Пользуясь случаем журналистский коллектив «Восточно-Сибирской
правды» поздравляет Героя Социалистического Труда, почетного
гражданина Иркутской области Николая Тимофеевича Романкевича
с юбилеем. 21 апреля ему исполняется 75 лет, из которых
40 он бессменно возглавляет хозяйство, широко известное
своими достижениями. Желаем ему здоровья и успехов на
его многотрудном посту.

С двояким чувством, любопытства и досады, прочитал в
«ВСП» за 21 марта статью «За буренку обидно…» бывшего
редактора тулунской газеты «Путь к коммунизму», позднее
собкора «Восточки» Ивана Фетисова, моего давнего знакомца.
Помню наши встречи и в Нижнем Бурбуке, когда я там
бригадирствовал, и в Мугуне, когда стал председателем
колхоза, и в Тулуне на бюро райкома да партхозактивах.
Рад был бы увидеться вновь спустя столько лет, на месте
все рассказать и показать, поспорить в конце концов.
Жаль, что Иван Васильевич не позвонил, письмишка не
черканул. Так, мол, и так, хочу лично удостовериться,
что за реформы ты, Николай Тимофеевич, провел в своем
хозяйстве, кажется мне, не в ту сторону линию гнешь,
не туда курс держишь. Как журналисту и литератору, пишущему
о деревне, интересно потолковать с тобой и твоими мужиками.
Ведь мимо Заларей, где я теперь живу, в Иркутск ездишь
по служебным надобностям, на обратном пути захвати с
собой…

Отчего ж не уважить старого знакомого? Да я бы и специально
машину за ним отправил, коль он пожелал бы. Вот тогда,
посмотрев своими глазами, как живут сегодня мугунцы,
и пиши что думаешь. Полагаю, кой-какие вопросы у него
отпали бы сами собой, не стал бы он, к примеру, попусту
вопрошать: «А чем тогда кормятся попавшие на частное
подворье коровушки? Крапивой да березовыми вениками?»

Оно ведь всегда лучше один раз увидеть, чем десять — услышать.
А то как-то не совсем ловко вышло, заглазно и даже
обидно. Оказывается, по Фетисову, все, что я сделал,
чтобы сохранить хозяйство от развала, надо воспринимать
как нечто геройское в кавычках. На том спасибо, что
вредителем не обозвал. У меня ощущение, что кто-то
очень попросил Ивана Васильевича поразмышлять на заданную
тему с заранее готовыми выводами. Ну, хотя бы тот, кто
деньги давал на издание его последней книги. Коль все же ошибаюсь,
прошу извинить. Был бы рад ошибиться.

Но ближе к делу, как выражается мой заочный оппонент.
Действительно, в «Парижской коммуне» в 1997 году пришлось
закрыть одну из двух ферм и раздать лучших животных
в счет имущественного пая членам коллектива, а на другой
сократить поголовье до 150 коров. Почему? Потому что
молочное животноводство в условиях нашего хозяйства,
о других судить не буду, было и остается убыточным,
сколько бы автор «За буренку…» ни иронизировал по
этому поводу. Как ни считай, результат не изменится,
если не передергивать. Цифры — штука упрямая, эмоциям
не поддаются.

Даже сейчас, когда спрос на молоко чуток поднялся, выручка
за продукцию не покрывает затрат на его производство.
И это при том, что на оставшейся Харманутской МТФ продуктивность
животных вполне на уровне — около трех тысяч килограммов
в год, суточный надой от каждой коровы сегодня равен
десяти килограммам. Пять лет назад ситуация с молоком
из-за низких закупочных цен и хронических неплатежей
переработчиков была гораздо острее. Производителя-аграрника
откровенно загнали в угол. И что же нам оставалось делать?
С тупым упрямством держаться за старое и множить убытки,
чтобы в конце концов оказаться у разбитого корыта? (Так
должно было проявиться «геройское» в Романкевиче?)
Или все-таки попытаться спасти бывший колхоз путем реформирования?
Мы выбрали второе, сделав ставку на полеводство. Тот,
кто палец о палец не ударил, чтобы приспособиться к
изменившимся условиям, ждал у моря то ли погоды, то ли
руководящих указаний, давно вылетел в трубу, а «Парижская
коммуна» устояла. Это факт, который невозможно опровергнуть.
У нас ежемесячно выдается заработная плата, нет просрочки
по налогам, прочим текущим платежам и взаиморасчетам.
Даже сейчас, весной, на складах зерна прошлогоднего
урожая еще предостаточно.

