"Мир
спасет терпимость" — утверждает
драматург Рустам Ибрагимбеков,
с которым беседует наш
корреспондент Светлана ЖАРТУН.

Лауреат государственных
премий, автор сценариев нашумевших
в свое время пьес, культовых
фильмов "Белое солнце
пустыни", "Сибирский
цирюльник", "Утомленные
солнцем" и других, Рустам
Ибрагимбеков показался человеком,
ищущим уединения. В Иркутск он
приезжал на театральный фестиваль
современной драматургии им. А.
Вампилова, проводил занятия с
авторами, пишущими сегодня для
театра и редкие минуты одиночества,
посвящал прогулкам по городу,
местам, связанным с именем
Александра Вампилова.

На вопрос,
считает ли он, вслед за нашим
знаменитым земляком, что "все
люди братья", Рустам
Ибрагимбеков ответил:

— Мы не
братья, мы клетки одного организма.
Все они самостоятельные, разные
частицы, потому что выполняют
разные функции. Но вместе с тем,
клетка, сидящая, например, в мышце,
может погубить остальные — все
взаимосвязано.

Человечество
существует как единое сообщество
всего каких-то 50-60 лет. До этого был
предродовой период длиною в
несколько тысячелетий. Нас не могли
объединить ни ощущения, что все
люди братья, ни идеалы, ни вера в
Бога, ни любовь. Стало ясно, что мы
единое целое, когда на Японию были
сброшены атомные бомбы и появилась
угроза фатального уничтожения
человечества. Гитлер и Сталин могли
уничтожить несколько миллионов
людей, а сейчас может привести к
общей гибели поступок одного
человека. Федор Михайлович
Достоевский говорил, что бытие и
есть бытие, когда ему грозит
небытие.

Коммунисты
перестали существовать, когда
уверовали в свое бессмертие. Пока
они волновались за сохранение
строя, оберегали его, он жил. Как
только застыли в ощущении
незыблемости, пришла смерть. Только
угроза смерти создает жизнь. Только
перед угрозой гибели все мы
становимся братьями.

Еще мы должны
понимать, что существует понятие
человеческого брака, есть
определенный процент людей,
которые не способны чувствовать,
любить, понимать так, как остальные.
Генетика знает об этом и
доказывает, что брак тоже нужен.
Самый ужасный человек и самый
хороший, самые страшные и
прекрасные — все необходимы для
того, чтобы появился высокий тип
человека, сформированный всеми
нами. Бредом была попытка
коммунистов вывести новый тип
человека, ибо человек почти не
меняется.

— С момента
своего появления на Земле и до
сегодняшнего дня?

— Есть
исследования генетиков,
доказывающих, что человек меняется,
но этот дрейф происходит
чрезвычайно незаметно. Если
разделить людей на два типа —
эгоистов и альтруистов, замечено,
что альтруисты гибнут чаще, но, к
счастью, они и активнее
размножаются, потому что умеют
любить. Эгоисты в этом отношении
более осторожны. Производя почти
одно и то же количество потомства,
на какие-то миллионные доли
альтруистические гены преобладают
над эгоистическими. Это
сказывается на улучшении
человеческой породы в программе,
рассчитанной на тысячелетия. К
счастью, это программа не
скоротечна, иначе человечество
исчезло бы как вид. Стойкость вида,
как известно, заключается в том, что
он не меняется, может только
чуть-чуть эволюционировать. Если мы
будем считать всех людей братьями,
как Вампилов, это станет условием
нашего общего выживания.

— Последнее
время все чаще говорят о синдроме
эмоционального дефицита, в котором
жизнь кажется остановившимся
монотоном. При помощи каких средств
можно лечить эту болезнь?

— На занятиях
с драматургами мы говорили о
синдроме эмоционального дефицита и
о том, как им надо пользоваться.
Синдром этот связан с коренными
качествами человека, которые
вырабатывались тысячелетиями. Если
раньше жизнь была насыщена
огромным количеством стрессовых
ситуаций и чтобы выжить,
приходилось бороться со страшным
окружением, то сейчас все стало
много ровнее, конфликты происходят
реже, и, как результат, приводят к
болезни. Люди не понимают, почему
мучаются, у них ипохондрия, плохое
настроение, а связано это как раз с
эмоциональным дефицитом. Правильно
построенная драма в кино и театре
помогает восполнить этот дефицит.
Причем она действует методом
нетрадиционной медицины, которая
подобное лечит подобным. Человек,
получая в небольших дозах легкий
стресс, восполняет свой
эмоциональный дефицит.

