Записки
Лидии Тамм Дебют в 94 года

Владимир
ЕРМОЛАЕВ, журналист

На днях в издательстве
"Оттиск" вышла книга Л.И. Тамм
"Записки иркутянки", которую
мне довелось редактировать.
Уникальность ее в том, что автор
создала это произведение в свои 94
года!

О Лидии
Ивановне я впервые услышал
четверть века назад, едва прилетев
на работу в Иркутск в качестве
собкора "Правды". Рассказал
мне о ней писатель В.М. Шугаев, с
которым мы учились в Уральском
университете:

— В Коршунихе
я увидел на двери квартиры записку:
"Ребята! Или кто придет! Ключ — в
почтовом ящике, чай, сахар, масло в
тумбочке. Пейте чай, будьте как
дома". Достал ключ, вошел в
квартиру, вскипятил воду, жду.
Пришла женщина с легкими седыми
волосами, собранными в узел на
затылке: "Давайте знакомиться,
Лидия Ивановна Тамм. Чаю попили?"
Я поблагодарил и спрашиваю: "Как
это вы двери открытыми держите?
Народ-то на стройке разный".

— Два раза
уносили кое-что, — призналась
хозяйка. — Но большинство —
замечательные ребята. Иные приедут
и деваться не знают куда. Пусть у
меня поживут, а там, глядишь, и
устроится жизнь.

…Мы сидели в
уютной, заставленной книгами
квартире Шугаевых. Жена писателя
Эля, которую я тоже помнил по
университету, угощала ароматным
кофе. Хозяин курил сигарету за
сигаретой, виновато признавался:

— Не могу без
них. В Москву летаю монгольским
рейсом, там в пути можно курить.

Он протянул
мне ветхую бумажку:

— Та самая.
Пятнадцать лет храню. Листочек —
частица нашей сибирской летописи.
Записке недостает летописной
сдержанности и краткости, зато в
ней — с избытком сердечности, ею,
кстати, полны русские летописи.
"И поиде к людям радуяся…" — и
пошел к людям, радуясь…

Накануне
Вячеслав возвратился из поездки в
Железногорск-Илимский. Он был
влюблен в северный город и его
создателей. Среди них — Л.И. Тамм, ее
сын Борис, приехавшие в Коршуниху
вместе. Лидия Ивановна по партийной
путевке, а сын — по комсомольской.
Борис поселился в палатке, мать — в
деревянном бараке. По моей просьбе
прозаик написал для "Правды"
очерк "Летописцы из
Коршунихи".

Его героиня в
ту пору жила уже в Иркутске,
работала в опорном пункте милиции.
Познакомившись с нею, сразу
вспомнил подзабытый газетный
очерк. До чего же верно изобразил ее
писатель! Со дня их первой встречи
минуло 40 лет, нет великого
государства, в котором мы все трое
жили, после гибели его многие и себя
чувствуют погубленными,
преданными… А Лидия Ивановна все
та же: забот да хлопот полон рот.
По-прежнему печется о попавших в
беду, таких сегодня куда больше,
нежели вчера. Да и беды порой
наваливаются столь тяжкие, что их
не развести даже руками почетного
гражданина Иркутска.

Десятки раз
навещал я ее по-спартански
обставленную однокомнатную
квартирку в старом панельном доме в
Лисихе. Здесь "всем вольный ход,
все гости дорогие". И не только
соседи, начиная с третьеклассницы
Даши Поповой. Но такого наплыва
гостей, как 17 февраля 2001 г., пожалуй,
еще не было. 39 человек пришли
поздравить хозяйку с 94-летием.
Конечно, все сразу они бы здесь не
поместились, за праздничным столом
гости сменяли друг друга. Хозяйка
поджидала свою заботливую
помощницу Р.М. Марченко, но у той
заболели родственники…

Соседка
Фаина Грудинина поведала:

— У нас никто
не спешит открывать двери квартир,
кроме меня и Лидии Ивановны. К ней
кто ни позвони, кто ни постучи —
тотчас распахивает дверь.

