Подмосковье,
1941 год

Эверт КОРСАКОВ,
майор в отставке

На моем столе
карта Подмосковья — семьдесят пять
сантиметров на сто. Вот они
знакомые одно за другим названия:
станция Семлево, Вязьма, Можайск,
Кубинка, а южнее и восточнее — не
менее памятные — Волковское,
станция Суходрев, Детчино,
Кондрово, Полотняный завод,
Стрелковка, Юхнов, Климов завод… И
в памяти оживает все, что с ними
связано.

Сентябрь
месяц. Наша боевая группа,
созданная в окружении под Киевом,
только что с боями вырвалась из
киевского "котла". Позади
остались первые приграничные бои,
тяжелое отступление с одного
рубежа обороны на другой, бои на
Днепре. Теперь из нас формируют
маршевые роты. Посадка в теплушки, и
вот наш эшелон уже катит в северном
направлении.

30 сентября
прибыли на станцию Семлево — это
несколько юго-западнее Вязьмы. Мы
во втором эшелоне 32-й армии
Резервного фронта, которым
командует С.М. Буденный. Для нас это
глубокий тыл и мечта сейчас одна — о
бане! Ведь ее с июня месяца не было.

Но прежде
распределение по частям, и весь
день 1 октября уходит на это. А 2
октября нам устраивает жесточайшую
"баню" вражеская авиация. И
сразу же, как результат, потеря
связи и управления. И тут же
проносится слух, что противнику
удалось прорвать оборону Западного
фронта, ударные группировки врага
стремительно продвигаются вперед,
обтекая нас с севера и юга. Позднее
стало известно, что "клещи"
танковых и моторизованных колонн 5
октября сомкнулись под Вязьмой.
Сейчас мы знаем, что в Вяземском
"котле" оказались 16-я, 19-я и 20-я
армии Западного фронта, 24-я и 32-я
армии Резервного фронта.

И снова
окружение, и снова формирование
боевых отрядов прорыва из только
что вновь прибывших и даже не
успевших вооружиться и стать на все
виды довольствия. Мне повезло. Я
попал к полковнику, прибывшему
накануне из штаба Московской зоны
обороны для согласования с
командованием Резервного фронта
вопроса о предоставлении
последнему ополченческих дивизий
Москвы. Полковник уже успел
повоевать, был ранен и досрочно
покинул госпиталь. С грехом пополам
мы вооружились, вскрыв
интендантские склады в
железнодорожных пакгаузах, но с
боеприпасами было туго, и в
дальнейшем пришлось
перевооружаться за счет
противника, но совсем плохо было с
питанием — на станции не оказалось
ни одного продфуражного склада.

Полковник
формировал боевое подразделение
согласно БУП (боевой устав пехоты):
головная походная застава, боевое
охранение, арьергард. Сам он
возглавил основной отряд, на
головную походную заставу поставил
капитана, на арьергард — старшего
лейтенанта, меня сделал связным
между ними и собой.

По карте был
проложен маршрут, и мы двинулись на
восток, к своим. Первая крупная
схватка была с выброшенным
десантом, задачей которого, видимо,
было посеять панику среди
окруженцев. Десант был уничтожен.
Меня, правда, слегка контузил
разрыв немецкой мины.

Обходя
крупные населенные пункты, мы
двигались проселочными дорогами и
лесными тропами. Далее плотность
войск противника увеличилась и
пришлось прибегнуть к ночным
переходам. Сказывался голод, ночные
холода — мы все были в летнем
обмундировании, которое уже
становилось довольно ветхим. Все
чаще и чаще мы вступали в бой и били
врага его же оружием, захваченным в
этих боях.

Через две
недели мы пересекли линию фронта, и
вскоре довелось видеть, как под
дождем плохо одетые москвички
копали противотанковые рвы
Можайской линии обороны. В Кубинке
полковник сдал отряд комендатуре,
оставив при себе капитана, старшего
лейтенанта и меня — младшего
сержанта.

Утром 17
октября мы увидели Москву. Такой,
какой она предстала перед нами, я ее
никогда не забуду! Через день
столица перешла на осадное
положение!

