А в награду прокурору ... любовь
«Прокурор» — слово грозное. От него так и веет
холодом. Помню, как, вскрыв конверт со штампом
прокуратуры Иркутской области, я разглядывала
выпавшую из него фотографию деловой женщины,
застегнутой на все пуговицы форменного кителя:
газету просили дать информацию о назначении Светланы
Александровны Скворчук прокурором Куйбышевского
района Иркутска. Карьера, конечно, для женщины
несколько необычная, но строгая дама с
документального фото, казалось, вполне вписывалась в наше
обывательское представление об этой должности: «Мало
тебе? Прокурор добавит!»
На протяжении прошедших после этого тринадцати лет
мне много раз доводилось являться пред «око
государева» — узнать информацию из первых рук,
получить консультацию по письму в газету или самой дать
объяснения строчившим на меня жалобы в орган
надзора героям критических публикаций. И, несмотря на
годы знакомства, при каждой встрече с прокурором было
чему удивляться. Светлана Александровна умудрялась
всякий раз открываться какой-то новой и неожиданной
стороной своей личности.
Помню, как, увидев ее впервые, я от неожиданности
вообще забыла, зачем пришла: грозным начальником,
стоящим на страже законности в районе, оказалась обаятельная
улыбающаяся женщина в туфельках на шпильках и с
модной прической. Позже я слышала много историй от
офицеров угрозыска, когда-то работавших вместе со
следователем прокуратуры Скворчук по убийствам. Рассказывали,
что эта ее видимая хрупкость частенько сбивала с
толку матерых бандюг — на нее не раз готовились
покушения. Иногда с целью побега, а то и просто
чтобы свести счеты — так доставала на допросах
дотошная девчонка.
Порог городской прокуратуры она переступила
20-летней студенткой юрфака. Третьекурсницу
пригласил на следовательскую работу сам прокурор
области Константин Михайлович Матвеев. Причем,
заметил ее не на экзамене в вузе, а в музыкальном
театре, где они по воле случая несколько раз
оказывались рядом на премьерах и гастролях. Оба были
завзятыми театралами, не пропускали ни
одной новой постановки.
— В следователи надо идти именно в 20 лет, — убеждена
Светлана Александровна. — Тогда чувствуешь
романтику этой работы. Любить ее надо.
Любить? Я видела не так уж много криминальных
трупов — сейчас следователь за смену столько
поднимает. Но страшные эти картины до сих пор маячат
перед глазами. Такую романтику мне не понять…
— Тяжких преступлений в городе совершалось тогда,
правда, меньше, чем сейчас. Но каждое — хоть детектив
пиши. Работать было интересно. Выезжали на труп,
сразу на месте преступления составляли версии. И
начинали отрабатывать их вместе с оперативниками.
Добывали доказательства, тут же вместе закрепляли
их. В областном угрозыске работали тогда такие
профессионалы — Жданов, Костовский, Рудаков.
— А мальчики кровавые у вас в глазах не стояли? —
интересуюсь я. я интересующий меня вопрос
Светлана Александровна от вопроса ловко уклоняется:
— Да уж, сейчас я ни одну из девчонок на
расследование не поставлю. Ночь, трупы… Воспитание
теперь тепличное. Мы-то были другие.
31 декабря она сделала нарядную прическу и
возмечтала уже приняться за салатики и торт для
праздничного застолья. Звонок от Барского, заместителя
прокурора области, разрушил, как не раз бывало,
все ее планы: «Надо. Пожалуйста. Некому…»
Расследовали убийство водителя такси. Задержали за
него рецидивиста, который был на свободе всего
полтора месяца, успев совершить за это время, как
потом выяснилось, 65 тяжких преступлений. В тот вечер накануне
Нового года его следовало вывезти на место, где он
утопил таксиста вместе с машиной. На Иркуте трещал
лед — зима выдалась теплой. Ехать было опасно.
Сорок минут в сгущавшихся сумерках милицейские
машины кружили на одном месте. Позднее
преступник признался: «Я хотел, чтобы мы все ушли
под лед. Все равно мне крышка».
Домой возвращались только на следующий день, уже
закрепив признания убийцы. Мама начала накрывать на
стол: вынимать из холодильника салаты, торт. Но
дочка-следователь налила в здоровую эмалированную
миску жирных непраздничных щей. И вместе с экспертом
они жадно хлебали их. Такая вот была
романтика.
Потом в течение шести месяцев Светлана
ежедневно ходила в одиночную камеру следственного
изолятора, вынуждая отморозка, родившегося, кстати,
в тюрьме, давать правдивые и подробные показания.
Перед очередным допросом оперативники изъяли у него
удавку и гвоздь, которые он приготовил, чтобы
избавиться от доставшей его следовательши. Он так
по-простому и пояснил свой мотив: «Надоела она мне».
Бандюган этот был первым, кто получил с подачи
Скворчук в областном суде высшую меру наказания.
Подобной «романтики» хватало. Однажды подцепила
инфекцию при осмотре вконец разложившегося трупа.
Болезнь до сих пор дает о себе
знать. Когда работала уже старшим следователем в
областной прокуратуре (кстати, была там первой и
единственной женщиной), по три-четыре месяца не
вылезала из командировок. Приходилось оказывать
помощь в расследовании убийств, совершенных в
Качуге, Жигалово и прочих забытых Богом местах, где
не было тогда даже гостиниц.