Случается, ее
доверчивостью, отзывчивостью
злоупотребляют. Явился незнакомец,
искусно разыграл сцену. Под Новый
год решил-де заслать сватов к
любимой девушке, да оказался на
мели — счастью не бывать! Вы, мол,
получили пенсию, займите, скоро
расквитаюсь, с моей Наташей век
будем благодарить вас.
Сердобольная хозяйка метнулась к
старенькому холодильнику, вручила
будущему молодожену закуску для
праздничного стола, деньги на
шампанское и подарок. С тех пор
"жениха" и след простыл…

28 августа
минувшего года я застал ее с
удрученным видом, говорящей по
телефону. Положив трубку, сообщила:

— Умер наш
бывший участковый, полковник
милиции Николай Николаевич Белов.
Не выдержало сердце, когда смотрел
по телевизору передачу о гибели
подводной лодки "Курск".
Прекрасный был человек, а молодые
коллеги не помогают вдове с
похоронами. Звонила милицейскому
начальству, обещали прислать
машину. Терпеть не могу черствых
людей!

Многое в
стране и родной Сибири огорчает
Лидию Ивановну, о чем она часто
говорит со мной. Я подчас
отшучиваюсь: беды — закономерность
в российской истории. В своих
воспоминаниях "Крушение
империи" председатель 3-й и 4-й
Государственной Думы М.В. Родзянко
писал: "Россия, — говорил
французский министр в приезд его к
нам в период мировой войны (первой —
В.Е.), — должна быть очень богатой и
уверенной в своих силах, чтобы
позволить себе роскошь иметь такое
правительство, как ваше, в котором
премьер-министр — бедствие, а
военный министр — катастрофа".

С надеждой
приняла она приход В.В. Путина.
Смущает, однако, что у кормила
остаются и лихие функционеры
ельцинского призыва, разрушавшие
державу, разорявшие народ. Им бы
уйти с покаянием и плачем, подумать
о душе, а они ходят гоголем, поучают
со страниц газет и журналов, с
телеэкранов, по радио. Ее возмущают
иные представители второй
древнейшей профессии, разжигающие
вражду в обществе, пороча прошлое
великой страны, клевеща на нее.
Журналистика нередко становится
как никогда партийной, заказной. Э.
Сагалаев в бытность шефом
молодежной редакции ЦТ окрестил
Останкинскую телебашню шприцем для
идеологических инъекций.

Ах, Лидия
Ивановна, в журналистике,
беллетристике такое началось не
сегодня и не вчера. "Когда они
напишут что-нибудь не
безнравственное, то это
нечаянно", — с горечью заметил
еще Л.Н. Толстой. Он же: "Пресса —
это лживость с местью". А вот
запись в дневнике И.А. Бунина от 22
сентября 1942 г. о немецком радио:
"Радио — кошмар. Не лжет только
который час".

Советую
своей мудрой собеседнице, дабы уж
шибко не огорчаться, реже листать
газеты, включать радио и телевизор,
больше читать и слушать опальную
теперь классику. Нет беды беднее,
чем печаль. Книг у нее дома не очень
много, она всю жизнь их дарит. А если
и просто дает почитать, те обычно
исчезают навсегда. Я был рад
восполнить иные потери. Год назад
скопила из пенсии денег, попросила
подобрать магнитофон — и друзей при
встречах записать, и музыку
послушать. Переписал ей Вивальди,
Баха, Бетховена Моцарта, Грига,
русские и украинские песни. А вот
комсомольских песен, к ее
огорчению, в моей фонотеке нет.

Дома у Л.И.
Тамм нередко встречаются
комсомольцы разных лет.

— На
комсомольском юбилее, —
рассказывает она, я предложила
членам ВЛКСМ разных поколений
собираться регулярно, пригласила к
себе домой. Однажды пообещал
приехать вице-мэр Иркутска Сергей
Иннокентьевич Дубровин, бывший
комсомольский вожак. Настал
урочный час, а гостя нет. Волнуемся.
Оказывается, он заезжал за
секретарем иркутской организации
Российского Союза молодежи
Алексеем Петровым. На той встрече
условились создать городской клуб
бывших комсомольцев.

Клубу дружно
предложили присвоить имя Лидии
Тамм, однако она решительно
возразила — "отбилась", по ее
выражению.