В статье содержится многозначительный экивок: «… что
бы стало, если бы такое «новое мышление» коснулось, скажем,
Ильи Сумарокова с Гавриилом Франтенко или других агропромышленных
гигантов нашей области?» Что тут сказать, гиганты они
и есть гиганты. Это все равно что сравнивать деревенскую
кузню с заводом имени Куйбышева в пору его расцвета.
Тем паче они получали (и получают) весомую финансовую поддержку
из бюджета области. Нам же тогда приходилось уповать
только на собственные силы и средства, выбираться из
тупика на свой страх и риск. Пример Сумарокова и Франтенко
между тем красноречиво свидетельствует, что животноводством
предпочтительнее заниматься на промышленной основе
и с полной переработкой произведенной продукции. Я — за
такую стратегию развития отрасли на перспективу. В
переходный же период, на мой взгляд, надо не стесняться
использовать для производства молока и мяса частные
подворья, которые лучше и быстрее применяются к рыночной
обстановке. Для меня очевидно одно: при любом раскладе
возврата к прошлому в его прежнем виде не будет, как
бы кому-то ни хотелось построить деревенских баб и под
«ать-два, за-а-апевай!» погнать на ферму, где с ходу
внедрить соц. (кап.) соревнование с красными флагами.
Кстати, о соревновании и флагах не я придумал, о том
директивы сверху в наш кооператив периодически поступают.
Только время теперь другое, люди стали другие. Силком
да за символическую плату никого работать не заставишь.

Теперь о том, с чего это вдруг «… переданная из общего
стада в частное подворье одна и та же «убыточная» буренка
станет прибыльной?» Да очень просто, тут все предельно
ясно без пустопорожнего умствования. Мы реализуем молоко
по закупочной цене 5,5 рубля (иные хозяйства и по меньшей),
а частник в городе продает зимой по 12-14 рублей, летом
на рубль-два дешевле. Накладные расходы у него минимальны.
Он вездесущ и сообразителен. Тот самый личный интерес,
который для И. Фетисова является как бы изначально крамольным,
заставляет искать самые разнообразные каналы сбыта.
Не почитать в тягость занести постоянным клиентам в
назначенный день банку молока прямо на квартиру, заодно
предложить свежих сливок или творогу. Крутится человек,
зарабатывает деньги для своей семьи. И пусть себе! Хозяйству
за ним при всем желании не угнаться. Да и зачем?

Я свою задачу как руководитель вижу в том, чтобы создать
условия для существования крестьянского подворья, обеспечить
его кормами. Сколько нужно хозяину, допустим, зеленки
для скота, мы посеем. И скосим. Сгребай и вывози
готовое! Зимой солому, в том числе и овсяную, бери в
поле по потребности — на это даже разрешения председателя
не требуется. Нет проблем и с зернофуражом. Во-первых,
член коллектива получает не менее трех тонн зерна по
натуроплате, а отдельные комбайнеры аж по 15-16 тонн,
кроме денег. Во-вторых, его можно всегда выписать со
склада по льготной цене дополнительно. Отказа не будет,
если вижу, что зерно пойдет на дело, а не на «бартер»
местному спиртовику. На базаре в городе бываю ведь каждое
воскресенье, знаю, кто и чем там из наших торгует. Раз
торгует, значит, на подворье у себя не ленится, о благосостоянии
своем и близких заботится. Такие, как правило, и на
общественной ниве самые старательные. К ним я всегда
с открытой душой.

Не знаю, как в Заларях, а у нас еще никому и в голову
не пришло кормить коровушек крапивой да вениками. На
зимовку на ферме обычно имеется двухгодичный запас силоса,
в достатке сена из многолетних и однолетних трав, муки-дробленки.
Хотя в целом по хозяйству сеем кормовых меньше, но
специально для частника — больше, в пределах 500 гектаров.
Потребуется — еще добавим. Раньше он перебивался в основном
покосами в лесу да огородом и практически ничего не имел
с коллективного поля, за исключением соломы. Конечно,
на подворье надо вилами помахать, скотину накормить
и вовремя напоить — по щучьему велению, как совершенно
справедливо замечено, ничего не сделается. А как иначе?
На колхозных фермах, можно подумать, без вил да лопат
обходились? Механизация та еще была: кнопку нажал, и
вся спина мокрая. Не случайно на стандартной МТФ на
десять собственно доярок — еще человек сорок обслуживающего
персонала.

На подворьях «Паркоммуны» в минувшем году имелось 980
голов КРС, из них 740 коров, 2800 свиней, 460 свиноматок.
На рынке продано мяса 92 тонны, не считая того, что
в сумках «уехало» в город детям, братьям-сватьям, 18
тысяч центнеров молока. Много это или мало, судите сами.