Когда городскую прокуратуру расформировали,
Скворчук назначили на руководящую должность
— пару пятилеток она отработала
заместителем прокурора Кировского района.
Но «романтики» удалось хлебнуть и в этом кресле:
приходилось выезжать на убийства, вызывающие
общественный резонанс. Это как раз были годы поисков
маньяка, насилующего и убивающего маленьких детей.
Почти всех жертв Кулика ей довелось увидеть
собственными глазами: маньяк орудовал в основном в
центре города.
В Куйбышевскую прокуратуру Светлана Александровна
отправлялась как в ссылку: здание на улице Шевцова
было мрачным, грязным и холодным. Окна без штор,
развалившаяся мебель… Это именно в том бараке
тринадцать лет назад я впервые увидела ее
улыбающейся, модно причесанной, в туфельках на
высоких каблуках и подумала: «Разве такие прокуроры
бывают?»
Из того здания Куйбышевская прокуратура
давно уже переехала в центр города, с былой нищетой
тоже покончено: приличный ремонт, хорошая мебель,
компьютеры. Хотелось бы воскликнуть: «А жизнь-то
налаживается!» Да какое там, язык даже не
поворачивается. Предместья, населенные трудовым
людом, начисто выбиты из привычной колеи. Закрыт
машиностроительный завод, на котором работало
пять тысяч человек. От безработицы прямой путь к
пьянству и преступности. Раньше, бывало, за год в
районе совершалось четыре-пять убийств областной
подсудности, сейчас — 50. Если прибавить к ним
нанесение тяжкого вреда здоровью с летальным исходом
и лишение жизни по неосторожности — выходит, через
следователей этой прокуратуры одних только
убийств числится в год 120, не считая других
преступлений против личности и должностных.
Тем не менее у нынешних выпускников юрфака считается
большой удачей попасть именно в Куйбышевскую прокуратуру, к
Скворчук. «Из ее рук мы получаем отличных
профессионалов», — подтверждает и прокурор
Иркутской области Анатолий Николаевич Мерзляков.
Действительно, из этого «питомника» десятка полтора
подросших профессионально ребят уже работают в
областном аппарате, многие ушли в суд. Юристы,
кстати, как никто, любят семейственность (или, кому
больше нравится: трудовые династии). Дети у них
очень часто идут по стопам родителей. Члены
областного суда, прокурорские чины и ветераны
органов внутренних дел, когда-то сидевшие рядом со
Светланой Скворчук на студенческой скамье либо
раскрывавшие вместе с ней преступления, приводят
сегодня своих отпрысков за ручку и передают ей со
словами: «Сделай из него человека».
И это получается у нее неплохо — все
признают. Может потому, что характер у прокурора
такой требовательный, даже жесткий, за провинность
она со своих «пацанов» по семь стружек враз снимает,
мало им не кажется. Но отчего-то со всеми
житейскими проблемами они идут к ней прямо домой,
нисколько не сомневаясь, что шеф приветит их в любое
время — будь у нее отпуск, выходной или праздник.
Она всегда в курсе, у кого болеет ребенок, кто
поругался с женой, на кого рассердились «предки». И
среди ночи ее будят не только из-за совершенных в
районе страшных убийств — некоторые проблемы ее
ребяткам кажутся более важными.
Прокурорская опека распространяется, разумеется, не
только на вверенные ее заботам молодые кадры. Тех,
кто создает этим кадрам лишние хлопоты, Светлана Александровна тоже без
внимания не оставляет. Когда-то в горпрокуратуре
Скворчук курировала работу с несовершеннолетними, ее
территорией был как раз нынешний Куйбышевский район.
Десятки лет спустя к ней приходят на прием со своими
проблемами те, кого она в свое время наставляла на путь
истинный. Иные и отсидели с ее «легкой» руки, но зла
не держат, здороваются, просят консультации, совета.
Кому-то она помогает найти работу, у кого-то ребенка
определяет на лечение. Кстати, хотя
несовершеннолетних давно уже передали в удел
милиции, Скворчук продолжает собирать трудных
подростков в своем кабинете, приглашает на беседы
родителей, организует им встречи с врачами-
наркологами. О таких «приемах» мне приходилось
писать в «Дурмане» — газетном выпуске, посвященном борьбе с
наркоманией.
За год в часы личного приема прокурор района
выслушивает более 100 человек. Принимает решения не
менее чем по 500 жалобам, поступающим в орган надзора
(кстати, 120 из них в прошлом году удовлетворено).
Я была уверена, что у прокурора полно врагов.
— Только не у меня, — не соглашается Скворчук. — Друзей
— другое дело.
Насчет друзей Светлана Александровна нисколько не
преувеличивает: на днях я видела, какая очередь
выстроилась в ее кабинет, чтобы поздравить с
35-летием службы в прокуратуре. В основном все
мужики с цветами, господа офицеры, работавшие в
разные годы в «убойных» отделах.
Как журналист я обязана была задать еще один нескромный
вопрос: «Что заработали верной государевой службой?»
Но, наверное, зря я с этим вопросом вылезла. Оказалось,
живет прокурор в двухкомнатной квартире,
доставшейся еще от деда. Дачи не имеет за
отсутствием на нее времени и сил. Машины тоже —
поскольку ездит на служебной. А награды?
Авторитет и любовь — и есть ее единственная, хотя и лучшая награда.