Но люди
разные, поэтому все зависит от
умения организовать себе
полноценную жизнь. Если
рассматривать человеческое
общество как нечто лежащее между
двумя полюсами — положительными и
отрицательными, божественным и
дьявольским, мы заметим, что кто-то
приближается к одной стороне, а
кто-то к другой. Параллельно к этим
волнам находится небольшое
количество людей, способных
поменять дислокацию,
сориентироваться так, как они сами
хотят, а не как вынуждают линии.
Если человек обладает этими
способностями, ему никогда в жизни
не будет скучно. Я, например, не
испытываю недостатка в эмоциях и
необходимости действовать.
Наоборот, у меня иногда возникает
ощущение некоторого перенасыщения
событиями, особенно в наше время —
перехода из одного тысячелетия в
другое.

— На примере
слома предыдущих столетий мы видим,
что это время разрушительно для
отдельной личности. Как уберечь
себя от негативного воздействия,
вызванного столкновением эпох?

— Спокойным к
нему отношением. На наших глазах
многое меняется, возникает
активное общественное, социальное,
политическое движение. Это всегда
интересно, если не сбивает с толку.
Почему мы часами можем смотреть на
изгибы пламени огня, на течение
воды? В движении есть некое
завлекающее, манящее очарование.
Движение, возникшее вокруг нас, при
всей потенциальной губительности,
само по себе потрясающе интересно.

— В вашей
пьесе "Петля", которую показал
на фестивале московский театр
"Модернъ", ваш герой — Субботин
стоит не на краю смерти, он уже в
смерти. Каким должно было быть
состояние автора, создающего
подобный персонаж?

— Мы, авторы,
участвуем в судьбах всех
персонажей. Не застрелившийся
Коновалов, лишенный принципов
способный выжить во все времена,
при любых обстоятельствах, — это
тоже я. Поэтому во время работы я не
доходил до состояния Субботина,
спасая себя Коноваловым.

"Петля"
в моей творческой биографии стоит
особняком, для театра я всегда
писал современные пьесы, об
окружающей меня жизни. Раньше,
когда все шептались, я разговаривал
нормальным голосом, поэтому меня
было слышно. Сейчас все кричат, я
продолжаю говорить как и раньше, но
теперь меня не слышно. Я понял, что
надо чуть-чуть поменять регистр,
чтобы обратили внимание. Наше
стремление к самовыражению в
удобных для нас формах приводит к
тому, что мы теряем широкого,
массового зрителя. В исповедальных
вещах, с помощью ярких исторических
фигур, таких, например, как Григорий
Распутин, сохранив искренность, без
которой трудно работать, можно
сделать нечто, что привлечет
зрителей у нас в России и за
рубежом. Задача вот такого рода
мною была поставлена. Мне хотелось
сделать вещь, на которую зритель
обратил бы внимание. Ничего
стыдного в этом нет.

Великий
Эдгар По написал поэму "Ворон",
лучшее из своих произведений,
исходя из принципа: людей волнуют
истории мистические, детективные и
любовные, относящиеся ко всякого
рода потусторонним силам. Я напишу
поэму, в которой все это будет, люди
обязательно обратят на нее
внимание. Он написал великого
"Ворона", потому что, помимо
умозрительных соображений, им
руководил великий талант.

Я раскрываю
замысел, потому что именно он был
для меня интересен. Показать
человека, личность, суть которой
рассчитана на восприятие
неэлитарного зрителя, а широкого.
При этом в "Петле" сохранено
все, что интересует меня и людей,
близких мне по мироощущению. А
вместе — это попытка сделать
шлягер. Иначе получается, что более
или менее серьезная драматургия
или кинематограф остаются на
обочине, а культурное пространство
захватывается низкопробным
искусством.

— В своей
пьесе вы предполагаете, что если бы
не был убит Распутин, может быть,
история государства Российского
развивалась иначе. Запоздалое
прозрение одного из участников
казни — Субботина, стало его
"петлей". Откуда родилась эта
версия?

— Когда
пишешь такую вещь, как "Петля",
необходима новая историческая
идея. Что касается перипетий жизни
и смерти, то для меня не важно, что
человек покончил с собой, важно,
из-за чего он это сделал. Речь идет о
том, и это впрямую излагается, что
существовали люди, для которых
достойная жизнь означала самое
главное. Если она переставала быть
достойной, она теряла смысл.
Противоположность подобному
мировоззрению — образ Коновалова,
человека, способного жить как
угодно, лишь бы выжить. Как ни
странно, нужны и те, и другие.
Сочетание добра и зла необходимо
для того, чтобы народ выжил,
выстоял. В этом заключалась другая
мысль пьесы, и это мне было тоже
интересно.

