Скакал
казак через долину…

Аза
БУКОТКИНА-Ярославцева

225 лет назад,
в 1775 году, сюда, в Сибирь, в
Иркутскую губернию пригнали в
кандалах битого кнутом яицкого
казака, участника пугачевского
бунта. У Андрея Ярославцева — так
звали бунтовщика — были вырваны
ноздри, а на щеке красовалось
клеймо "вор", что означало
"государственный преступник".
Отбыв каторгу, уральский казак
поселился в станице Шелопугинской
нынешней Читинской области.

Так началась
сибирская страница истории рода
Ярославцевых, отсчет которого наша
семья и ведет от своего прапрадеда
Андрея, и который насчитывает уже 8
поколений.

Из
воспоминаний моего отца Лаврентия
Никифоровича Ярославцева: "Село
Шелапугино основано в начале XVII
века и названо в честь его первого
жителя Филиппа Шелопугина. Сейчас
уже коренной фамилии Шелопугиных в
селе нет, их потомки расселились по
другим деревням.

К концу
XVIII века очень значительная масса
жителей села носила фамилию
Ярославцевы, насчитывалось их 19
дворов или больше трети населения.
Основным занятием их было
земледелие, но жизнь в основном
протекала в нищете и батрачестве.
Среди крестьянского казачества
было много умельцев. Женщины пряли,
ткали полотна, вязали носки и чулки,
шарфы, шали, рукавицы. Мужчины
выделывали кожу и шили ичиги и унты,
дохи, меховые шапки и рукавицы.
Делали деревянные плуги, бороны,
телеги, сани, строили ручные и
водяные мельницы.

Ярославцевы
к тому времени разделились на
девять ветвей — родословий. Наш род
пошел от Павла Кузьмича
Ярославцева, деда моего, который
вырастил пятерых детей.

Павел
Кузьмич был человеком неграмотным,
вырос в батраках у купцов
Толстоноговых. В семье подрастали
трое сыновей, и надо было их
готовить к службе в армии, а казак
должен был иметь к службе полное
обмундирование строевую лошадь и
шашку.

Старший
сын Роман был призван станичным
атаманом к нему в аппарат
переписчиком — он кончил
сельско-приходскую школу, хорошо
писал. Его брат Никифор, мой будущий
отец, работал 4 года у купца Филиппа
Димова, где заработал лошадь с
полной амуницией и обмундирование:
гимнастерку, штаны, шашку, папаху и
фуражку.

Служил
Никифор Павлович в 1904 году в Чите,
принимал участие в русско-японской
войне, а потом снова вернулся к
своему хозяйству.

В семье
нашей было 15 детей, но 8 из них не
дожили и до двух лет. Отец имел двух
лошадей, корову, двух овец и шесть
десятин земли. Трудились родители
много, но жили мы бедно. Тем не
менее, не было в семье уныния,
родители были людьми
жизнерадостными. Отец не курил, не
употреблял водки, и никогда от него
не слышал я бранных слов. Мать
часто, идя в поле, брала меня с
собой. Жала хлеб серпом и… пела.
Отец же по молодости был первым
плясуном на деревне, любимой его
песней была "Скакал казак через
долину".

В нашем
роду было много умельцев. Дядя
Тимофей Павлович имел талант
столяра, плотника, слесаря, кузнеца.
Делал телеги, санки, шил хомуты,
уздечки, обувь, умел портняжить и
даже ремонтировал часы.

Другой
дядя — со стороны матери — Семен
Дмитриевич был профессиональным
мастером по изготовлению струнных
инструментов: делал балалайки,
гитары, мандалины и даже скрипки.

Я очень
многому научился от них: шить обувь,
шапки, брюки, рубашки, даже женское
платье. Умел делать сбрую: хомуты,
шлею, уздечки и другое.

Уже на
седьмом году жизни я стал работать
у богачей — у купца Павла Димова (у
его отца батрачил мой отец). В 9 лет
меня отдали в сельскую школу, но
проучился я только шесть лет,
больше по бедности не смог".

Из
письма Константина Михайловича
Ярославцева (это брат моей бабушки
по матери Екатерины Михайловны):

"Тимофей
Павлович (брат Никифора Павловича,
моего деда — авт.) мне рассказывал,
что у ссыльного пра-прадеда Андрея
был посох, но он потерялся. И вот я
обнаружил его в областном музее.
Правда, уже не посох, а обрезок. На
нем шесть граней, на каждой грани —
по два месяца — дни недели и
праздники. В пояснении указано, что
посох доставлен из Шелопугино".

Не знаю,
бродил ли в крови моих дедов и отцов
бунтарский дух Андрея или нужда и
бедность при вечном труде казались
несправедливыми, но когда
случилась революция, и дед мой
Никифор, и его братья Роман и
Тимофей, и дети их встали на сторону
большевиков.

Сергей
Романович атаманом Семеновым был
заключен в даурскую тюрьму, а когда
большевики освободили Даурию, ушел
в партизаны. Был партизаном и брат
деда Тимофей. И дед систематически
помогал партизанам. Отец и его
сестра Паша вступили в комсомол,
дед записался в колхоз.

Здесь в
Шелопугино отец женился на нашей
маме, Антонине Сверкуновой.
Интересная подробность: оба они
были из рода Ярославцевых. Только
род отца — это веточка от старшего
сына пугаческого бунтаря — Кузьмы
Андреевича, а мамина — от самого
младшего, четвертого сына —
Николая.

Познакомились
они в клубе, в струнном кружке,
Лаврентий играл на гитаре, а Тося на
балалайке. Село, кстати, к тому
времени, концу 20-х годов, было
весьма культурным. Молодежи и
интеллигенции было много, работал
клуб с многочисленными кружками.

