Земля
отцов

Татьяна Георгиевна Шатун (в
девичестве Калашникова) живет в
Белореченске. По профессии —
зоотехник, всю жизнь трудилась в
птицеводческих хозяйствах. Сейчас
на пенсии, дети выросли, выпорхнули
из семейного гнезда. Уходят из
жизни родные старики — дальние и
близкие родственники. И она
задумалась: а что она передаст
детям своим и внукам, кто они и
откуда родом, для чего живут и
работают на этой земле? Захотелось
потянуть за ниточку родственного
клубка и дойти до сердцевины — а кто
мы такие, Калашниковы из деревни
Калашникова, откуда есть пошли…
Мы встретились в
редакции. Она разложила на столе
большой лист бумаги —
прямоугольнички с фамилиями и
именами ветвились, множились,
разбегаясь от вершины (или от
корня?), объединяющей четыре имени
Калашниковых. Впрочем, все по
порядку, так, как рассказала нам
Татьяна Георгиевна.

Как уходил на
фронт мой отец, Георгий
Григорьевич, я не помню, так, очень
смутные образы, мне же шел тогда
четвертый год. А вот когда
похоронку получили, это врезалось в
память навсегда. Как лежали ничком
мать и бабушка, как сбежались
соседи и родные — ведь деревня-то
Калашникова, считай, вся из
Калашниковых почти состояла.

В письме
сообщалось, что отец умер от ран, в
госпитале на Ладоге. Как бабушка
наша, Матрена Семеновна Попова,
пережила это горе — трудно
представить. Было у них с дедом моим
Григорием Мироновичем
Калашниковым пятеро детей — трое
сыновей и две дочери. И все трое —
Дмитрий, Георгий и Лукьян не
вернулись с войны. Всего в нашу
деревню пришло четыре похоронки, и
три из них — в нашу семью.

От старшего
Дмитрия последнее известие пришло
с дороги, подъезжаем к Сталинграду,
писал он. А потом принесли
похоронку. Осталась его жена с
пятью детьми на руках. Младший
Лукьян не был женат. Уезжал на фронт
обиженный на родителей — не
позволили ему жениться на его
избраннице, здешней учительнице.
Бабушка сама подобрала ему
невесту-красавицу, а он уперся. И,
уезжая, сказал: "Даже если
останусь жив, домой не вернусь". И
правда не вернулся. Только не по
своей воле — погиб в боях за Родину.
А было ему 24 года.

Бабушка
вскоре ослепла — я думаю, от
постоянных слез, оплакивая сыновей.
Мама моя осталась с нами, двумя
дочерьми. Так что отца знаю только
по рассказам родных. Говорят,
любили его в деревне. Был он
стройный, красивый, трудолюбивый,
ласковый с детьми, очень петь любил.
И женат уже был, но хоть на часок да
отпросится у мамы пойти "на
полянку" или в клуб, попеть с
девчатами. Я, наверное, в него пошла,
петь люблю до сих пор, в
самодеятельности всегда
участвовала.

Когда я стала
взрослой, решила отыскать могилу
отца. Земляк наш, служивший вместе с
отцом, сказал, вернувшись в деревню:
"Я сам Гошу похоронил под
березкой". Разыскала я эту
станцию Паша в Ленинградской
области. Березку эту, конечно, не
найти уже, но председатель
сельсовета Николай Иванович
Рульков повел меня к памятнику в
центре села: "Всех мы
перезахоронили здесь. Здесь лежит и
ваш отец". Я была тронута тем, как
старательно ухаживают местные
жители за братской могилой, в
каждый день Победы обязательно
проходят митинги, возлагаются
цветы, приезжают ветераны и
родственники погибших. Есть
специальный альбом со снимками
ежегодного чествования ветеранов.
А вот могилы своих дядей, братьев
отца, к сожалению, я не нашла.

Но после этой
поездки захотелось мне побольше
узнать обо всей нашей родне — о
дедах моих и прадедах, кто они и
откуда, пока не ушли еще последние
из старших нашего рода. К тому
времени в живых осталась лишь одна
моя троюродная тетя Пелагея
Григорьевна Калашникова
(Хромовских по мужу). Она и
рассказала мне то, что знала от
своей бабушки.

Оказывается,
деревню нашу Калашникова, что в
Боханском районе на правом берегу
Ангары, основали в середине XIX века
наши прадеды, братья Калашниковы —
Мирон, Константин, Егор и Иван.
Всего у их отца Герасима было пять
сыновей и дочь. Братья поставили
здесь на свободных землях дома и
стали их осваивать: сеяли рожь,
овес, пшеницу, растили скот, который
держали в лесу за деревней. Хватало
здесь также дичи и рыбы. Зимой
мороженую дичь, мясо, ореховое и
скоромное масло везли возами в
Иркутск на продажу. Ездили обозами
в несколько саней, на
Александровском тракте тогда
грабежи были не редкость, так что,
бывало, возвращались без денег и
без товара. Если продавали удачно,
везли покупки из города.

