Как много в нашей жизни решает пристрастность: точка
зрения автора, политический аспект проблемы, помощь
спонсора. Белое становится черным, черное — белым,
преступление оборачивается благодеянием, а подвиг,
совершенный во имя, — военным преступлением.

История подбросила нам немало примеров для весьма
поучительных размышлений по этому поводу. Вчера, пятого
февраля, исполнилось бы ни много ни мало 190 лет Жоржу
Дантесу. Пустое сердце бьется ровно, в руке не дрогнет
пистолет… и так далее. Но оцените цитату: «Его живая речь и,
особенно, счастливый дар остроумной шутки признавались
всеми окружающими. Неудивительно, что он покорял
сердца». Нет, речь не о Пушкине. Так писал о молодом
французском аристократе Жорже д’Антесе его
соотечественник, приятель, а впоследствии — и секундант,
виконт д’Аршиак. Александр Пушкин предстал перед
французским читателем этаким взбесившимся от ревности
арапом. Очевидец дуэли писал, что он на лице великого поэта
увидал лишь «беспощадную решимость, жестокую волю к
убийству, жадное желание смести с лица земли ненавистного
противника». Желание виконта выставить поэта чудовищем
понятно: как ни как, сам пистолеты заряжал. Но вот она, точка
зрения: трагедия русской культуры оборачивается банальной
светской интрижкой.

Многообразие оценок происходящего помогает нам
разобраться в подлинной сути происходящего. Не зря говорят:
сколько людей, столько мнений. Коллективизация в зеркале
американского историка предстает кровавым преступлением,
а международная помощь в строительстве чернобыльского
саркофага — грандиозной аферой. А сколько споров вызывает
нынешние политические реалии: гонения на ТВ-6, реализация
закона о повышении заработной платы… Ясно одно: пока в
обществе есть место для столкновения точек зрения, это
общество живо. В едином строю слишком мало пространства
для дискуссии. В равной мере это относится и к субъекту
Федерации, и к государству в целом. Главную же оценку нам
поставит время. В конце концов, кто помнит сегодня барона
Дантеса? Зато Пушкина знают все.