Вероника
Долина:

"Я
сама обо всем напишу…"

Светлана
МАЗУРОВА, "Восточно-Сибирская
правда"

На прошлой неделе в
Иркутске впервые побывала
москвичка Вероника Долина. Женщина
с гитарой, классик поэтической
песни, самая интеллектуальная
бардесса СНГ, последняя
шестидесятница, как ее называют,
дала два концерта — в бард-кафе
"Менестрель" и в ККЗ
"Баргузин". Поклонники наконец
услышали "А хочешь, я выучусь
шить?", "Мой дом летает",
"Эта книга пропахла твоим
табаком", "… То ли кошка, то ли
птица, то ли женщина была", "Как
Ваша Светлость поживает?"

Это были
концерты без лишних слов, как
выразилась Вероника. Как-то она
сказала, что записки — отсекает:
"Писать мне бесполезно, а точнее,
вредно, я сама все напишу.
Рассказывать про себя? Это не очень
важно и не очень обязательно".
Загадочная, с юморком,
немногословная (в жизни и в песнях),
она призналась: "Мне у вас очень
свежо чувствовалось!"

Творчество

— У меня
довольно солдатская жизнь. Мчусь
куда позовут. Пару раз в году езжу в
Америку. Очень люблю там бывать. Там
— хорошо, может быть, потому, что нас
нет?

Но того, что
было 15 лет назад, не будет никогда. У
меня было 20-25 концертов в месяц. Я
жила так массу лет и не думала, что
наступят другие времена. А теперь
бывает пара концертов в неделю. И
один выезд из Москвы в течение
месяца. И в течение года — два-три
выезда за рубеж.

—
Вероника Аркадьевна, у вас есть
такие строки:

Дайте
жить,
Дайте петь…

Что,
действительно, не давали?

— Нет, все не
так прямо, не в лоб, конечно. Просто
иногда я страшно устаю, иногда
чувствую какие-то степени
несвободы, но так, чтобы
государство брало меня за горло, и
трясло, и не разрешало петь — нет, ну
что вы…

— Во
многих интервью с вами, которые я
прочла, вы, честно говоря, выглядите
очень жестким человеком, а на
концерте — совсем другое дело…

— Я люблю
публику и получаю от концерта
большое удовольствие на свой лад.
Это моя любимая акция. А интервью
мне всегда представляется
достаточно бездарным
времяпрепровождением: крайне редко
приходят люди компетентные,
которым подлинно есть о чем со мной
поговорить. И всегда есть какой-то
налет чужести. Ну и,
соответственно… Чтобы немного
отвязаться, я что-то наговорила и
та-а-кое потом прочитала!

— На
афишах вас величают классиком
поэтической песни. Как вам это?

— Я просто
давно пишу, давно работаю, и ничего
в этом особенного нет, можно
отнестись с капелькой юмора. Ну и
пусть я буду классиком. Почему нет?

— И еще —
"последней шестидесятницей"
(по вашему выражению)…

— У меня было
много друзей, значительно
превосходящих меня по возрасту и,
соответственно, по жизненному
опыту. Я очень дружила, и по сей
день, слава богу, кое-что теплится…
Такие литераторы наши чудные, как
Александр Володин, Наум Коржавин,
Фазиль Искандер, Дмитрий Сухарев.
Конечно, это люди немножко другой
эпохи. Владимир Сорокин, Виктор
Пелевин… Мы знакомы,
взаимодействуем. С теми людьми, в
сущности годящимися мне в родители,
у меня были дружеские отношения
массу лет. Отношения безвозрастные
и внесоциальные.

— Вы
действительно далеки от бардов,
фестивалей авторской песни, разных
проектов типа "Песни нашего
века"?

