Иркутянин
Игорь Зайцев ищет себя… в Америке

—
Знакомьтесь: Игорь Зайцев,
иркутянин, 32-х лет от роду. Закончил
в начале 90-х Иркутский
госуниверситет, биолого-почвенный
факультет. Увлекся темой
зоопланктона Байкала и через
несколько лет защитил кандидатскую
диссертацию. Путь вроде бы
намечался, ну хотя бы пунктирно. Но
судьба "поворачивает оглобли":
Игорь в Иркутске знакомится с
американским ученым-историком
Милком (доктор Молоко!) и начинает
"наезжать" в Америку. Сначала
это были только гостевые поездки,
потом, при содействии г-на Милка,
Игорем Зайцевым заинтересовались
некоторые американские ученые — в
частности те, которым интересна
судьба Байкала. Стал выступать с
лекциями, докладами. Пригласили
поработать в Йельский университет
— один из престижнейших вузов
страны. С большим трудом, в виде
исключения, получил (через
конгресс) грин-карту, дающую право
работать в США. Специальность
гидробиолога, правда, пришлось
оставить: предложили заняться
проблемой бешенства коров —
актуальной и в Америке. Но… пока
все это устраивалось-утрясалось,
несколько месяцев работал
штукатуром и даже официантом в
ресторане.

Короче,
судьба делала зигзаги, и довольно
крутые. Поработав в университете,
решил пойти в школу, учителем
биологии. Отдал этому благородному
делу несколько лет. И, похоже,
течение жизни снова меняет русло.
Ну, об этом потом. Нам интересен
Игорь одним обстоятельством,
пожалуй, вполне типичным для
немалого числа молодых людей: что
он, наш "простой советский
человек", искал и что нашел в
Америке. Как ему там
жилось-работалось? На каникулы
Игорь приехал домой, к отцу (мама
умерла). А в редакцию
"Восточно-Сибирской правды"
зашел почти случайно — попросил
посмотреть свои стихи. Мы
"посмотрели". Почитали.
Подумалось — стихи очень непростые.
Сложные стихи. Как по содержанию,
так и по поэтической конструкции.

— Игорь,
— честно сказал мы ему, — ты,
наверное, можешь стать поэтом. Даже
почти уверены в этом… Но сейчас
вопрос: а что, для этого надо было
уезжать в Америку?

Игорь
засмеялся и перешел в атаку:
"Скажите, вы бы отказались
поехать в другую страну, на другой
конец света, хотя бы из простого
любопытства?" "Мы" сказали,
что нет, не отказались бы. И… стали
задавать ему вопросы.

Например,
такой: как там Йельский университет
поживает? Говорят, его в свое время
окончило несколько президентов
США, в том числе сегодняшний
Буш-младший?

— Да, это так.
Многие выпускники — "светила"
политического, делового и научного
истэблишмента Америки. Кстати, там
ведет лекции и Евгений Евтушенко,
наш с вами земляк, мне доводилось
разговаривать с ним.

— Ну и
что, он доволен?

— Он там в
фаворе. Работает очень много,
читает лекции по истории русской
литературы, современной поэзии.

— Чем же
занимаешься ты?

— Мне
обещали, что помогут освоить новую
специальность — болезнь бешеных
коров. Но пришлось
иммуногистохимией заняться самому
— благо, библиотеки там блестящие.
Познакомился со многими людьми, но
друзей не приобрел: некогда!
Работал на измор — с 8 утра до 11
вечера. Именно так
"используют" во многих местах
выходцев из стран СНГ. Из-за страха
потерять работу мы соглашаемся.
Вообще, рабочая сила там —
эмигранты: итальянцы, китайцы,
много французов и, конечно,
латиноамериканцы. Очень много в
университете русских
преподавателей, особенно
математиков — их, пожалуй, больше,
чем американцев.

— А где
жил?

— Жил в
великолепном большом доме на двоих.
Обслуживание, кухня — все
предоставлено. Плати за аренду и
живи. Платили мне хорошо, но… все
съедали налоги. На руки доставались
копейки. То бишь, центы…

Как
работают американцы, ну хотя бы те,
кого ты видел ежедневно, твои
коллеги?

— Они
фанатики. Те, кто нашел любимое
дело, отдаются ему до конца,
жертвуют для него всем. И, увы, в
ущерб "другой" жизни. Выходцы
из Европы этого не понимают и не
принимают. Им становится тяжело в
атмосфере такой "узкой
специализации". Ведь других
интересов нет. Вот придите на вечер,
в ресторан, на день рождения,
наконец. Придите и попытайтесь
повести разговор о прочитанной
книге. На вас посмотрят как на
сумасшедшего. Это не принято, это
никому не интересно. Вообще
обсуждать проблемы считается
ненужным и чуждым. Но о чем же тогда
говорить, как общаться?

