Удивительные личности иногда посещают нашу Землю. Легенды
о Серго Цулейскири ходят по Иркутску давно. Самое интересное,
что эти легенды — чистая правда. Серго умел и любил делать
чудеса.

В Иркутск он приехал 17-летним с намерением поступить
в университет, на физмат. Почему дитя Грузии отправилось
за образованием в сибирскую даль? Потому что в семье
Цулейскири кроме Серго было еще трое детей, и Серго
не счел возможным отягощать отца расходами на крупную
взятку, необходимую для поступления в вуз на родине.
В Иркутске же денег у абитуриентов никто не вымогал.
Достаточно было хорошо сдать экзамены.

Учился Серго легко и, став радиоинженером, пришел работать
на областное ТВ. Впрочем, в аппаратной видеозаписи Серегиной
душе не хватало простора. Парень затосковал. К счастью,
в это время у нас начали снимать фильмы для центрального
телевидения. Новое дело принесло массу специфических
проблем.

Например, сценарием предусмотрен горящий дом, а главный
пожарный Советского Союза не подписывает разрешения
спалить подходящее здание, предназначенное под снос.
Или нужна автокатастрофа, а главный гаишник не согласовывает.
Или кинопленка, на которую больше месяца снимали в тайге
медведей, оказалась бракованной. План кинопроизводства
под угрозой, нужно срочно переснять если не диких, то
хотя бы цирковых мишек, но дрессировщик боится вывозить
своих питомцев в лес: одуреют от запаха воли и разбегутся.

Режиссеры в панике, все кричат, дело стоит, пахнет санкциями.
И тут Серго заявляет начальству, что именно он может
договориться и с цирковыми, и с пожарными — со всеми,
с кем надо. Ему не то чтобы поверили, но согласились,
поскольку ситуация все равно тупиковая.

Серго одолжил у одного из кинооператоров галстук (туманно
пояснив свою просьбу тем, что в больших приемных нужен
только культурный грузин), слетал в Москву и вернулся
с положительными резолюциями соответствующих генералов.
Это было начало феерии.

На другое утро к телецентру подкатил автобус «Кубань»,
в котором сидели два взрослых медведя и один медвежонок.
Дрессировщик-таки согласился рискнуть…

Никто не знает — как именно Серго убеждал генералов,
уговаривал дрессировщика. Очевидно только, что не с
помощью денег, так как сметы были весьма скудные, и
размер вознаграждения тому же дрессировщику был почти
символическим.

Рутинную работу Серго не терпел и брался только за дела,
заведомо не выполнимые для других. Любил удивлять, совершать
чудеса, подвиги, любил блистать.

Это был артист общения. Он безошибочно угадывал, какие
слова надо сказать вахтерше, какие министру или академику,
чтобы быть услышанным.

У него имелось множество ролевых масок, надеваемых по
случаю, — от упомянутого уже «культурного грузина»
до «большого нерусского дебила». Под этой маской (рот
приоткроет, взгляд бессмысленный, все переспрашивает
и кивает, кивает) Серго забавлялся с остервенелыми мелкими
начальниками. Поучат они «глупого неруся» и отпустят
с миром, довольные собой.

С настоящим же Серго было уютно, надежно и весело. Он
излучал могучее тепло, заботу. Имел свойство появляться
именно тогда, когда тебе требовалась его помощь. Серго
не признавал бедности. То есть был убежден, что мужчина,
если он не убогий, не калека, — должен содержать себя
и близких. Еще в студенческие годы он умудрялся подрабатывать
сразу в нескольких местах: ночным сторожем в детском
саду, контролером в трампарке и еще кем-то в универстетском
общежитии. Это выходило у него ловко, скоро и складно.
Как, впрочем, и все, за что он брался.

И учился без видимых усилий. После иркутского университета,
как бы между делом закончил Плехановку в Москве и без
всякой натуги сделал приличную карьеру в системе Госснаба
СССР.

Его память по емкости могла соперничать с главным компьютером
Минобороны. Он не признавал записных книжек. И все мы,
близко его знавшие, чувствовали, что сам Серго гораздо
больше того, чем он зарабатывает на жизнь. Основным
же его занятием, а, возможно, и его религией были добрые
дела.

Он то покупал дрова для какой-то знакомой старушки,
то устраивал знакомым и знакомым знакомых консультации
у светил медицины, добывал в Москве дефицитные лекарства,
возил к кормилице двоюродную племянницу… Целый отряд
юных тимуровцев не справился бы с таким объемом добрых
дел, которые делал Серго. Спал не более четырех часов
в сутки.

Своя семейная жизнь у Серго не сложилась, и своих детей
не было. А детей он очень любил. Говорил с малявками
уважительно. Серьезно обсуждал с ними их проблемы.

И с женщинами он находил единственно нужную интонацию.
Излишне говорить, что Серго был героем-любовником.

Особые отношения у него были со стариками. Тут и кавказское
воспитание, и необъятная его доброжелательность. Немало
иркутских старушек числят Серго своим названым сыном.

Сам он не дожил до старости. Сломала его, по-видимому,
трагедия в семье. Его младший брат три года умирал от
редкой неизлечимой болезни. Это был единственный случай,
когда Серго ничем не мог помочь.

Похоронив брата, а затем отца, Серго заболел сам. Врачи
настаивали на немедленной операции на сердце. Серго
отмахивался, пытался продолжать ту же активную альтруистскую
жизнь, которую вел прежде, но не мог. Силы покинули
его. Больным и бессильным он, пожалуй, жить не хотел.
Поехал в Грузию и умер.

Прощай, добрый друг Серго. Нам несказанно повезло быть
твоими друзьями.