Там
золото мыли в горах

Татьяна
КОВАЛЬСКАЯ,
"Восточно-Сибирская правда"

Страстное
желание окунуть себя в священные
воды, внука угостить омулем и
легендарным Байкалом, дочку
оторвать от ее творческой, но
изматывающей работы сработало на
все сто. Плывем на ракете. Едва
спустились на берег в поселке
Большие Коты под моросящий мелкий
дождик, как нам предложили домик у
речки Малая Котинка. И вот мы
наедине с Байкалом. Домик выглядит
так, словно его только что
сотворили. За дверью — обложенное
большими камнями кострище, жги хоть
всю ночь! Напилены березы, есть
топорик. Мои мечтания о тишине,
отсутствии людей и автомашин
сбылись…

Что такое
Большие Коты, лучше всех знают,
наверное, бывшие и настоящие
студенты-биологи Иркутского
госуниверситета. Они здесь
проходили практику на собственной
базе, при биологической
лаборатории НИИ биологии при
Иркутском госуниверситете.
Старинное деревянное, с колоннами
здание биолаборатории встречает
приплывающих большой мемориальной
доской и бронзовым портретом
основателя — легендарного,
фанатично преданного Байкалу
ученого, заслуженного работника
науки Михаила Михайловича Кожова. С
1921 по 1968 год, до самой своей смерти,
он жил и работал здесь, в Больших
Котах. Эстафету служения науке о
Байкале из рук отца приняла дочь,
Ольга Михайловна Кожова, доктор
биологических наук. Но против
рыночной безжалостной и циничной
стихии институту устоять оказалось
трудно. Бюджетного финансирования
все время не хватает. Пришлось
сократить объемы работ,
лаборатории, штатные единицы.
Сотрудники работают на полставки,
некоторые даже на четверть. В
лабораториях микробиологии и
гидробиологии озера трудятся
сегодня около двадцати человек. Лет
пять назад их было 80. Наверное,
гнетущее состояние тупика и
безысходности способствовало
прогрессивному характеру болезни и
привело к преждевременной смерти
Ольги Михайловны два года назад.
Как рассказали нам в музее, это
случилось зимой, когда до
установления прочного льда связь с
Большими Котами прерывается,
потому ее не смогли доставить из
иркутской больницы. Похоронили
далеко от родного дома, от могилы
отца, в Иркутске, а не рядом с
лабораторией, как Михаила
Михайловича.

В годы
расцвета научных работ на Байкале
маленький рыбацкий поселок
превратился в центр обитания
ученых, было построено много
служебных и жилых помещений.
Сегодня они наполовину пусты,
некоторые разваливаются на глазах.
В дверные проемы заходят телята и
смотрят на прохожих из выломанных
окон. Спохватились в последние годы
и стали сдавать жилье туристам и
отдыхающим. Какой-никакой, а доход
летом, прибавка к бюджетной
мизерной зарплате. Ученые с именем
и званием построили частные
гостиницы, на любой вкус и по
карману. В середине августа, в самый
"бархатный" байкальский сезон,
никто из приплывших на ракете
"Восход" не остался без крыши
над головой. Правду сказать, группы
с навьюченными на спины скатками и
рюкзаками уходили по дороге вдоль
берега Байкала за поселок. Это были
истые путешественники, они
останавливались в падях, ставили
палатки и жили, питаясь
привезенными припасами и пойманной
рыбой, собранными ягодами и
грибами. Самые близкие к поселку
пади мне назвали так: на север —
"стоянка туристов", на юг —
"жилище". Мы на другой же день
устремились по туристской тропе и
побывали на "стоянке". После
захватывающего дух подъема по
скользящей дорожке над крутым
обрывом, под набатный, мощный,
ритмично повторяющийся гул ударов
волн о скалу, а потом после
приятного спуска блаженством рая
встретила нас широкая низина.
Палатки уходили в глубину долины к
лесу. Говорили, что если пойти вдоль
пади, дойдешь до скалы с пещерой. Но
мой внук увидел отверстие, похожее
на пещеру, высоко на горе и полез
вместе со своей мамой. А я присела
на скамью, вырубленную из сосны, с
символическим рисунком
неизвестного художника. На
камушках у самой воды маленькая
девочка со своей спортивной
бабушкой собирали сосновые шишки и
жгли костерок. Шишки быстро
сгорали, и они шли по берегу к
соснам, набирали в пакет и назад, к
огоньку.

Под высокой
кручей пламя не гасло от гуляющего
ветра. Над обрывом в одиночной
палатке сидел скалолаз и готовился
к восхождению на "Скрепер" —
живописный скалистый мыс,
выступающий из Байкала. Дальше от
берега из палатки вышли две
моложавые дамы и разговорились с
загорелым и давно не бритым
рыбаком. Тот сетовал на плохие
уловы: по четыре рыбины в сети за
день. Бывало, по десятку и больше
ловилось. Нынче перемешало воду в
озере, ушла рыба, видно. Сети тонкой
паутиной висели на деревьях.