— Ты
говоришь, что прочел в "Нью-Йорк
таймс" поразившую тебя статью
"Бездуховность".

— Это очень
грустная и больная тема. Да, статья
очень острая. Но… написана она
европейцем, и вряд ли американцы ее
поймут. Они живут так, как живут. Вы
же не будете ругать улитку за ее
образ жизни. Американцы (по крайней
мере, мне так показалось) вообще
чужды всему, что их непосредственно
не касается. Об этом можно говорить
очень долго… То, что мы называем
русским гостеприимством, — оно
действительно только русское.
Сопереживания, сочувствие, конечно,
есть у американцев. Но оно… деловое
и рациональное. Чем меньше эмоций —
тем лучше.

— Но ведь
на Евтушенко же ходят?

— Поначалу
это было для них экзотикой. Теперь
на его лекциях — только специалисты
по русской литературе.

— Хорошо,
Игорь, не будем больше "бодать"
американцев за их жуткую
бездуховность: бог с ними, как
могут, так и живут. Не думаю,
впрочем, чтоб они очень страдали от
своей "неполноценности". —
Иркутян тебе не довелось встретить?

— К
сожалению, нет. Но из других городов
страны — особенно москвичей,
петербуржцев — сколько угодно. Иной
раз американцев даже кажется
меньше, чем других.

—
Вернемся к твоей "стезе". Ты
оставил университет и пошел в
школу. Почему?

— Ну,
во-первых, меня угнетал и те
чудовищные нагрузки, о которых я
говорил выше. Ведь у меня зачастую
не было даже выходных. На кино не
мог времени выкроить. Из книг читал
только специальные — по работе.

— Но ведь
ты не преподаватель?

— Меня брали,
не спрашивая диплома! Более того, я
преподавал… без программы. Ее в
чистом виде не существует.
Возможно, она есть в
государственной школе. Я же вел
занятия в католической.
Католиков-детей, впрочем, в ней было
не так уж много.

— Но как
же без программы? Что же, вел
занятия на свой страх и риск?

— Почти. Ведь
главное — "подвести" учеников
(там не ученики — студенты) к
экзамену. Как ты это делаешь, какую
литературу используешь — твое дело.
Но вот строчка "прослушал курс
лекций по биологии" вместо
оценки в дипломе — очень неприятна
для будущей карьеры выпускника.
Этого боятся и учатся всерьез.
Опять же, выбирая из предметов те,
которые пригодятся в дальнейшем.

— Игорь,
можешь попробовать сравнить нашу
школу с американской? Хотя бы в
общих чертах?

— Я учился во
2-й иркутской школе. Мне повезло на
прекрасных учителей, их всех до
одного помню. Мне показалось,
многие американские учителя очень
похожи на наших — та же теплота,
искренность в отношениях, огромное
желание раскрыть перед ребятами
мир знаний. Дети — это вообще
особый, отдельный мир. Он не похож
на "всю" Америку. Все это, увы,
вполне сочетается с жестоким
отношением детей к учителям —
особенно в государственных школах:
там могут неугодного учителя и в
унитаз головой сунуть. Работать в
госшколе в Америке просто опасно:
учителя вынуждены держать
"круговую оборону". В
католической школе спокойнее.

— А как с
наркотиками? С пьянством?

— Пьяных я не
видел, хотя, конечно, люди выпивают.
2-3 бокала вина — это все, что
позволяет себе "средний"
американец. Напиться пьяным —
значит, потерять репутацию,
потерять работу. Что касается
наркоманов… Я не был в Иркутске
четыре года — и мне сейчас страшно
пройти по его улицам: наркоманов
среди молодежи стало намного
больше. Американцы и здесь, кажется,
нашли свою "меру". Хотя я
понимаю, все весьма относительно.

— Игорь,
тебе наверняка приходилось бывать
в гостях. Какие книги ты видел в
домашних библиотеках?

— Никаких!
Американцы книг не покупают. Да и
зачем — все есть в библиотеках. Но я
могу назвать, каких русских авторов
они любят и чтут: это Чехов,
Достоевский, Набоков…

—
Пушкин?..

— Пушкина
знают, но читают ли — не уверен.

— А как
вообще трактуется "образ"
русского?

