедневной газеты, которая позволяет ей существовать. От многих вещей просто
приходилось отказываться. Например, история «Комсомольской правды» — это
история советской литературы. И вдруг в один момент пришлось от всего этого
отказаться. Законы жанра, а также та реальная действительность, которая
сегодня существует, заставили подумать о том, что читатель изменился.

И мы сегодня говорим, что у нас не читатель, а клиент. А если это клиент, то мы
вынуждены делать потребительскую продукцию. Мы должны давать расписание
электричек, мы должны говорить, что где лучше купить, как куда лучше
съездить. Иногда говорят, что газета желтая. Я не знаю, что такое понятие
«желтая», я знаю, что интерес к газете измеряется читательской аудиторией и
ценность газет измеряется этим же.

— Но в стране со 140 миллионами, без всякого сомнения, есть два миллиона
человек, которые хотят облегченную прессу. И есть 500 тысяч человек, которые
хотят прессу посодержательнее. С точки зрения бизнеса уход с рынка
содержательной прессы в рынок развлекательной объясним. А все-таки, для кого
«Известия»?

— Я бы мог сказать банально. «Известия» для определенной аудитории
читательской, «Известия» для тех людей, которые всю жизнь привыкли читать
эту газету, «Известия» это консервативная, правильная газета и т.д. Но я бы,
наверное, был циником, если бы сказал только об этом. Любая газета это
инструмент. Инструмент для чего-то: для манипуляций, для создания
общественного мнения, для большой политики, для малой политики, для
решения каких-то собственных интересов.

Я просто возьму другой пример. Газета «Коммерсант», 117 тысяч на всю страну.
Не сильно крутой тираж для одной из ведущих деловых газет. Мы прекрасно
знаем ее востребованность, ее информированность. Все-таки, если
рассматривать газету как некий социальный механизм, встроенный в общество,
общество вынуждено нести на себе эти затраты, нагрузки, в данном случае
содержать вот такую газету «Известия», «Коммерсант». Все это я в своей книге
описал.

Я там описал ситуацию, что в принципе любая газета — это правильный
механизм тогда, когда находится в правильных руках. Неважно, государству это
принадлежит, частному капиталу, или это общественная собственность. У
каждого свои правила игры, и каждый занимает свою нишу социальную,
культурную, профессиональную…

— Вы нередко говорите, никакие издания поддерживать нельзя. Что должно
умереть, то должно умереть. Но при этом, есть задачи общества, решаемые
государством. Есть задача поддержания стабильности на территории, где газета
с полуторатысячным тиражом, как ни странно, инструмент.

Я говорю о поддержке районной печати.

— Любые разговоры о поддержке неким муниципальным или государственным
бюджетом местных изданий это вопрос власти. Власть хочет донести до кого-то
свое мнение. И только такое мнение она хочет донести. Поэтому она сегодня
декларирует: надо поддерживать районные газеты.

Что лучше: иметь одну хорошую газету или десять плохих газет? Если мы
возьмем развитые страны, там вообще дело до маразма дошло, там свои газеты
выпускает пансионат, он рассказывает, как хорошо в нем жить, какое будет
блюдо на ужин, кто у них будет выступать. Но это частный бизнес, и они
выпускают газету на свои деньги. Когда на деньги налогоплательщиков кто-то
пытается решить свои собственные проблемы, всегда хочется спросить: а
почему, а я хочу другое, а может на десять районов нужно одну газету, но очень
сильную?! А не в каждом районы пожелтевшая задрипанная страничка, в
которой поют дифирамбы председателю колхоза «Оглобля коммунизма»…

— Если кто-то захочет издавать новую газету, ему не нужно спрашивать, есть там
районка или нет. Но туда еще никто не пришел. Что касается власти, то никогда
она это не сделает, потому что это и технологически сложно и политически
небесспорно.

— Любая газета как социально-культурное явление возникает, когда появляются
некие общественные интересы.

Я могу назвать очень много примеров эффективных районных и городских
проектов — в Ангарске газета «Время», в Саянске «Просторы». Такие примеры не
единичны. Я за них. Сильная газета вокруг себя создает сильное поле. Слабая
газета дискредитирует вообще само понятие.

— Опять-таки появление таких газет естественно. И если в неком районе не
может она появиться по объективным обстоятельствам, значит она не появится.
Факт дотирования «районок» незначителен, от этого не зависит появление или не
появление новой прессы. От этого зависит только существование самих
«районок».

— Тут бы я вот как сказал. Мы идем на базар и покупаем ведро картошки. Все
ведро хорошее, но одна картошка плохая, и нам это не нравится. Мы думаем, что
нас опять обманули. Если рассматривать философски наше информационное
поле, то любая некачественная газета, любой некачественный фильм, любая
некачественная статья, книга — они брешь все равно создает в информационном
поле. Вот оттуда и возникают черные пиары, восприимчивость к этому черному
пиару и многое другое. Самое главное — неверие в общественную значимость,
вообще чьего-либо слова.