Деревня
стояла в очень красивом месте. До
сих пор на ее окраине сохранилась
сосновая роща. На горе росли
саранки, колокольчики, жарки и даже
редкие в тех местах кукушкины
сапожки. Лес, что стоял на бугре,
раскорчевали в 50-е годы. А какой
багульник здесь был! Остался теперь
лишь небольшой перелесок да чахлый
кустарник.

Дед мой
Григорий Миронович Калашников
родился здесь же, в 1870 году.
Коренастый, сероглазый крепыш
строгого нрава нашел себе жену,
черноглазую красавицу Матрену
Семеновну Попову в соседней
деревне. У бабушки были очень
красивые белые руки, и все в деревне
говорили: "Нет, она не
крестьянка". Было у них, как я уже
сказала, пятеро детей, в их числе и
мой отец Георгий Григорьевич.

В 30-е годы
брата моего деда Герасима
Мироновича Калашникова
раскулачили: забрали дом, амбары,
кладовые. К счастью, не сослали.
Поселились они с женой Авдотьей
Васильевной в небольшом домике на
окраине и растили шестерых детей.

Перед войной
деревня имела 20 дворов и
насчитывала 120-130 жителей.
Калашникову и соседние деревни
Махонькина, Грицкая, Девяшиха,
Коробова объединили в колхоз
"Совет Сталина". Сеяли ту же
пшеницу, овес, ячмень, рожь. Жали
зерновые конной жаткой, снопы
вязали вручную, а зимой — молотили.

Был в колхозе
сад, где росли смородина, крыжовник,
клубника. Ягоды для колхоза
собирали дети. Сеяли коноплю, жали
масло, а из кудели делали мешки для
колхоза, крутили веревки.

Отец мой,
пока не ушел на войну, работал на
ЧТЗ, зимой бригадирил, ремонтировал
технику. Его старший брат Дмитрий
был пчеловодом.

Дед Григорий
работал до 85 лет: делал вилы, грабли,
а также охранял конеферму и амбары.
Держал свою небольшую пасеку.
Выделывал вместе с внуками шкуры и
шил ичиги, чирки, выстилая их
изнутри соломой.

Когда все
взрослые мужчины из деревни ушли на
фронт, их работа легла на плечи
женщин и 13-15-летних ребят. И они
справлялись как могли.

Изучая свою
родословную, я взяла лишь одну
веточку — от Мирона Герасимовича,
вернее, от одного из его сыновей —
моего деда. И насчитала на сегодня
105 человек. А ведь рядом с Мироном
было еще три брата, и у каждого из
них были дети. Кстати, недалеко от
деревни Калашникова лежат поля —
место называется Лучинная. Пашни
эти принадлежали когда-то семьям
других трех братьев, тоже
Калашниковых, но по отчеству
Неведитовичей — Ивана, Федора и
Петра. Так что, если учесть всех, кто
пошел от братьев Калашниковых,
наберется на очень большое село.

Семья наша
переехала из деревни Калашникова в
Мальту, когда мне было 12 лет. Здесь я
вышла замуж, жила на Кубани, родине
мужа. Да вот не прижилась там —
родные места тянули необыкновенно.
Благо, Белореченск не так далеко от
Калашникова. И сейчас по праздникам
мы собираемся всей родней в доме у
сестренницы Валентины
Поликарповны Шишкиной (она из рода
Калашниковых). Семья их добрая,
гостеприимная, принимает нас с
радушием и теплом.

Стоит еще дом
деда, и живет в нем его правнук с
семьей. Потомков деда можно
встретить в Тельме, Мальте,
Белореченске, Усолье, Ангарске,
Иркутске, Братске, Смоленске, в
Москве, на Кубани, в Кемерове,
словом, по всей стране.

Но тянет,
необъяснимо и неудержимо тянет на
родину праотцов. И снится родная
деревня Калашникова, имя которой
дали мои прадеды. Ведь из таких
деревушек и складывалась наша
Сибирь, такие Калашниковы и
осваивали, обживали ее. Вот и
выходит, что все мы тут, по большому
счету, родня.

Работу по
поиску своих корней я еще не довела
до конца. Осталось много вопросов.
Хочется знать, когда точно, в каком
году основана деревня Калашникова?
Откуда пришли сюда братья? Здешние
были или из дальних краев,
переселенцы или ссыльные? Услышала
я, что организовано в Иркутске
генеалогическое общество
"Родословие", и теперь надеюсь,
что оно поможет мне найти
необходимые документы. И тогда
историю своего рода я передам детям
своим и внукам, а они понесут ее
дальше.