— Считается, что наш Иркутск в некотором роде обогнал
другие промышленные города России, оказав поддержку
вам, фтизиатрам, когда вообще нигде еще не были приняты
целевые программы неотложных мер борьбы с туберкулезом.

Л.Т.: Почему же только «считается»? Так оно и было
на самом деле. Иркутск — один из первых промышленных
центров России, в котором пять лет тому назад, в
1997 году, городская Дума активно поддержала нас,
врачей. Благодаря депутатам, благодаря городскому департаменту
здравоохранения, который, кстати, помогает нам и сегодня,
мы получили продуманную целевую программу, в которой
одной из главных мер предусматривалось обеспечение наших
пациентов необходимыми лекарствами. Это было крайне
важно! Потому что специфика микобактерий
состоит в том, что они быстро «привыкают» к какому-то
одному из комплекса необходимых для лечения туберкулеза
препаратов. С первых же дней, как этот недуг диагностирован,
сразу нужно лечить больного несколькими препаратами.
Но что мы имели к девяносто седьмому году? Почти полное
отсутствие всех нужных нам лекарств, а потому и эпидемию
особо опасных, устойчивых к какому-либо одному средству
форм туберкулеза. Мы просто-напросто из-за бедности
и непродуманности реформ в практическом здравоохранении
«приучили» палочку Коха к чему-то одному, фактически
уже бесполезному препарату. Скажу вам больше, мы
и сегодня еще не победили эти лекарственно устойчивые
формы болезни. Хотя, повторяю, благодаря принятой в
девяносто седьмом году целевой программе, получили
необходимые препараты. Вот только «отучить» палочку
Коха от привыкания оказалось трудно.

— Да, вся мировая медицинская литература, да что там
литература, вся медицинская общественность считает,
что именно у нас в России туберкулез очень трудно поддается
лечению.

Л.Т: Хронический туберкулез. И вновь нажитый, если
человек заразился именно лекарственно устойчивой его
формой. Поэтому не будем строить иллюзии. Лучше правда,
какой бы тяжелой она ни была. А правда заключается в
том, что таких пациентов с лекарственно устойчивыми
формами болезни сегодня у нас, городских фтизиатров,
почти половина от числа всех больных. Но правда и в том,
что первая целевая программа, предусмотревшая тогда,
пять лет тому назад, неотложные меры в борьбе с туберкулезом,
помогла нам приобрести необходимое оборудование.

— И что же, ваша служба сегодня достаточно вооружена
всем необходимым?

Л.Т.: Нет, я не могу так сказать. Я просто привела
вам пример того, как важно, когда медики чувствуют реальную
поддержку авторитетных государственных органов разных
уровней. Сегодня мы имеем флюорографы во многих районных
поликлиниках города. Это важно. Но, сами понимаете, медицинская
техника в своем совершенствовании постоянно улучшается.
Сейчас вот появились цифровые флюорографы; мы о них
пока только мечтаем. Или взять наши лаборатории. Они
работают с большой нагрузкой. Чтобы их переоснастить,
нужно как минимум миллиона два или три…

— Не такие и большие деньги…

Л.Т.: Да, небольшие. При этом учтите, что у нас в
Иркутске, в городе, где всего-то 580 тысяч населения,
туберкулезников с открытой, то есть самой заразной формой
недуга, 843 человека. Это грозная статистика! И еще
для сведения: из этих восьмисот сорока трех больных
свыше двухсот — люди, не имеющие жилья. Их кров
— это самые людные места: вокзалы, магазины,
подземные переходы, подъезды домов. А у нас
всего девяносто стационарных коек — это крайне недостаточно.

— И что же, Иркутск, учитывая серьезную опасность,
не может найти для лечения тяжелых пациентов подходящее
помещение?

Л.Т.: А вот представьте себе! Нам не отказывают,
говорят: найдете здание, берите. Да вот, кроме заброшенных
и совсем неприспособленных под нужды туберкулезного
стационара брошенных детских садиков, ничего не находится.
Так что, как видите, забот хватает. Нынешний год
— последний в первой пятилетке целевой противотуберкулезной
программы. Мы готовим новую совместно с городским департаментом
здравоохранения.