Практически у каждого работника СПК, кроме тех, кто закладывает
без меры за воротник, есть легковая машина, да еще и
не одна. Кто-то смог обзавестись уже грузовиками и
тракторами с набором прицепных орудий. И все за счет
личного интереса. Так чем же он плох, если весь мир
на нем держится? В нашем хозяйстве достигнут баланс
личного и общественного, одно другому не мешает, в противоречия
не вступает, а дополняет. Пусть не сразу, постепенно,
но уже до каждого, кажется, дошла простая истина: чем
лучше сработает кооператив, тем лучше его членам. Раньше,
в колхозную пору, было далеко не так. Личное и общественное
являлись непримиримыми антагонистами. Неспроста крестьянам
огороды обрезали чуть не по самые избы, чтоб некие Марья
с Егором не отвлекались от общественного труда за трудодни-палочки.
Сколько всяческих запретов и ограничений было на моем
веку, да только так и не смогли они переделать человека.

Подворья, помимо всего прочего, решают проблему занятости.
По моему глубокому убеждению, безработицы на селе нет
и быть не может. Это все надумано. Есть земля, есть
скот — выращивай картошку, производи молоко, мясо.
Сам будешь сыт, и деньжата в кармане вестись станут.

В районе и области считается само собой разумеющимся,
что у нас стабильно из года в год высокие сборы зерна.
В прошлом, например, собрали 166 тысяч центнеров при
урожайности 34. За этими показателями стоит кропотливый
труд всего коллектива, дело вовсе не в том, что хозяйство
находится «в зоне благоприятного природного хлебопашества»,
как это видится со стороны. Зона-то, может, и благоприятная,
да вроде бы как и не для всех. Чтобы убедиться в том,
достаточно взглянуть через межу на поля наших соседей.
Почему у нас с ними результаты — как небо и земля, коль
пашня одна и та же, дождей и солнца одинаково?

Мой предшественник на председательсуком посту Илья Кондратьевич
Кириенко стал Героем Социалистического Труда, когда
колхоз намолачивал на круг всего по 9 центнеров, нынче
Мугунское отделение, возглавляет которое Михаил Журов,
намолотило с площади 2500 гектаров по 43 центнера. Чувствуется
разница?! Это, Иван Васильевич, я отвечаю на ваш вопрос,
родится ли в Мугуне третий герой. А его даже искать
не надо. Вот он, готовый! Только что-то в последние
годы я не слышал, чтобы кому-то за трудовые успехи вручили
Золотую Звезду.

Вам за буренку обидно, мне, признаться, тоже, но все
же более всего — за крестьянина. Был он до коллективизации
полновластным хозяином над своей судьбой, вступил
из-под палки в колхоз — превратился в подневольного,
бесправного, беспаспортного. Припоминается из детства
такая картина: бурбукские мужики собираются вечером
на бревнах возле хомутарки, смолят самосад, о жизни
не шибко сладкой беседу ведут, а сами ищут глазами за
изгородью своих бывших лошадок, отошедших теперь от
них навсегда. Они по-прежнему в душе их считают своими,
вот и приходят посмотреть, как чувствуют себя их Карьки
и Бурьки, не забижает ли кто в коллективе. Батька мой,
конюх, с пониманием относился к таким визитам односельчан.

Мое, соленым потом нажитое, оно и есть мое. Оно тянет
к себе. Нам же старались внушить, что все вокруг наше,
но не мое. Вот и пастух, о котором вы помянули в статье,
тертый, видать, мужик, жизнью битый, мудро, в духе того
времени вас наставлял: валяется что на земле, пусть
валяется. Возьмешь — посадят. Но почему валяется-то?
Да потому что не мое, колхозное.

Нельзя двигаться вперед, повернув голову назад. Как
ни горько признать, особенно мне, отработавшему на
председательком посту сорок лет, колхозы оказались
не лучшей формой организации труда. Потому и представляется
важным через интерес крестьянского подворья воспитать
будущих настоящих хозяев на земле, трудолюбивых и ответственных
перед семьей, стало быть и перед обществом.

А проблем на селе действительно множество, есть над
чем поразмыслить. Апрель на дворе, скоро выводить технику
в поле, а у многих моих коллег-председателей нет полной
ясности относительно весенней страды: семян не хватает,
горючее приобрести не на что, трактора предельно изношенные,
а пахать-сеять надо… Правительством выделяется мизер
средств для аграрного сектора, да еще не так-то просто
их получить. Бюрократы от сохи по стародавней привычке
всем и вся руководить виртуозно обусловят выделение
господдержки столькими закавыками, что порой просто
диву даешься. Мы-то посеем, а вот как другие извернутся,
не знаю.

Я не из тех, кто долго помнит обиду. Приглашаю вас,
Иван Васильевич, в июне в «Парижскую коммуну» на традиционный
праздник завершения сева, праздник первых всходов. Наши
мугунские девахи славно песни поют, ничуть не хуже,
чем прежде. И парни-механизаторы, шофера им под стать.
Ребятишки по поляне с мороженым бегают-шустрят… Мы
постарели, но жизнь продолжается. Хочется мне, чтобы
нынешнее поколение, в отличие от нашего, жило в достатке,
не знало беспросветной нужды. По мере сил своих и стараюсь,
чтоб в «Паркоммуне» было именно так.