Наверное,
была рассказана история, которая не
очень интересна театроведам, ибо
они люди крайностей. Никита
Михалков говорил, что
десять-двенадцать
"яйцеголовых" критиков думают,
что он не может сделать картины,
которая могла бы им понравиться. У
меня есть выбор: я должен сделать
кино, которое понравится им или
миллионам. Понимая, что я подвергаю
себя осуждению этих людей, я
выбираю миллионы.

Это вопрос
выбора: одни предпочитают мнение
критиков, делая такой путь в
искусстве единственно возможным
для себя, чтобы стать великими.
Второй подход мне кажется
компромиссным, но он тоже имеет
право на существование.

Надо уметь
писать вещи, которые, с одной
стороны, являются концентрацией
того, что ты ощущаешь и о чем не
можешь не написать, и вместе с тем
которые завладеет умами — не потом
когда-нибудь, а сегодня —
современной широкой аудитории. Как
и во всем, здесь важна гармония.
Важно не переступить грань, везде
есть порог и мудрость жизни. Это
сложно, похоже на игру с огнем, но
это тоже очень интересно.

— Спектакль
произвел сильное впечатление.
Мистицизм — часть нашей реальной
жизни или он существует только в
фантазиях человека?

— Мистицизм —
одна из граней духовности человека
и, может быть, не самая лучшая. На
самом деле выдуман и Бог. Один
известный священнослужитель на
утверждение, что Бога нет, заметил:
мы не утверждаем, что он есть. Мы
говорим, что в него надо веришь.
Вера человека в Бога делает его
лучше, чище. Если ты верить в нечто,
чего никогда не видел, тем самым
совершаешь начальные шаги к
мистике. Сама вера означает
мистическое отношение к окружающей
реальности, является необходимой
составляющей духовного
существования. А еще есть такие
вещи, как совпадение и случай,
они-то и приводят к тому, что эти
ощущения усиливаются. Порой,
действительно происходят
невероятные вещи, объяснить
которые логикой, статическим
подходом невозможно, нарушаются
все нормы вероятности.

— Может быть,
в этом необъяснимом стечении
обстоятельств и заключается связь
времен, объясняется сохраняющаяся
столетиями современность Шекспира?

— Шекспир
почти в одно и то же время написал
две пьесы: "Ромео и Джульетта"
и "Отелло". Вторая пьеса
драматургически написана много
сильнее первой, но первая для
сегодняшнего дня более современна.
Два юных красивых существа
обречены были на любовь во
враждующем мире, вслед за Ромео и
Джульеттой в литературе и жизни
гибло множество прекрасных пар, и
вечная смерть побеждала вечно
прекрасную любовь. Так было, к
сожалению, так есть и, не дай Бог,
если так и будет. Проблема
взаимоотношений личности и среды,
очень современна и важна. Общество
очень агрессивно, особенно у нас в
России, иногда оно толкает человека
на хорошие поступки, требует
высокой жертвенности, но чаще
делает предметами временных
общественных увлечений. Очень
важно сохранить себя, свое "я":
особенно сегодня, во время
первобытного, дикого разгула
капитализма.

"Отелло"
— вещь великая, но более узкая по
своему значению, в ней решаются
проблемы профессиональной
ревности. Часто думают, что это
история Отелло и Дездемоны. Мне
кажется, что она о бездарном
человеке, который постоянно
завидует таланту. К сожалению, по
качеству драматургии пьеса ниже
этой темы, потому что строится на
каких-то уловках, волюнтаристским
способом.

Искусство,
как и наука, занимается
исследованием мира. Определенное
время существовала так называемая
классическая механика, в которой
действовали жесткие ньютоновские
законы. Здесь все имело жесткие
причинно-следственные связи.
Литература и искусство должны были
следовать им. Период классицизма
сменил реализм, в котором ружье,
появляющееся в начале пьесы
обязательно в ее конце должно было
выстрелить. Затем стало ясно, что в
мире существует его величество
случай, который может повлиять на
самые строгие математические
теории. Чуть опережая этот процесс,
скажу, что наука более нуждается в
искусстве, чем искусство в науке.

Появился
некий поток жизни, не очень
организованный автором, но он
соответствует представлению
человека о мире, в котором он живет
— сложном, жестком, неопределенном,
в связях, которые перестали быть
обязательными, в одиночестве,
спасительном состоянии духовной
личности.

— В
восьмидесятые годы широко было
распространено мнение, что
"красота спасет мир". Сегодня
все более говорят о любви. На ваш
взгляд, что спасет мир?

— Только
терпимость. Способность иметь свои
убеждения, веру, идеалы, умение
прощать другому его веру и его
идеалы, понимать и уважать чужие
убеждения.