— Абсолютно.
Мне самой грустно, но так вышло. Я —
в стороне, и причем довольно далеко.
Не могу я. Не нравятся мне эти
антрепризы, эти затеи. Эти — не
нравятся. Был этот братский стиль.
Он был, царил, и не было
панибратства, это были поэтические
люди. Это все было. Такой проект
сердца — 60-летие Окуджавы, когда был
жив Натан Эдельман, когда многие
яркие люди были в зале… Понимаете,
это все было ради искусства, а не
ради сомнительного праздника
"себя показать". Это все было
под флагом стихов. И, кстати, слеты
были таковы. Там всегда было место
для человека, пишущего стихи, а
иногда это было почетное место, а
иногда — просто царственное. А
сейчас… Я ничего не знаю про
проникновение стихов на нынешние
слеты песен. Это исключено. Те
репортажики, которые доносятся с
Грушинского, и в прежние годы были
мной нелюбимы. Все это
разновидность попсы, да еще и очень
самодельного посола.

Дом

— А еще у меня
есть дом, муж, четверо детей. Дети,
как я говорю, это не самое мое
слабое место. Концерты — каэспэшные
— мое очень слабое место, понимаете?
(Улыбнулась). Ну просто место, где
меня нет. А дети — там я есть,
присутствую, немножко — зримо,
очень сильно — незримо. Самые мои
важные вещи в свою уже полувзрослую
жизнь они взяли с собой.

—
Расскажите о каждом из них.

— Старший сын
(ему 25 лет) недавно женился. Мое
количество детей стало уже
прирастать невестками. Его жена
знает японский, работает в японском
культурном центре. Это нам не в
новинку. У меня брат — профессор в
Токийском университете.

Антон
заканчивает аспирантуру, будет
защищать диссертацию про детские
сказочные книжки. А еще он работает
на радио "Эхо Москвы". Только
что они бурно отпраздновали свое
десятилетие. Я вместо того, чтобы
быть на красивом вечернем приеме и
выпивать с Чубайсом, написала
стихотворный факс, отправила им в
редакцию и пошла на самолет.

А еще у меня
есть 19-летний сынок Олег, он
заканчивает в этом сезоне
театральный институт. Дочке 16 лет,
Ася заканчивает школу. И пятилетний
сынок Матвей.

— Кто
малышом занимается?

— Все —
сколько могут. И еще моя старинная
подруга.

— Ваши
дети — любители походов, фанаты
бардовских песен?

— Нет, что вы!
У нас были годы — лет шесть,
наверное, — когда мы с мужем (их
папой) ездили в Литву на турбазу
Дома ученых. То есть это было житие
в палатках, обеспеченное
продуктами. С вечерними
зажиганиями костра. Так что
имитацию жизни в лесу мы немножко
имели. На самом деле если сильно
устаешь, много работаешь, то
комфорт на отдыхе не помешает.

Нет, дети мои
практически ничего не знают о
кострах, походах. Чуть-чуть знают.

— Ваш
дом, наверное, всегда полон народу…

— Бывает,
толкутся. Знаете, я не так уж это
дело люблю. Просто теперь — уже
около трех лет назад — у нас
появилась большая квартира, такая
подлинно большая, такая большая,
что весьма… И, конечно,
проникаемость в нее людей высокая.
Поскольку дети уже большие, они,
естественно, приводят с собой
друзей, и это неизбежно. Да и мои
соратники приходят тоже.

— Как вам
при четырех-то детях удается
работать? Есть у вас место вроде
Переделкино, Овсянки, куда можно
сбежать ото всех и творить?

— Нет, я
никуда не уезжаю. Все мечтаю
что-нибудь такое себе придумать, но
не придумывается никак… Я очень
сумбурно, знаете, как герои
рассказов Эдгаро По, существую, в
общем-то, в толпе. Я отравлена этим —
ранним замужеством и ранним
появлением детей. Понимаете, это
просто присутствует у меня в
составе крови.

Когда мне
нужно — очень редко — прилечь в
течение светового дня (вдруг меня
валит с ног какая-то усталость), я
еще ползу в самый бурный угол, где в
данный момент возится большая
часть детей — с компьютером,
музыкой. Так вот, я туда ползу, чтобы
вздремнуть под звуки барабанов.

Не умею я
создать себе специальную ложу. Надо
бы, но…