Внук с
дочерью вернулись после
восхождения запыхавшиеся,
довольные — вид с высоты
удивительно красивый. Но пещера
оказалась на другой скалистой
вершине, и до нее им не добраться.
Решили продолжить путь по тропе,
ведущей к "Скреперу". Кто ходил
по байкальским тропам, тот знает,
как непохожи скальные обнажения
друг на друга. Бывалые туристы и
художники могут по виду камня
определить, где его подняли.

Тропа
привела к скале, похожей как
заметил внук, на шербет: в плотном
песчанике словно вставлены
округлые или угловатые
разноцветные камни, выступающие из
песчаной массы. И под ногами лежат
большие и маленькие
цементированные чаши, из которых
выпали голыши гранитно-кварцевых
"орешков". Дочь подобрала
такие ниши, что в них встал забавный
камушек "синий нос", повезла в
Красноярск сувенир от Байкала.

А в поселке
мы познакомились с иркутской
художницей Еленой Яновской и ее
прелестной, как маленькая Ассоль,
хрупкой голубоглазой дочкой
Александрой. Мама и дочь отыскивают
в разных местах скалистого
западного берега Байкала
выразительные камушки — плоские
или длинные, гладкие или полосатые,
расписывают их темперой, соединяют
клеем "Момент". К приходу
крылатого водного автобуса на
лотке — веселая радуга миниатюр на
камне, композиций и сувениров. Вот
на отшлифованном волной кусочке
дерева два угловатых белых
камушка-портрета, мужской и
женский. Внук выбрал этот сувенир в
подарок бабушке с дедушкой. У
разрисованных камушков такой же
добродушной и веселый характер, как
у них. как у деда с бабушкой. Мне
приглянулся длинный свинцового
вида камень по форме Байкала на
карте, с волной, поднявшей пену
брызг над синими водами. Откуда
камень? С мыса Кадильный, ответила
Лена. Только там такой темный
плотный песчаник. Воздух особенный,
влажный и ароматный; комаров почти
нет; травы растут целебные, мхи
уникальные, земляника в середине
августа кругом спелая. У хозяйки
купили прошлогоднюю картошку —
прекрасно сохранилась, вкусная,
целенькая.

А вот жизнь у
Татьяны оказалась перекручена, как
корни байкальской сосны на песках.
Дочь научных работников Иркутского
сельхозинститута, она выбрала путь
исследователя микробиологии
Байкала. Работала в биологической
лаборатории много лет, защитила
кандидатскую диссертацию по
эндемичным обитателям глубин. Три
года назад выдержала конкурс в
докторантуру и собрала материал на
диссертацию. Научным руководителем
была Ольга Михайловна Кожова. Когда
она так внезапно ушла из жизни,
Татьяна закончила работу
самостоятельно и начала собирать
отзывы докторов -биологов. Их в
Иркутске не так уж много. И тут,
почему — не знаю, появился оппонент,
требующий от Татьяны переделки и
сокращения диссертации. А без его
одобрения к защите нашу хозяйку не
допускают.

Она, конечно,
женщина с характером, не зря почти
двадцать лет на Байкале, замуж за
местного лесничего вышла, он
переквалифицировался в
механизатора пилорамы. Помогает ей
зимой для опытов бурить лед и
сеточкой рачков и дафний выуживать.
Дети, два сына, тоже помогают, когда
не в школе, а школа-то в Листвянке.
Но мы пожелали ей довести дело
жизни, любимое и завершенное, до
защиты и признания. Байкал
притягивает ученых всего мира,
нехватка средств на его научное
изучение временна и преходяща.
Неужели мелкие частные интересы
зачеркнут добротную, подкрепленную
опытами работу, опирающуюся на
авторские многочисленные
опубликованные труды в соавторстве
с высоким авторитетом?

Мы рискнули
окунуться в Байкал в один из самых
теплых дней, накануне дождя. Мы
посетили музей Института биологии
Байкала, там уже нет штатного
хранителя и экскурсии для туристов
проводят научные сотрудники по
очереди. Один из них, Вячеслав
Максимов, известен в СМИ страстными
выступлениями в защиту Байкала и
Института биологии Байкала.
Экспонаты, признаться, нуждаются в
обновлении, музей так же беден по
сравнению с лимнологическим в
Листвянке, как НИИ биологии
госуниверситет по сравнению с
академией. Нынешней осенью
исполняется 80 лет со дня основания
научной лаборатории в Больших
Котах. Скорей всего, это будет очень
скромный праздник. Нет у
государства средства на науку.

Вот бы, как
полвека назад, в верховьях речки
Большой Котинки запустить драгу да
намыть с полпуда золотого песка.
Глядишь, не пришлось бы кандидатам
и докторам науки коров держать, на
туристах зарабатывать, огородами
почв вместо байкальских эндемиков
промышлять. Казалось мне, сам
Байкал — золотая жила. Но так много
породы, обманного блеска, и так
трудно дается добывание истинного
знания об этом таинственном,
притягательном и грозном озере,
священном море Сибири.