Мама наша,
Антонина Васильевна, была из
интеллигентной, зажиточной семьи.
Тем не менее отец ее стал на путь
большевизма, воевал за советскую
власть, сидел в Нерчинской тюрьме.
Он был первым депутатом
Шелопугинской волости в селе и
первым председателем
Шелопугинского сельского Совета,
организовал первую в селе коммуну.

Из истории,
как из песни, слова не выкинешь.
Революция помогла многим из рода
Ярославцевых выйти в люди, занять
положение в обществе. Но она же
собрала с этой семьи, верно
служившей ей, свою кровавую жатву.

В 1937 году
арестовали и расстреляли вместе с
женами братьев деда Василия — Ивана
и Михаила Сверкуновых. Иван
Павлович был талантливым
художником, создателем Читинской
организации Союза художников.
Михаил Павлович работал в
научно-исследовательском
институте животноводства в г.
Новосибирске. Детей Михаила Азу и
Юру под конвоем отправили в
Павлодарский детский дом. Азалия и
Юрий выросли в детском доме,
получили образование, но их еще
долго преследовали как детей
врагов народа, запрещая жить в
больших городах.

Ивана
Сверкунова и сейчас помнят и чтут в
Чите. В 1986 году я ездила на выставку
его картин в Читинском
художественном музее, отвозила
портрет мамы его работы. Стоял даже
вопрос о присвоении музею его
имени, помешали какие-то
формальности.

Пострадали и
другие мои родственники. В 1933 году
деда Василия Павловича Сверкунова,
его жену Екатерину Михайловну, и
отца моего, Лаврентия Никифоровича,
"вычистили" из партии по
навету односельчанина. Пока
разобрались, что их несправедливо
оклеветали, отец успел отсидеть в
тюрьме 11 месяцев. Предложили им
восстановиться в партии, но Василий
Павлович уже был болен и вскоре
умер. В том же, 33-м году, скончалась и
мама. Моему брату Владилену было в
то время 4 года, а мне — два.

Война тоже
заметно проредила фамилию
Ярославцевых. Всех, кто был годен к
воинской службе, призвали в армию. У
брата моего деда, Тимофея
Павловича, было 5 сыновей. И все они
ушли на фронт. Вернулся лишь один —
Филипп Тимофеевич, освобожденный
нашей армией из немецкого плена.

Петр
Тимофеевич погиб, уже дойдя до
Берлина. Однажды у нас в Шелопугино
демонстрировали документальный
фильм "Разгром немцев под
Москвой", и вдруг пошли кадры:
стоит на танке командир и призывает
солдат к борьбе с фашизмом. В зале
закричали: "Петруня! Петруня!"
Что тут началось!

Побежали за
родителями. Сбежались все
родственники. Просили механика
прокрутить фильм несколько раз, в
медленном темпе. Петр Тимофеевич в
это время был еще жив, похоронка
пришла уже в 45-м году. Всего на полях
Великой Отечественной погибло 12
Ярославцевых. Среди воевавших было
немало командиров, большинство
имеют награды за мужество и отвагу.

В 1942 году
ушел на войну и наш отец. Мы с братом
жили у бабушки — Екатерины
Михайловны, учились в школе. В июле
41-го года, помню, нас увезли всей
школой в тайгу — на сбор ягод и
грибов. И так каждое лето. А весной и
осенью наравне со взрослыми мы
работали в колхозе на прополке,
поливке, уборке урожая. А зимой — на
заготовке дров для школы.

Отец
вернулся с войны инвалидом, а
вскоре после окончания войны мы
переехали в Иркутск. Отец стал
работать главным бухгалтером
ремзавода, потом на строительстве
БЦБК, а мы с братом пошли учиться.
Владилен в медицинский институт, а
я — в финансово-экономический.

Владилена
Лаврентьевича Ярославцева уже нет
в живых, но его хорошо помнят в
медицинских кругах области.
Впрочем, не только области. Доктор
медицинских наук, зав. кафедрой
нормальной физиологии
мединститута, он занимался
вопросами адаптации человека в
различных природных и бытовых
условиях. Его научные работы
учитывались при подготовке
спортсменов для участия в
Олимпийских играх, он возглавлял
комплексную научную группу при
сборной команде СССР по хоккею с
мячом. Его рекомендациями
пользовались спортсмены, туристы,
геологи, санаторные больные. Он
положил начало семейной
медицинской династии Ярославцевых.
Старшая его дочь Ирина — кандидат
биологических наук, доцент кафедры
психодиагностики и дисциплины
специализации Иркутского
педагогического университета.

Младшая,
Татьяна — кандидат медицинских
наук, ассистент кафедры педиатрии
медуниверситета. И племянница его,
моя дочь Марина — стоматолог.

Сама я уже на
пенсии, тридцать лет проработала на
предприятии Высоковольтных
электросетей "Иркутскэнерго".
Работаю в совете ветеранов
микрорайона Университетский.

Мой супруг
Семен Афиногенович Букоткин —
ветеран, инвалид Великой
Отечественной войны. Старшая дочь
Лариса — музыкальный работник.

Двести с
лишним лет отделяют нас от нашего
предка, яицкого бунтовщика Андрея
Ярославцева. Сколько событий,
человеческих драм и трагедий
свершилось за эти годы. И, может
быть, есть своя закономерность в
том, что многие потомки бунтаря
избрали для себя сегодня самую
гуманную профессию и стоят на
страже здоровья людей.

Литературная
обработка
Ливии Каминской