Я буду ждать...
Я буду
ждать…
Ефросинья, в
слезах, ничего не видя перед собой,
бежала за уходящим поездом.
— Я буду тебя
ждать, Вася! Ты только мне пиши, не
забывай!
Стучали
колеса, товарные вагоны летели мимо
нее, в раскрытых дверях теплушек
стояли новобранцы, некоторые из них
сидели, свесив ноги, — все они молча
прощались с уплывающей назад
станцией, на перроне которой
бурлила пестрая толпа женщин,
машущих руками и что-то кричащих им
вслед.
Ефросинья
остановилась, бессильно уронив
руки и чувствуя, как сердце
болезненно падает куда-то, стала
лихорадочно вглядываться в
разверстые двери теплушек, но так и
не увидела своего Василия, не
встретила его взгляда, не уловила
взмаха его руки. Ветерок донес
последний, слабый стук колес, и все
стихло…
Ефросинья
Ивановна Барсагаева, живая история
Усольского химпрома, как она сама
говорит, всю жизнь проработала на
этом предприятии. В ее трудовой
книжке лишь одна запись о принятии
на работу, сделанная в 1936 году. В то,
еще предвоенное время, предприятие
именовалось по-другому — завод N 97.
Первые два года она работала в
детском садике, потом ее перевели в
бухгалтерию, а в зиму на 1941 год —
нормировщиком в цех, основное
производство завода. Здесь-то и
встретилась с Василием, слесарем
одного из отделений цеха.
— Он был
такой славный, добрый, ласковый, —
вспоминает Ефросинья Ивановна. —
Ухаживал за мной, и мы решили, что
осенью, как уберем урожай, выкопаем
картошку, поженимся.
Но наступил
тот черный день, и неумолимый поезд
увез ее Васю на фронт.
— Я каждый
день бегала на почту, — задумчиво
говорит Ефросинья Ивановна. — А
писем все не было, и только осенью
пришло сразу два письма —
треугольниками, военные, знаете?
Вася писал, что у него все хорошо,
что соскучился по мне и хотел бы
хоть одним глазком посмотреть на
меня. Больше писем не было…
Ефросинья
Ивановна молча перебирает старыми
скрюченными пальцами пуговицы
теплой кофты, и взгляд ее потухших
глаз уносится в тот далекий сорок
первый год.
Соседям
приходили письма с войны, и
радостные и счастливые женщины
снова оживали: жив! он жив! вернется!
Но чаще всего они получали
похоронки, и тогда безутешный вой и
плач надолго поселялись в
несчастных семьях солдаток.
Ефросинья же не получала ничего. И
снова и снова уверяла себя, что Вася
ранен, лежит в госпитале и написать
не может. Но вот, Бог даст,
поправится и сразу же пришлет ей
долгожданное письмо, и она в тот же
час ответит ему!
Но проходили
годы, а Василий все не писал. И
Ефросинья, страдая и мучаясь
неизвестностью, придумывала все
новые и новые обстоятельства, не
дающие Васе возможности сообщить о
себе.
Осенью 1945
года в Усолье пришел первый эшелон
с демобилизованными солдатами.
Опять, как и четыре года назад, на
перроне вокзала собралась огромная
толпа женщин, в напряженном
ожидании глядя на приближающийся
поезд. Заскрипели тормоза, и к
вагонам с плачем и криками хлынули
заждавшиеся, истосковавшиеся жены,
матери, сестры и маленькие дети,
родившиеся после ухода отцов на
войну и никогда не видевшие их в
лицо. Солдаты, подхватив свои
вещевые мешки, выпрыгивали из
вагонов и, попав в горячие объятия,
замирали в счастливом
беспамятстве.
Ефросинья
расталкивая людей, бегала по
перрону, вглядываясь в незнакомые
лица солдат. Ее губы иступленно
шептали: "Вася! Вася, где же ты?"
Но редела толпа, счастливые жены,
тесно прижавшись к своим мужьям,
уходили домой, а Ефросинья, как и
другие безутешные женщины,
торопливо ходила по перрону,
заглядывала в теплушки, и слезы
горя привычно текли по ее скорбному
лицу.
Еще и еще
приходила Ефросинья на станцию
встречать эшелоны, с бьющимся
сердцем смотрела на чужое счастье,
и горе откладывало на ее лице все
новые морщинки.
Вот уже и все
фронтовики вернулись. И тогда
Ефросинья убедила себя, что Вася
находится в госпитале на
длительном излечении или, возможно,
попал в плен и томится на чужой
стороне и, стало быть, не скоро
вернется. Но проходили год за годом,
а Вася все не возвращался…
Много, много
лет Ефросинья Ивановна живет одна.
Ей уже 84 года, но она, как и прежде,
все продолжает ждать Васю. Вот уже
почти шестьдесят лет.
Иногда, когда
ей доводится бывать на станции, она
по многолетней привычке смотрит на
запад, куда уходят, исчезая вдали,
ниточки рельсов.
Николай
КУЗЬМИН,
ветеран войны.
г. Усолье-Сибирское.