— В чем-то отличную от старой?

Л.Т.: Прежде всего, нужно сохранить саму динамику
развития фтизиатрической службы областного центра. Очень
важно, чтобы наш контакт с городскими властями — и административной,
и представительной — сохранился. Вы же понимаете, фтизиатрия
как отрасль практической медицины — вне страхового
поля. Она целиком на бюджете. Нам важно поэтому понимание
наших проблем, важна поддержка города. В конце концов,
поддерживая нас, Иркутск заботится о своем благополучии.

— И, говоря о нем, о благополучии города, наверное,
в первую очередь нужно думать о наших детях, о том,
как уберечь их от болезни, посягающей на будущее?

Э.К.: Мы сумели выстроить серьезную линию обороны.
То, что почти во всех детских садиках Иркутска есть
оздоровительные, санаторные группы для малышей, у которых
туберкулиновая проба — всем известное «Манту» — положительная,
многое значит. Ребятишки с первичным инфицированием
получают необходимое лечение. У нас в Иркутске полностью
укомплектована санаторная школа, в которой до восьмого
класса включительно учатся и живут ослабленные подростки
не только из Иркутска, но и из области. Однако самой
большой ошибкой было бы сейчас успокоиться и сложить
руки. Ведь если все мы, взрослые, в той или иной степени
заложники туберкулеза, то дети — в первую очередь!
Тут и нежелательные контакты в семье, где есть туберкулезные
больные, и отвратительная экология, и плохое во многих
семьях питание. Кажется, что сама жизнь ополчилась
против детства. И наш долг — спасти прежде всего его.
Вот буквально два дня назад мы провели семинар со всеми
педиатрами Иркутска.

— Что обсуждали?

Э.К.: Стратегию совместных действий. Вы знаете, где
случаются проколы? Как раз на стыке педиатрии и детской
фтизиатрии. Поясню. Предположим, у малыша туберкулиновая
проба положительна. Все теперь зависит от того, как
быстро он попадет к нам. Но такие малыши, случается, «теряются».
То ли из-за легкомыслия и невнимательности
родителей, то ли из-за недостаточной настойчивости детской
поликлиники. Между тем положительная туберкулиновая
проба у ребенка — это не повод для «забывчивости»
взрослых. Впрочем, как и не повод для паники. Просто необходимо
своевременно показать ребенка детскому фтизиатру, который назначит
необходимое профилактическое лечение. Ежегодно мы таким
образом пролечиваем две-три тысячи маленьких иркутян.
Но все-таки не всех! Ни один проблемный малыш не должен
теряться. В этом залог завтрашнего благополучия Иркутска.
И еще хотелось бы сказать о том, что далеко не все пути
проникновения инфекции в детские коллективы перекрыты.
Приходится напомнить о том, что в последние несколько
лет из общего числа заболевших детей более 30 процентов
— это маленькие мигранты и беженцы. Не буду сейчас
называть те иркутские школы, в которых нам пришлось
первчно пролечивать целые классы из-за того, что в
них учились ребята-мигранты с открытой формой туберкулеза.
Вы знаете, о чем мечтаем мы, детские фтизиатры? О том,
чтобы в Иркутском аэропорту тоже был медицинский
кабинет с флюорографом: первая ступенька контроля должна
быть на самом пороге города. Как это, например, заведено
в Китае, где ни один иностранец не переступит городской
черты, если не пройдет флюорографию в аэропорту. Почему
Китай может принять такие меры безопасности, а мы —
нет?

ххх ххх ххх

Предоставив сегодня слово двум ведущим фтизиатрам
Иркутска, мы ни в коей мере не считаем, будто поднятые
ими проблемы касаются лишь областного центра. Обстановка
в Приангарье несколько стабилизировалась. Скажем, по
сравнению с 1999 годом снизилась заболеваемость первичными формами
туберкулеза. Но сама эпидемиологическая ситуация по-прежнему остается
сложной. Нельзя оставлять врачей один на один в поединке
с болезнью, которую многие медики и в России, и за ее
пределами считают даже более коварной, чем ВИЧ. Только
в контакте с властью можно в конце концов одержать
над ней верх.