Пусть саднит боль!
Память не терпит фальши. Она жива, пока сердце и
совесть открыты прошлому. Память не терпит диктата.
Ей, как и сердцу, не прикажешь. Но что, как не
память народная, обладает великой силой единения?
«Во дни торжеств и бед народных» не стоит
надсажаться в поиске общей национальной идеи. Потому
что такая идея рождается сама собой, подчиняя
массовое сознание высшему смыслу. Шестьдесят один
год назад смысл этот заключался в единственном
вопросе: быть стране или не быть. Кто знает, какой
бы выпал жребий, чем завершилась бы омытая кровью,
проплаченная миллионами судеб трагедия Великой
Отечественной, не обладай мы тогда самым грозным и
самым действенным оружием — монолитом людских
чувств. Но сегодня, сейчас улавливается ли их отзвук?
Ведь между июнем сорок первого года и нынешним июнем
— целое поколение! Огромное расстояние, для
измерения которого нужна совсем иная единица
отсчета. Не промелькнувшие десятилетия, а, условно
говоря, масса новой информации, «единица» новых
знаний о прошлом, приходящаяся на одну человеческую
жизнь. Мы же — в иной стране! Обрушившиеся на
каждого новые знания развели нас по разным идейным
«углам». Но тем важнее нам, таким не похожим друг
на друга, таким амбициозным, сохранить во имя своего
же душевного, нравственного здоровья уважение к
прожитому; понимание пережитого, несмотря на все
разночтения трудов историков. И, значит, память о
минувшем.
Зачем лицемерить? Боль со временем притупляется.
Сквозняки лет остужают ее. Но пусть она, опалившая
ту, прежнюю, и все же нашу общую страну июнем сорок
первого года, саднит в наших душах как можно дольше!
Это зависит совсем не от того, сколь много
правильных, но холодных слов будет сказано. И от
числа траурных митингов, от количества возложенных к
Вечному огню венков накал боли не зависит тоже.
Памяти вообще противопоказан официоз. Нужно совсем
другое. Нужна искренность в сочувствии живущим ветеранам,
чтобы хоть как-то искупить перед ними вину: ни одно
государство, втянутое во вторую мировую войну, не
дало своим уцелевшим солдатам меньше, чем наше. Нужно
уметь сопереживать семьям погибших, не усугубляя их
страдания чиновничьим безразличием. Иногда это
удается. Как удалось служащим Слюдянского
райвоенкомата. Прочтите письмо Любови Викторовны Цегельниковой
и вы поймете, как мало нужно для того, чтобы облегчить муку
потерявшим в войну своих близких. А еще необходимо
рассказывать молодым обо всем, что случилось в самую
короткую летнюю ночь шестьдесят один год тому назад,
мужественно и честно. Тогда боль пережитого будет
еще долго питать нашу память. И, может быть,
остановит нас на самом краю пропасти, куда в очередной
раз начнет толкать общее безрассудство. Как знать…