Пути
русского раскола

В интервью "Вестям.Ru"
дьякон Андрей Кураев размышляет о
настоящем и будущем Русской
православной церкви за рубежом.

— Отец Андрей,
как Вы оцениваете прошедший
недавно в Нью-Йорке Архиерейский
собор Русской православной церкви
за рубежом?

— В течение
нескольких лет, когда мне
доводилось в светских аудиториях
отвечать на вопрос, каковы
перспективы соединения с РПЦЗ, я
отвечал, что здесь, как мне кажется,
чисто личностная проблема —
проблема в возрасте митрополита
Виталия, который в силу возрастной
инерции уже просто не в состоянии
замечать перемен в мире и
отказаться от убеждений, которые
были уместны двадцать лет назад, но
сегодня стали уже просто
предубеждениями.

То, что
произошло в июле, подтвердило мои
ощущения. Люди, которые гораздо
лучше знали митрополита Виталия,
были его ближайшими сотрудниками в
епископате РПЦЗ, теперь оказались
перед вопросом: оставлять ли у руля
управления церковью митрополита,
который в силу своего возраста
слишком подвержен влиянию тех, кто
находится рядом с ним. Проблема
доступа к телу нам хорошо знакома
по нашему прошлому президенту.
Такая же проблема бывает иногда и с
верующими людьми. Надо отдать
должное зарубежному синоду,
который, в отличие от нашей
госноменклатуры, не воспользовался
параличом высшей власти для того,
чтобы обустроить самих себя.

Зарубежные
епископы разошлись во мнении со
своим первоиерархом именно в
вопросе об отношениях с Московской
патриархией. И это понятно. Дело в
том, что за 90-е годы произошли очень
серьезные перемены в социальном
составе РПЦЗ. Когда-то это были
люди, изгнанные из России. Частично
это была первая волна эмиграции, и
для этих людей все, что было связано
с оставленной ими Россией и тем
режимом, который там установился,
было окрашено печалью. Затем костяк
РПЦЗ составила волна вынужденных
переселенцев второй мировой войны —
военнопленных, перемещенных лиц и
так далее, которым, как говорила
пропаганда, в случае возвращения в
Советский Союз грозили лагеря и
расстрелы. Вместе с вестью о
православии они восприняли
изрядную толику антисоветизма. В
70-80-е годы была волна
диссидентско-еврейской эмиграции.
У этих людей тоже было мало
приятных воспоминаний о России. Все
это способствовало тому, что
возникали барьеры отчуждения между
русским зарубежьем и собственно
метрополией.

Но в 90-е годы
все изменилось, барьеры рухнули, и
на Запад поехало большое число
людей не потому, что их отсюда
выгнали. Просто они поехали
зарабатывать, получили стипендии,
гранты, восстановили семейные
связи. Это люди социально
благополучные в России и на Западе,
люди, которые прошли какой-то
первый опыт знакомства с церковью
здесь, в постсоветской России.
Новые и наиболее активные
прихожане современных приходов
зарубежной церкви начали обращать
внимание своих духовников на
странность ситуации, в которой они
оказались. Почему мирянин, живущий
где-нибудь в Мюнхене, может
приехать причаститься в Даниловом
монастыре или в Троице-Сергиевой
Лавре? И почему его духовный
наставник не может сделать то же
самое? Духовенство, очевидно,
начало оказывать внутреннее
давление на епископат зарубежной
церкви. Эти мысли начали посещать и
епископат. И стало понятно, что
нельзя отказываться от диалога.
Надо для себя обозначить цель, ясно
сказать: да, мы хотим диалога, и мы
хотим, чтобы целью диалога было
воссоединение. А дальше уже вопросы
тактики — на каких условиях это
возможно и с чьей стороны будут
уступки — вопросы, которые можно и
нужно спокойно обсуждать.

Те люди,
которые предполагали, что вообще
обсуждать нечего и не видели
партнера для диалога, потому что
Московская патриархия, как им
казалось, это сплошные чекисты и
неверующие люди, — оказались в плену
своих мнений. Их иллюзии
распространялись не только на
жизнь Московской патриархии, но и
на их представления о реальной вере
служителей из Русской зарубежной
церкви. Им казалось, что это общая
позиция всего зарубежья, но
выяснилось, что это позиция очень
узкой группы людей.

— А как Вы в
таком случае оцениваете положение
приходов и епархий зарубежной
церкви, которые находятся в России,
их отношение к принятому кадровому
решению и перспективы их
дальнейшего присутствия здесь как
зарубежных приходов?

