Игра

Александр
ТУРХАНОВ

Рассказ

1

Ноябрь и всю
первую половину декабря Марина
Васильевна проболела. Но
пятнадцатого числа (день выплаты
пенсии) она заставила себя
подняться, решив сама купить
подарки для дочери и внука, — через
две недели Новый год. Такова уж
природа человека — верить и
надеяться, если не на случайный
подарок судьбы, то хотя бы на свои
силы: быть для родных людей, пусть и
редко, но добрым и нечаянным
волшебником.

Какими будут
новогодние подарки, было решено
давно. Остаток необходимой суммы
(восемьсот рублей) был сегодня
получен.

"А то
сколько уж мечтать можно, —
говорила себе Марина Васильевна,
одеваясь, — денег нет и не будет. А
мечта и засохнуть, и отболеть может.
С голоду не помрем, но памятка какая
ни есть да останется".

Дочь Оленька,
учительница, уже много лет одна
вытягивала свою маленькую семью:
мать, изношенную болезнями, да сына
Максимку, пятилетнего крепыша, не
по годам рассудительного и
серьезного.

Веселая,
нежная, красивая своей молодой
двадцатипятилетней порой, она,
казалось, без надрыва принимала
неласковую судьбу (предательство
мужа, смерть отца, частые болезни
матери, нищету), и лишь в самые
трудные минуты, когда горе и
отчаяние настойчиво искали себе
тропинку в мир, она только сильнее
сжимала губы, темнели особым мраком
ее синие глаза.

Но проходили
мгновения, и еще ярче, чем прежде,
светился ее взгляд. И Марина
Васильевна, вглядываясь в эти
минуты в глаза дочери, замирала и
боялась этого света, исток которого
она понимала и название которому
было — ожидание чуда. И от такого
понимания дочери ей очень часто
хотелось плакать.

Вот и теперь,
собираясь за подарками, она с
особой болью вспоминала слова
дочери, сказанные несколько дней
назад, когда Марине Васильевне
стало немного легче: "Милая моя,
родненькая, еле я тебя вытянула! Что
бы мы без тебя делали!" — и слезы
гордости и женского участия к
дочери вновь подступили к глазам.

— Ничего,
милые мои! — сказала вслух Марина
Васильевна, выходя из дома. — Будет
и у нас все-все хорошо!

2

Центральный
рынок в эти предновогодние дни
напоминал окончание митинга в
честь какого-то грандиозного
строительства: ларьки,
разукрашенные "дождем" и
серпантином; торговки пирожками и
чебуреками, страстно зазывающие
покупателей. Шум, трескотня, музыка
из множества колонок — все это
оглушило и обрадовало Марину
Васильевну.

И день был
замечательный, солнечный, морозный,
и в то же время особенный — такой
день, когда или в воздухе, или в
необычности солнечного света уже
чувствуется пусть еще далекое, но
приближение весны.

И Марине
Васильевне, утомленной долгой
борьбой с болезнями, вдруг стало
казаться, что вот это и есть та
редкая минута, о которой мечтает
каждый человек, когда неприятности
оставляют тебя, разрешившись сами
собой, и впереди только ожидание
всего самого хорошего.

Медленно
пройдя вдоль рядов, Марина
Васильевна еще издали заметила
веселое оживление возле
деревянного помоста в центре
площади. Решив про себя: гулять так
гулять, — она подошла ближе,
привлеченная необычным призывом
труб и фанфар.

На
импровизированный сцене
разыгрывалась пантомима: зеленая
змея, желая испортить людям
праздник, заточила в подземелье…
трех Снегурочек; и Деду Морозу,
худенькому молодцу в розовой
бороде, предстояла нелегкая задача
— освободить стонущих во тьме
красавиц.

Змее было
предложено сражение. Она с
достоинством приняла вызов. И
вскоре была побеждена. Снегурочки
освобождены, вместе с Делом Морозом
они исполнили победный танец,
сочетание рок-н-ролла и кадрили, и
на этом пантомима закончилась.

Зрители,
довольные, стали расходиться.

— Но почему
три-то Снегурочки! — воскликнула,
улыбаясь, Марина Васильевна.

— Это же так
просто, матушка, — отозвался на ее
невольное восклицание молодой
человек, который, как сейчас
отметила про себя Марина
Васильевна, был во все время
действия рядом с нею. — Три
Снегурочки — это, должно быть, Вера,
Надежда, Любовь.. Вполне достаточно,
чтобы стать счастливыми. Верно?
Жаль только, что быстро
закончилось, — сказал молодой
человек.