— Много лет
насаждался образ русского через…
актера Шварценеггера: тупой,
неподвижный взгляд. На лице — ни
интеллекта, ни живой мысли. Колода.
Так было много лет, и я не думаю, что
американцы слишком далеко отошли
от этого "образа". Боюсь
показаться субъективным, но, мне
кажется, американцы подвергались
еще большему идеологическому
давлению по отношению к России,
россиянам, чем мы в советское время.
Нам не навязывали предубеждения
против народа, как такового;
считалось: Америка — наш классовый
враг и все. Русский же в Америке
долго ассоциировался с врагом
всего человечества. Вспомните
Рейгана: "Россия — империя
зла". "Империи" не стало,
значит, о нас можно вспоминать в
"особо торжественных случаях".

— Твои
студенты, зная, что ты из России, с
берегов замечательного озера,
могли спросить о Байкале…

— Они не
знают ни о Сибири, ни о нашем
знаменитом озере абсолютно ничего.
Уровень образования некоторых из
них может повергнуть в шок нашего
школьника. Мне встречались 16-летние
подростки, которые… не умели
читать. И они, тем не менее, учились
в школе, хорошей школе, где на
каждом углу стоят компьютеры. То
есть по "общечеловеческому"
развитию они стоят (многие из них)
на ступень ниже наших ребят. Кто
герой сегодняшних фильмов для
тинейджеров? Это такой
полусумасшедший, глупый, но добрый
инфантил. Что из такого образа
почерпнет подросток? Прикладная
наука погибает, она никому не нужна,
потому что "из нее" невозможно
немедленно качать деньги. Это не
мои наблюдения — об этом с тревогой
говорят сами американцы.

— Но
вернемся к школе, Игорь. Как она
оборудована, условия учебы, быта…

— Школы не
настолько лучше наших, как мы об
этом думаем. Да, кругом стоят
компьютеры. Они "принимают"
экзамены, через них проходят сотни
тестов — вообще обучение идет почти
сплошь при помощи тестов. Вроде и не
плохо, но при этом как бы
трансформируется роль учителя, нет
взаимообогащения, личностного
контакта. Компьютер — не более чем
учебное пособие, разве он может
заменить живое общение с учителем?

Учителя,
кстати, почти не общаются между
собой. У каждого (и у меня был) свой
офис, телефон и т.д. Директор школы
только административное лицо.
Кстати, за любой промах он может
лично решить вашу судьбу.

— А как с
учебной нагрузкой?

— Студент
может валять дурака весь учебный
процесс. Но экзамены настолько
строги, насколько строгой может
быть компьютерная схема: твой тест
не прошел — не получаешь зачета.
Вроде бы все честно и жаловаться не
на кого…

— Как
уживаются ребята разных
национальностей?

— В Америке
"национальностей" нет; они с
гордостью называют себя одной
нацией: американцы. Вы не услышите
слово "негр", скорее
"цветной", или вот такое —
"афроамериканец". В школе, где
я вел биологию, были в основном
афроамериканцы. Живут они между
собой в общем-то дружно, не помню,
чтобы за 4 года были какие-то
эксцессы, но преподавать очень
тяжело (я вел занятия с 8 по 12-й
класс) — угнетает отсутствие
какой-либо культуры, пусть даже
национальной, и вопиющая общая
безграмотность детей. Надо отдать
должное американским учителям,
работающим в таких школах, — это
просто стоики. Кстати, учитель
весьма загружен: в классе 35—40
учеников, и нужно проверять
огромное количество тестовых
систем.

— А как с
учебными пособиями, приборами?

— Денег на
эти цели не жалеют: мне, например,
для занятий нужны были
препарированные животные.
Достаточно сделать заявку, и тебе
вмиг привезут хоть козу, хоть быка
на "блюдечке" — делай свои
опыты.

— И все
же, Игорь, чувствую интуитивно,
пожалуй, уйдешь ты из школы. Куда же
тебя тянет?

— Хочу
отдаться творчеству. Пробую писать
стихи. Для этого хочу уйти в лес, в
уединение.

— В
американский лес?

— Для меня
это не имеет значения. Пусть будет
американский.

— Лавры
Солженицына Александра Исаевича не
дают тебе покоя? Он ведь тоже на
много лет уединился в Вермонте. И
там работал как вол.

— Да я
всего лишь Зайцев. Американские
дети звали меня несерьезно:
"Зи-зи". Попытаюсь, чтобы и
"Зайцев" зазвучало достойно.
Где — неважно. Мне еще надо найти
себя в этом мире.

— Ну что ж,
Игорь, успехов тебе…

Беседовал
Борис АБКИН

P.S. Наверное,
нет никакой нужды комментировать
эту беседу. Ведь Игорь Зайцев не
претендендует на обобщения и
выводы. Это всего лишь впечатления
молодого человека, несколько лет
поработавшего "за границей".
Нам они показалась в чем-то
любопытными…