Божницы,
модных ныне образов в этой квартире
нет: хозяйка — убежденная атеистка.
И все же своеобразный иконостас
здесь есть: за стеклом шкафика —
фотографии С.И. Дубровина,
иркутского мэра В.В. Якубовского,
губернатора области Б.А. Говорина.
Не все приходящие сюда видят в них и
своих кумиров. С такими гостями Л.И.
Тамм вступает в горячую полемику.
Радуется возрождению в Иркутске
опорных пунктов милиции, народных
дружин. Для них в скудном городском
бюджете выделено нынче свыше трех
миллионов рублей — больше, чем в 2000
г. Она, по настроению, называет меня
на "ты" либо на "вы". В
долгих и частых разговорах об
увиденном, прочитанном мы
отвергаем мысль о том, что великая
Россия изжила себя и, подобно
Атлантиде, опускается на дно
океана, в пучину истории ("Прощай,
Россия, встретимся в раю!").
Вспоминается К.Д. Кавелин: "Надо
верить в русский народ, надо его
любить — без этого жить нельзя! О
народе следует судить не по его
нравам и привычкам, а по его
идеалам". До русского историка
похожее говорил француз Шарль
Монтескье: "Народ честен в своих
стремлениях, но не в своих
нравах". Над своей книгой Л.И.
Тамм работала истово, не щадя себя.
Даже в госпитале, где не раз навещал
ее, усердно стучала одним пальцем
по древней, расстроенной машинке,
на какой у меня не хватило бы
терпежу напечатать и пару страниц.
Читая и правя листки, предлагая
названия глав и книги, я поражался
изумительной памяти 94-летнего
автора, блестящему юмору. Словно
воочию видел красочный,
своеобразный мир старого Иркутска.
В книге, в частности, привлекают
образы деда и бабушки автора.
Недавно спросила:

— Кто из них
больше понравился?

— Дед,
чувствую, был весьма колоритным,
неординарным человеком, — отвечаю.
— Да скуповато о нем написано.

Иван Бунин
занес в свой дневник горькую мысль:
"Мой отец, моя мать, братья… пока
в некотором роде существуют — в
моей памяти. Когда умру, им полный
конец". Он же, перелагая речение
поморского проповедника XVIII в.
Ивана Филиппова, говорил: то, о чем
написано, будет жить, о чем не
написано — умрет… Лидия Ивановна
сохранит от забвения, небытия
многое и многих.

И.А. Бунин
размышлял: если бы не Пушкин
"совершенно просто, не думая ни о
какой литературе, записывал то, что
видел и что делал, какая это была бы
книга! Это, может, было бы самое
ценное из того, что он написал.
Записал бы, где гулял, что видел,
читал". Насчет Пушкина — более
чем спорно, однако важна мысль о
ценности документального
повествования.

Об этом
говорил и Л.Н. Толстой. В письме к
В.В. Стасову он своеобразно
отозвался о художнике В.В.
Верещагине: "Это не художник, а
лучше, — трезвый, умный и правдивый
человек, который много пережил и
умеет рассказать хорошо то, и
только то, что он видел и
чувствовал. А это ужасно редко…".
В письме к Н.С. Лескову Лев
Николаевич признавался: "Начал
было продолжать одну
художественную вещь, но, поверите
ли, совестно писать про людей,
которых не было и которые этого не
делали".

Думая о годах
Л.И. Тамм и ее книге, невольно
вспомнил еще один отзыв Л.Н.
Толстого. Читая в сентябре 1900 г.
"Очерки прошлого" доселе
неведомой ему В.В. Тимофеевой,
классик восхищался: "… где ни
открою — прелестно… Судя по
времени, которое она описывает, это
уже немолодая женщина. Как она с
таким талантом утерпела не
писать…".

Тяжело
даются Лидии Ивановне строки о
гражданской войне. Призналась мне:

— Волнуюсь,
ночей не сплю, когда думаю о
трагических событиях. Правда-то
существовала не одна и сражалась
она не только с кривдой. Бились одна
против другой две правды. И полегли
с обеих сторон лучшие россияне…
Нельзя молчать о событиях,
свидетелем которых была. Уйду, кто
об этом скажет?

Думается, для
пишущих об истории, о крутых
поворотах в судьбах Родины и народа
девизом могли бы служить слова В.И.
Немировича-Данченко: "Я не хочу
ни ненавидеть, ни защищать. Я говорю
только о том, что видел, и затем
ставлю вопросительный знак".

"Записки
иркутянки" станут, уверен,
хорошим подарком не одним
историкам да краеведам, но и любому
иркутянину, сибиряку. Жаль, тираж
книги всего 1000 экз. Она увидела свет
благодаря помощи городской
администрации, музея г. Иркутска
(В.П. Шахеров, И.И. Терновая).

Л.И. Тамм
продолжает свои записки.
Собирается рассказать о том, что
видела и пережила со времен
гражданской войны и до наших дней.

Пусть так и
будет!