Полковник, к
сожалению, не могу вспомнит его
фамилию, привел нас на улицу
Осипенко в штаб МВО (Московский
военный округ), где мы с ним и
расстались. Здесь нам выдали
предписание отбыть в Борские
лагеря — это под городом Бор, что на
другом берегу против г. Горького.
Так я оказался в формирующейся из
курсантов различных военных училищ
26-й отдельной стрелковой
курсантской бригаде под
командованием полковника Букина. И
сразу же началась напряженная
боевая подготовка бригады, хорошо
знакомая по зимним полевым учениям
еще мирного 1940 года, когда наркомом
обороны стал Тимошенко. Все шло по
суворовскому принципу "тяжело в
учении, легко в бою". В последних
числах ноября после боевого смотра
бригада была вывезена в
Подмосковье и дислоцирована в
районе Лосиноостровской. Оттуда на
открытых машинах в начале декабря
(при его крутых морозах) ночью
повезли сначала на Волоколамское
направление, но внезапно
переменили курс и привезли под
Серпухов в расположение 49-й армии,
которой командовал
генерал-лейтенант Захаркин И.Г.

Мы получили
участок на берегу р. Оки, против
села Волковское, которое нам
предстояло брать первым.

Утром 6
декабря после артподготовки
бригада форсировала Оку, лед
которой сразу же был испятнан
разрывами немецких мин и снарядов,
кое-где в пробоинах уже плескалась
вода. Несмотря на крутой
противоположный берег,
ощетинившийся пулеметным и
автоматным огнем, село Волковское
было взято с ходу, противник,
выбитый из траншей, был вынужден
бежать.

Но дальше
пошли упорные бои по взятию станции
Суходрев, населенных пунктов
Детчино, Кондрово (в нем я потом
пройду двухмесячные курсы младших
лейтенантов 49-й армии), Полотняный
завод (бывшее имение Натальи
Гончаровой), полностью сожженной
деревушки Стрелковка (родины Г. К.
Жукова, сейчас она называется
Жуковка) и севернее Юхнова по р.
Угре мы, наконец, вынуждены были
занять оборону. Противник понес
тяжелейшие потери.

В конце
декабря командир бригады Букин
получает новое назначение —
начальником отдела боевой
подготовки штаба 49-й армии и
забирает меня с собой, как
грамотного сержанта на должность
зав. делопроизводством своего
отдела. Это меня вовсе не
устраивало, и вскоре я подал рапорт
с просьбой откомандировать меня на
курсы младших лейтенантов. В конце
марта моя просьба была
удовлетворена, и я был зачислен в
учебную артбатарею курсов, которые
окончил 7 мая 1942 года.

Бытует среди
некоторых военных историков мнение
о том, что в перечень операций битвы
под Москвой не входят октябрьские
сражения Западного и Резервного
фронтов. Г.К. Жуков, говоря о крахе
гитлеровского "Тайфуна",
горячо опровергает это мнение и
очень высоко отзывается о войсках,
сражавшихся в Вяземском
"котле".

"Благодаря
упорству и стойкости, которые
проявили наши войска, дравшиеся в
окружении в районе Вязьмы, мы
выиграли драгоценное время для
организации обороны на Можайской
линии. Кровь и жертвы, понесенные
войсками окруженной группировки,
оказались ненапрасными.

Подвиг
героически сражавшихся под Вязьмой
советских воинов, внесших великий
вклад в общее дело защиты Москвы,
еще ждет своего описания". (Г.К.
Жуков "Воспоминания и
размышления"). Таково мнение
бывшего командующего Западным
фронтом.

Вспоминаются
стихи Павла Шубина:

Забыв в дыму,
в окопной глине,

Что сон
бывает наяву, —

Мы
беспощадный путь к Берлину

Открыли
битвой за Москву.

А силы давала
нам вера, неистощимая вера в
конечную победу!

Именно в те
дни, 29 октября 1941 года, в
Подмосковье командующий 16-й армией
генерал-лейтенант Рокоссовский на
двухверстке (карте Подмосковья
спецкора газеты "Красная
звезда" Трояновского) оставил на
память вещие строки: "Воюя под
Москвой, надо думать о Берлине. Наши
войска обязательно будут в
Берлине". А 1 мая 1945 года на этой
карте-двухверстке появилась вторая
запись: "С величайшим
удовольствием удостоверяю, что мы в
Берлине! Бывший командующий 16-й
армией, а ныне командующий фронтом,
маршал Советского Союза
Рокоссовский".

Тут, как
говорится, не прибавить, не убавить.