Лилия
ДЖАТИЕВА:

"Я
живу в идеальном мире…"

Лариса ПОДОБАЙ,
журналист

Лилия
Григорьевна Джатиева,
преподаватель Братской школы
искусств N 3, человек особенный. И
мой небольшой рассказ о ней сегодня
— совсем не дань тому, что она, по
итогам областного конкурса
получила премию "Признание".
Ведь пройдет этот год, и звание
получит совсем другой человек, а
Лилия Григорьевна останется
учителем. Именно учителем, а не
преподавателем музыки, так как
между этими понятиями есть
существенная разница. Хороших
преподавателей немало, настоящих
учителей — единицы.

Мое
убеждение глубоко выстрадано,
потому что в собственной моей жизни
было лишь два настоящих учителя.
Моя учительница по литературе в 4-5
классах, утверждавшая, что я стану
писательницей, и мой учитель по
физкультуре, который всем говорил,
что в нашей школе растет будущая
чемпионка мира. Ни тем, ни другим я
не стала, но с тех самых пор во мне
живет любовь к литературе и спорту,
а также уверенность в своих силах и
чувство собственного достоинства.
Поэтому я и считаю, что основным
отличием учителя от преподавателя
является не только профессионализм
в своем предмете, но и умение
внушить ребенку веру в себя, умение
говорить на равных и никогда ни под
каким видом не показывать своего
превосходства над ним, а вернее,
даже не чувствовать его. Как
саркастически заметил известный
пианист Виталий Моргулис,
"педагог производит впечатление
мнимым превосходством. Это первое,
что ученики перенимают у него".

Лилия
Григорьевна говорит о том же, но
по-другому: "Я счастлива, потому
что живу в идеальном мире — мире
музыки и детства. Дети — это
совершенные люди, мы, взрослые —
несовершенны. Мы должны учиться у
них. Учиться быть добрыми,
чистыми:".

Она говорит
всегда так, словно находится на
сцене: несколько высокопарно, с
пафосом, так что, не зная ее, можно
подумать — рисуется. Она никогда не
обедает и не пьет чай с коллегами,
так что можно подумать, будто она
никогда не ест и не занимается тем,
чем занимаются все люди. Она
создает впечатление человека,
занятого исключительно учениками,
конкурсами и общением с весьма
расположенной к ней местной
прессой:

Некоторые
думают, что у Джатиевой учатся
какие-то особенные дети, что она
как-то их находит и что-то с ними
особенное делает, о чем никому не
говорит, держа в тайне секрет
успешности.

— Да, дети у
меня особенные, — говорит Джатиева, —
причем все без исключения. И так
было всегда, потому что каждый
ребенок — особенный. Конечно,
музыкальные данные у всех разные,
тем не менее, детей неинтересных не
бывает.

И хотя она
видит в каждом ребенке
индивидуальность, в ней нет желания
скрывать, что из всех своих любимых
учеников (а это все те, кто связал
свою дальнейшую судьбу с музыкой,
те, в кого удалось вложить больше)
она выделяет Рому Меренкова,
который сейчас учится в
Центральной музыкальной школе при
Московской консерватории.

— С Ромой мы
духовно близки невероятно, —
говорит Лилия Григорьевна, — и я
очень без него скучаю, а он пока
тоже очень нуждается во мне.

Я никогда не
видела Джатиеву за роялем, поэтому
задала весьма резонный вопрос, а
часто ли она сама играет, так
сказать, для себя. Мое "для
себя", конечно, было большой
оплошностью, так как прежде всего я
имела в виду музицирование, а не
серьезные занятия.

— Я очень
много играю, играю все те
произведения высшей сложности,
которые даю потом своим ученикам, —
чуть с напором говорит Джатиева. —
Мне нужно самой сначала
прочувствовать пальцами, как и где
нужно играть, а потом уж объяснять
это ребенку. Например, этюд-картина
Рахманинова "Море" —
произведение консерваторского
репертуара. Я впервые стала играть
его, когда давала для разбора Роме
Меренкову, которому в то время было
двенадцать. Вы помните, как он играл
его: Так вот, педагог в Москве,
который сейчас занимается с Ромой,
профессор Рябов сказал, что еще не
слышал такого исполнения этой вещи.
А ведь до того, как мы с Ромой
взялись за "Море", я слышала
это произведение лишь в записях…

Кроме
собственных упражнений на
фортепиано, хороший педагог должен
слушать очень много музыки разных
композиторов в разном исполнении.
Здесь я опять показала себя
дилетантом, спросив, какой любимый
композитор Джатиевой.

— Все
гениальные композиторы, — ответила
она просто. — Трудно выделить одного
или двух любимых, когда их так много
и у каждого свои неповторимые
особенности. Остается лишь слушать
и восклицать: как такое можно было
сочинить. Когда я слушаю музыку, я
общаюсь с Богом:

Я спросила,
не чувствует ли она порой себя
виноватой перед детьми за то, что
уводя их с собой в этот поистине
божественный мир, она потом
оставляет их незащищенными перед
жизнью.

— Нет, нет и
нет! — со свойственной ей
экспансивностью воскликнула Лилия
Григорьевна. — Виноватой я чувствую
себя лишь потому, что не могу дать
им больше, еще больше, чем могу. Но
мои ученики — это бойцы. И музыка —
это то, что будет их защищать. А еще
— умение трудиться и идти к цели.
Вот Сергей Геокчаев закончил
училище в Москве, поступил в
Академию музыки, отлично учится.
Маша Шимко — Красноярский институт
искусств, аспирантура; ее
преподаватель сказала мне, что Маша
— единственная студентка, которая
может так упорно идти к цели. Света
Дудорова с отличием училище в
Пскове закончила. Коля Мороз,
который сейчас у меня учится, тоже
уже знает, куда будет поступать — в
Новосибирскую консерваторию,
нацелен на исполнительство.

Не зная
Джатиеву, можно подумать, что она с
учениками сюсюкает. То и дело
слышишь "котик",
"малышок", "Коленька",
"Ванечка"… Однако это тоже
особенность Лилии Григорьевны —
говорить с учениками ласково, но об
очень серьезных вещах.

— Лилия
Григорьевна, а щи вы варите? —
спросила я напоследок.

— Варю. Щи —
это святое. Люблю готовить для
гостей блюда восточной кухни. Муж
мой любит поесть. Обед и детектив —
для мужа, и тогда я могу спокойно
заняться своими делами. Дети, слава
Богу, выросли, и я могу пожить для
себя.

Пожить для
себя в понимании Джатиевой — это
запереться в комнате и с упоением
юной девицы, читающей любовный
роман, впиться в очередную книгу,
дающую методические рекомендации
для воспитания звезд…