— Очень жаль,
— согласилась Марина Васильевна.

— А хотите в
случай поиграть немного? У вас
замечательное лицо, матушка! И день
сегодня необычный… Я верю, все у
вас получится! — сказал молодой
человек и показал Марине
Васильевне игрушечный колокольчик
в упаковке. — Вот смотрите… Здесь
номер. И если этот номер совпадет с
номером приза лотереи, вы
становитесь обладателем и приза, и
суммы в двести долларов. Ну, как?
Попробуете?

— А косметика
в вашей лотерее есть? — спросила,
улыбаясь, Марина Васильевна.

— Для вас
есть все! — кивнул молодой человек и
представился: — Меня Степаном
зовут… Так согласны?

— Да не мне,
Степушка, — дочери, — рассмеялась
Марина Васильевна и…

Позже,
вспоминая эту минуту, она
спрашивала себя: что произошло с
ней в те мгновения? Действительно
ли она поверила в свою счастливую
звезду, что, вопреки здравому
смыслу, поможет ей в столь
неожиданной игре? Или удивительное
обаяние красивого юноши, солнечный
день, усталость от болезней — все
вместе проделали с ней, осторожной
всю жизнь, злую шутку? Эти и
множество других вопросов она
задаст себе чуть позже. Но сейчас…

— Не мне,
Степушка, — дочери, — сказала Марина
Васильевна и согласилась.

Весь
следующий "спектакль"
промелькнул еще быстрее, чем
пантомима: они прошли в здание
рынка, где под широкой лестницей
стоял игровой столик с призами;
миловидная девушка ласково
встретила гостью, предложила
показать колокольчик; номер Марины
Васильевны совпал с номером приза —
косметическим набором знаменитой
французской фирмы; но номер еще
одной участницы, пожилой дамы в
длинном черном пальто и норковой
шапке, также совпал с выигранным
призом. Во избежание недоразумений
юной красавицей был предложен
розыгрыш — выкупить (кто больше
положит сверху денег) право на приз,
и через несколько мгновений от всей
суммы, собранной Мариной
Васильевной для подарков, ничего не
осталось.

Соперница
исчезла. И Марина Васильевна вышла
на рыночную площадь, медленно
присела на скамейку.

Напротив
неопрятный человек, растягивая
меха гармошки, хриплым голосом
рассказывал миру о бродяге, что
"Байкал переехал". Недалеко
вновь взревели фанфары, спугнула
голубей с крыши павильона
очередная шутиха.

"Господи-и-и…"
— простонала про себя Марина
Васильевна. Заныло сердце.

Сидела долго.
Ни думать, ни жить не хотелось. Было
только страшно вновь увидеть
потемневшие глаза дочери, услышать
тихую просьбу о подарке от
Максимки. Вдруг подумалось: давно
ты, старуха, не верила в чудо… ну
вот и поверила. Знать, и вправду уже
скоро на покой, раз из ума выжила. И
эта мысль не испугала и не
расстроила пожилую женщину.

Вдруг кто-то
большой и грузный подсел к ней,
прикуривая, сказал:

— Не печалься
ты так, матушка. Не стоят они того.

— Не надо со
мной разговаривать, Степушко, —
устало попросила Марина
Васильевна. — Иди своей дорогой.
Если не потерял ее. Если знаешь, где
она…

— Не знаю,
матушка! Но найду! — весело
отозвался Степан и вдруг обнял
женщину, поцеловал в замерзшие на
щеке слезы, рывком поднялся и уже
издали крикнул: — А ты иди домой! К
дочке! Матушка-проруха!

Марина
Васильевна встала. Тупая боль в
сердце прекратилась. Медленно
побрела к автобусной остановке, и
уже через час все происшедшее стало
казаться невеселым сном, нелепой
шуткой или чьей-то некрасивой
фантазией.

Объяснение с
дочерью прошло неожиданно легко и
весело. Не обошлось, правда, без
слез — немного всплакнули,
обнявшись, но так, как плачут
уставшие и счастливые женщины — и
вообще, и обо всем. Потом до
позднего часа пили чай на кухне,
разговаривали, придумывали, как
дальше жить.

И уже перед
самым сном в хозяйственной сумочке,
с которой Марина Васильевна была
сегодня на рынке, она обнаружила
косметический набор французской
фирмы, четыре пятисотенные купюры и
распустившуюся и чуть
подмороженную белую розу с
оборванным зеленым стебельком.