— Из моего
опыта разговора со священниками
русского зарубежья видно, что сами
они по прошествии десятилетия
расценивают свое решение об
открытии альтернативных приходов в
России как свою главную ошибку.
Знаете, до той поры зарубежная
церковь могла оставаться в крайне
выигрышном свете. Русский человек
вообще склонен идеализировать то,
что за рубежом, — будь то зарубежная
культура или зарубежная церковь. И
вот до той поры, пока эта церковь
оставалась, скажем так, в
виртуальном мире (то есть была
знакома лишь по своим собственным
изданиям), симпатии абсолютного
большинства русского духовенства и
прихожан (из тех, кто знал о
существовании зарубежной церкви)
были на их стороне. Но когда был
сделан вот этот шаг — открытие
альтернативных приходов, — по
правде говоря, это было воспринято
как оскорбление. Потому что это
означало, что тем самым нам
отказано в звании христианина. У
церкви не может быть альтернативы.
Это тем более было оскорбительно,
что в начале 90-х годов нашу церковь
составляли люди, которые отнюдь не
на волне моды пришли сюда, чем-то им
пришлось поступиться для того,
чтобы найти свою дорогу к храму. И
потому так резко похолодели наши
отношения. Более того, с самого
начала этого конфликта митрополит
Кирилл сказал, что эти
альтернативные приходы приведут к
тому, что зарубежная церковь станет
сточной канавой Московской
патриархии.

И типичным
примером является то, что
происходит в Суздале, где бывший
архимандрит Московской патриархии
Валентин, лишенный сана сначала у
нас, а потом в зарубежной церкви,
сам себя объявил митрополитом. Увы,
газеты, сообщая о том, что сейчас
против него ведется судебное
расследование по обвинению в очень
малоприятных деяниях для
монашествующего лица, не всегда
упоминают о том, что церковь уже
давно рассталась с ним…

— Вы
упомянули о группе верующих людей,
которые называют себя
"Российская автономная
православная церковь". Какими Вы
видите их взаимоотношения с
зарубежной церковью, их будущее в
России?

— Без всякого
сомнения, епископат РПЦЗ не будет с
этой секточкой поддерживать
никаких контактов. Те епископы, с
которыми я на эту тему беседовал,
прямо указывают, что архимандрит
Валентин — их главная ошибка, что в
этом человеке они обманулись более
всего. Так что с этой группой
диалога у них не будет. Другое дело,
что сейчас митрополит Виталий
пробует вновь объявить себя главой
зарубежной церкви. За минувшие
субботу-воскресенье митрополит
Виталий самостоятельно совершил
две епископские хиротонии вопреки
мнению всего епископата и
новоизбранного первоиерарха
зарубежной церкви. Такие действия
на церковном языке обозначаются
однозначно — это раскол. Из области
личностных или словесных перепалок
разногласия среди зарубежных
православных христиан перешли уже
на уровень канонов.

Так вот, с
этой группочкой, которая осталась
вокруг митрополита Виталия,
Валентин и пробует сейчас наладить
какие-то контакты. Я не исключаю,
что это ему удастся. Тем более что
одной из самых неожиданных граней
всей этой ситуации оказалось то,
что в российском истеблишменте
нашлись люди, которые готовы
всячески поддерживать именно эту
группу по вполне понятным причинам.
Первое — она не имеет опоры в себе
самой и в своем народе и поэтому
хорошо управляема со стороны.
Второе — лидер этой группы
нравственно скомпрометирован,
значит, он хорошо управляем. И
наверняка есть такие
политтехнологи в России, которые
считают, что очень неплохо было бы
перенести в Россию украинский опыт,
то есть опыт церковной политики,
осуществляемой по принципу
"разделяй и властвуй".
Организовать какой- то
образцово-показательный
раскольчик, чтобы потом при случае
сказать: вы видите (видите не в
жизни, а в пиаре), православных
много, поэтому патриархия не должна
говорить от имени всех
православных. Так у нас сегодня в
каждой школе заявляют: вы знаете,
ваш класс многонациональный
(имеется в виду, что в классе есть
один татарский мальчик), и поэтому
православные не должны выступать…

Вот такая же
логика будет озвучена и в
отношении, скажем, права
наследования, имущественных прав и
тому подобного. Скажут: ну что вы,
почему мы этот храм должны отдавать
вам, вы знаете, есть альтернативы
какие-то, еще одни православные
претендуют. А поскольку вы не
можете договориться между собой,
пусть все останется светским…