— На мой взгляд, профессиональных журналистских кадров в региональной
прессе очень мало. Причем, хотя и говорят, что у нас большой дефицит
менеджеров, на самом деле у нас дефицит пишущих перьев. Как раз с
менеджерами неплохо. На сегодняшний день, мне кажется, у нас в регионе
можно набрать людей на одну хорошую газету. Особенно эта проблема заметна
в региональных приложениях центральных газет, где разница в классе авторов
такова, что я бы на месте людей, которые ведут этот бизнес из Москвы,
ужаснулся бы и сказал, а вы не можете объявлениями местными заполнять,
колонками новостей хотя бы: Новости испортить сложно. А вот все, что
касается журналистики — это очень плохо.

— На самом деле ситуация просто катастрофическая. Вот некоторые говорят,
надо упасть, чтобы подняться. Мы давным-давно упали в журналистике. Людей,
которые могут написать очерк, которые могут просто отличить репортаж от
корреспонденции, можно по пальцам перечислить.

Откуда они будут? Пришли мальчики, девочки, которые занимаются этим делом.

У нас есть литературный институт. Как можно научить писать роман? Можно
форму соблюсти, сюжет соблюсти, но как можно научить человека писать?
Точно также и в журналистике, хотя это более ремесло, чем профессия писателя.
У нас просто катастрофа с кадрами. В итоге, эти ребята, они все зомбированные,
они не могут понять, что надо двигаться вперед, а у них еще и школы не
оказалось.

Странная история была в прошлом веке — газеты друг друга не рекламировали.
Нельзя было рекламировать театральные постановки, не потому что это
запрещалось законом, а в обществе было не принято. Это был нонсенс. Точно
также, нонсенс, что в газете держат специального редактора, чтобы бы он из
Интернета выискивал самое интересное. В недалеком будущем это просто само
собой умрет.

— Все газеты, имеющие репутацию, эту репутацию трансформируют в
зарабатывание денег. «Восточно-Сибирская правда», «Комсомольская правда»,
газеты «Известия», «Коммерсант», и так далее. Единственное, на что хватает
газетчиков в этом случае — комментарий от редакции. Что делать с заказными
материалами?

— Во-первых, я бы привел фразу Пушкина «Не продается вдохновенье, но можно
рукопись продать». Во-вторых, есть неприкосновенные области, в которые мы не
вторгаемся, независимо от того, сколько денег за это заплатят.

— Я сейчас говорю об экономических материалах. Понятно, что за любые деньги,
наверное, даже если сейчас кто-то захочет заказать в солидных изданиях серию
ксенофобских статей, это не пройдет.

— Что касается заказных материалов, то у меня такое впечатление, что читатели
давно уже их не читают. Что это на самом деле игра, которая идет между двумя
клиентами, они друг другу хотят что-то сказать, это большой коммуникатор,
который соединяет людей. В данном случае они не могут сесть за стол
переговоров и начинают через телевидение, через газеты, через другие средства
массовой информации вести публичную дискуссию.

— Давайте сделаем некую реминисценцию. Вы историк не в меньшей степени,
чем менеджер. Какие параллели вам видны между первой половиной XIX —
началом XX века и нынешней ситуацией в масс-медиа?

— У меня только что вышла книжка, «Газетное дело в Сибири». Лет пятнадцать я
над ней работал, и она не о содержании, не о том, что пишет газета, а о том, как
делается газета, по каким законам, и что с ней происходит, когда она делается не
по закону, правовому, экономическому и т.д.

Ну, например, возьмите русскую литературу. При всей ее задавленности
цензурой, различными уставами, мы имеем блестящие имена, великие имена
Пушкина, Лермонтова, Толстого, Гоголя и т.д. Возьмите американскую
литературу, которая не задавлена никакой цензурой, в которой никогда не было
никаких препон, в ней тоже огромное количество великих имен. Это настраивает
на определенные размышления.

Вот мы сейчас говорим о том, что газета это инструмент влияния, газета это
инструмент манипулирования, а в XIX веке — начале XX века купцы,
промышленники вкладывали в газету деньги, потому что это бизнес. И я делаю в
этой книге вывод, что это доходный бизнес. А раз это доходный бизнес,
соответственно он строился по определенным правилам.

Ну, к примеру:. Каждая газета в Сибири имела свою собственную типографию.
Я могу сейчас утверждать с точностью до единицы, что в итоге газеты, которые
не будут иметь доход, которые не будут иметь собственной типографской,
полиграфической базы, либо попадут под какой-либо полиграфический концерн,
либо сольются в одну какую-то единую газету, которая будет независима от
полиграфического концерна. Дальше, я могу утверждать с точностью до
единицы, что газета всегда была очень выгодна почте. А почта всегда
неадекватные цены ломила за полиграфическую продукцию, в частности за
газету. Это совершенно четко проглядывается на всех цифрах.

Особенностей у этого бизнеса очень много, к примеру, сибирская газета имела
структуру журнальных отделов, т.е. она была структурирована как журнал, а
почему? А потому что типологически сибирская газета тяготела к такому
понятию как Сибирь, ей нужно было поднимать вопросы общественные,
значимые. Просто газетная информация, газетный материал это не решали.
Поэтому в любой сибирской газете существовали библиографический отдел,
отдел корреспонденции, отдел зарубежных телеграмм и новостей, очерки,
романы публиковались. Газета в Сибири была более структурно отстроена, чем
современные издания. У нас сейчас есть несколько газет, которые совмещают в
себе телегид, газету с каким-то бульварным оттенком, экономическую газету и
все это под одной маркой выходит. Или газета, которая с одной стороны
публикует отчеты с сессий, с другой стороны проституток. Эти газеты просто
обречены, они делаются не по правилам жанра. Они не выживут.

В XIX века была четкая структура: отраслевые газеты, например,
железнодорожная газета, медицинская газета; общественно-политические
газеты. Государственные газеты, скажем «Епархиальные ведомости» или
«Губернские ведомости». Но, поскольку это была четкая структура, все
понимали, в какую игру они играют. Они придерживались особых правил.

Не нужно было в начале XX и в конце XIX века читать все газеты. Достаточно
было купить газеты в Барнауле, Томске, Иркутске или на Дальнем Востоке для
того, чтобы понять, чем сегодня болеет Сибирь. Сепаратизм был идеей, которая
объединяла. Это и на газетах видно, когда лучшие кадры Иркутска уезжали в
Томск поднимать газету, или Иркутск отдавал право открытия университету
Томску. Не было дробности. Или следующее: вся местная печать боролась
против предрассудков о Сибири. Это тоже их очень крепко объединяло. Форма
подачи материала в сибирской газете была тоже достаточно четко отработана.
Газета для Сибири была особым материалом.

— Тут есть еще один момент. В отсутствие научных центров в Сибири, видимо,
вся интеллигенция, или почти вся, в той или иной степени была активно
ориентирована на газету.

— Естественно, самая опасная должность была у корреспондента. Ни у
редактора, ни у ответсекретаря, а у того, кто сидел в глубинке. Потому что за
каждый материал, который выходил оттуда, он подвергался ярым нападкам,
этого человека могли уволить со службы, этого человека могли убить, нередко
такие случаи бывали:

В книге я сделал один очень важный вывод о том, что газетный бизнес в силу
ряда причин в Сибири был прибыльным и, следовательно, газетное дело можно
рассматривать как отдельную отрасль. Т.е. история экономики в Сибири без
изучения такой отрасли промышленности как полиграфия, как газетное дело,
журнальное дело, это нонсенс. У нас — же как привыкли: история
промышленности — золото, торговля, извоз и т.д. А отсюда еще один очень
важный момент: деятельность в сфере культуры тоже может быть прибыльной.
Общественная инициатива приводит еще и к тому, что это может быть
прибыльным делом для общества.

— Какая была ситуация с кадрами? Журналистских кадров профессиональных не
было или почти не было? В основном это была разночинная и мелкодворянская
интеллигенция, которая получила университетское образование…

— Журналисты и литераторы входили в фонд взаимопомощи литераторов, они
все были равны, поэтому кадры были самые разные. Высший чиновник
губернии, это мог быть даже губернатор, музейный хранитель, глава рода
какого-то. На самом деле в России вообще не было журналистских школ,
поэтому кадры, что называется, или воспитывали, или это был природный дар.

Кстати, отсеивали кадры очень жестоко. При всем том цензурном гнете, который
был, на первой ступени стояло такое понятие, как общественная незамаранность.

— Политический, идеологический аспект: лево — право, охранительные —
либеральные издания различались ощутимо?

— Лев Тихомиров, который был в кружке цареубийц, террорист, окончил жизнь
ярым монархистом. Например, берешь демократическую газету, а там
супермонархический материал, который просто бьет тебе по морде, и, наоборот,
берешь монархическую газету, а там чуть ли не коммунист выступает, марксист.
Оказывается, дело опять же в постановке бизнеса. Как правило, у тех,
дореволюционных газет, был хозяин. Хозяину нужно было выживать. Им нужна
была дискуссия, им нужны были деньги. Им нужно было сохранить своих
подписчиков, заплатить зарплату и т.д. Вот почему в газете нередко появлялись
материалы, которые противоречили ее направленности.

Я за то, чтобы газеты изучать не по такой градации, как большевистские
издания, народнические издания и т.д. Основанием для классификации газет
должна быть форма собственности, тогда все становится ясным. Если это
государственная форма собственности, мы знаем, что это такое. Если это форма
собственности частная, мы тоже это понимаем.

— А случались некие случаи остракизма? Булгарина в свое время вся
либеральная общественность ненавидела, над ним издевались, как хотели.

— Пожалуйста. Газета «Сибирский вестник» в Томске. Во главе газеты стояли
присяжный поверенный Корш и Полянский, которых вытурили в ссылку в
Сибирь за то, что они проворовались. Они создали газету, у газеты был тираж
точно такой же, а может больше в некоторые годы, чем у таких замечательных
демократических газет как «Восточное обозрение», «Сибирская газета» и т.д. На
самом деле имя издателя как бы за газетной страницей, читатель реагирует,
читатель голосует за газету настолько, насколько она отражает его интересы.
Демократическая пресса называла эти газеты рептилиями, развратителями
общественной жизни. А газетка выходила и закрылась она перед революцией по
известной причине. Там самое интересное другое, там самое интересное, что
местная власть боролась против этих же газет.

На самом деле позиция местной власти до революции по отношению к газете —
это страшно интересная вещь. Я бы собрал всех мэров городов, районов и
рассказал им о том, как на самом деле власть взаимоотносилась с прессой. Там
губернатор пишет: я бы закрыл эту газету, но ей не будет противовеса со
стороны демократической прессы, а нужно иметь две газеты, чтобы они
высказывали противоположные мнения, ведь чиновники ворье, они все извратят.
А так он читал разные газеты. Но ведь у нас 70 лет не было оппозиционных
изданий:

На самом деле губернаторы очень трепетно относились к этим газетам. Но ни
рубля не давали. Промышленник Сибиряков давал, он мог себе это позволить…

— Может, это вопрос властной технологии. Значит, и в другие времена были
олигархи XIX века, близкие к власти в какой-то степени, создающие эту власть.
Понятно, что назначение генерал- губернатора было не менее серьезным делом,
чем назначение полпреда президента в федеральном округе. Ну, какая разница?
Это просто вопрос технологии: кто тратит деньги.

— Все правильно. Но сейчас говорим о том, что было. На самом деле мы как бы
опять проходим эту цепочку отношений и они, конечно, устоятся.
Сформируются правила игры.

— Что-то пафосное осталось в журналистской деятельности как таковой?
Социальная функция, властители душ и т.д. Или, может быть, оставим это за
литераторами, которые сели и написали не за жалованье и гонорар, а из
служения обществу?

— Такие журналисты в России есть. Это классики. Сегодня колоссальные
гонорары получают обозреватели в Америке, миллионные гонорары. На самом
деле эти люди — корифеи своего жанра.

Я просто думаю, что ситуация и у нас изменится, и новые мастера оттачивают
перо. Это все будет, точно так же как это уже было в 20-30-х годах 20 века. Мне
кажется, что выход из таких кризисов очень долог.

Но я только одно знаю, надо что-то менять и в образовании, т.е. речь идет не о
том, чтобы готовить журналистов, речь идет о том, как сделать так, чтобы эти
журналисты свою профессию изучали не только по книгам, скажем, это может
быть новый учебный научно-производственный комплекс, тоже идея не новая.

И как сделать так, чтобы люди, которые пришли в журналистику, действительно
понимали, что профессия у них особая, от которой очень многое зависит.

— А вот тут мы подошли к одному интересному обстоятельству. Скорей вопрос к
вам, как к историку СМИ, чем к менеджеру медийного элемента крупной
корпорации. Это очень важный момент. Газета, как источник политических
влияний, не хозяев и спонсоров, а сама по себе. Я подозреваю, что в XIX-м —
начале XX века это было в значительной степени.

— Я приведу пример, который обо всем расскажет. Дочка Ядринцева, который
был известным демократом, сидел в царской тюрьме за то, что хотел Сибирь
отделить… Она была полумарксистской девушкой, ее арестовали за всякие
воззвания, листовки и т.д. Это был 1902-1903 год. Ее арестовали,
небезызвестный Семенов-Тян-Шанский пишет письмо губернатору: я вас прошу,
освободите вы ее из тюрьмы, это же дочка незабвенного Николая Михайловича
Ядринцева, и перечисляет все его регалии. Ее освобождают. А она опять
начинает заниматься тем же самым.

Я думаю все, кто работает в прессе, должны сознавать, что вольно или не
вольно, роль газетчика неизмеримо высока. Он этого может не ощущать, но ему
открыты двери, и общество возлагает на него определенные надежды.