"Дайте
мне пьяную деревню"

Геннадий
Пруцков, "Восточно-Сибирская
правда"

День
клонился к концу, когда мы
подъехали к дому Валентина
Бажеевича.

— В поле он, —
огорошил нас своим ответом его сын.
— Когда вернется, не знаю.

Какое сейчас
поле, когда все засеяно да и день-то
субботний. Мужикам в бане бы
париться, а не разъезжать по своим
угодьям.

— Он, пожалуй,
и часа без дела не посидит, — как бы
в ответ на слова сына заметил
Александр Фролович Намсараев,
начальник райсельхозуправления, с
которыми объезжали район.

К счастью,
руководителя ООО "Апхайта"
долго искать не пришлось. Мы
встретили его на границе своего
хозяйства и соседнего, ЗАО
"Бахтайское". И, глядя на
ровные изумрудные всходы, что
расстилались справа от дороги,
трудно было не спросить:

— Ваши?

— Нет,
бахтайцам принадлежат. Но доля
нашего труда есть. Это мы их
семенами обеспечили.

И Иванов
вдруг засмеялся.

Я перевел
взгляд налево, на другой стороне
чернело вспаханное поле. Наверное,
или за пары взялись, или под будущий
посев кормовых подготовили почву.
Чтобы подхвалить хозяина, снова
спрашиваю:

— А это?

— И это не
наше. Но и здесь есть частица нашего
вклада. Бензовоз солярки дали на
пахоту, машину бензина.

И снова легко
и непринужденно засмеялся
Бажеевич.

Я
вглядываюсь в его лицо и удивляюсь
тому, что он нисколько не меняется.
Ну разве что голову посеребрила
суровая крестьянская жизнь, а так…
Глаза искрятся озорством, на лице
ни единой морщинки, голос звонкий,
тон напористый, движения быстрые…
Да, не раз замечал, что у иных
мужчин-бурят ни возраст, ни хвори не
отражаются на внешности. Они и в
пятьдесят, и в шестьдесят выглядят
так, какими были в тридцать. Что-то
генетическое сказывается или
внутренняя глубинная связь с
матерью-природой накладывает свой
отпечаток и как бы снижает бремя
лет. Но только ли по этой причине
Иванов нисколько не изменился?

Мы
встретились, познакомились и
задружили более двадцати лет назад.
Это было время, которое почему-то
назвали потом периодом глубокого
застоя. В ту пору журналисты-
аграрники не вылезали из
командировок, мотаясь по всей
области. И потому о жизни деревни, о
ее надеждах и проблемах знали не с
чужих слов. Видели, как достается ей
хлеб и молоко, выполненные задания
и перевыполненые планы. Почему я
долго не мог понять, как нам еще
надо было перестраиваться. К тому
же сами мы остро реагировали на
недостатки и просчеты, делая все,
чтобы устранить их. Наш редактор,
например, направляя нас в очередную
поездку, не забывал произнести:
"Привези критический
материал".

Легко
сказать "привези". А если я
попадаю, как было однажды в
Аларский район, когда весна
отшумела, посевная почти
закончилась? Попробуй найди в такую
пору да за два-три дня существенные
недостатки. Тем более что мудрый и
хитрый первый секретарь Михаил
Гаврилович Скачков так заговорит,
что все ориентиры потеряешь.
Приходится искать, выспрашивать.
Вдруг узнаю, что есть одно
хозяйство, которое еще не
отсеялось, а пары пашет из рук вон
плохо. Это был совхоз
"Бахтайский".

Ехал туда без
особого энтузиазма. Критикуя
других, ты причиняешь боль не
только своим героям.
"Бахтайский" находился в
особых условиях. Совхоз и раньше
считался тяжелым, а тут еще беда в
конце зимы случилась: переезжая
через Ангару, утонул директор. Лишь
весной назначили нового. Им был
молодой секретарь парткома
соседнего колхоза Валентин Иванов.

— Я принял
совхоз, выехал в поле, а там всего
два с половиной зарода соломы.
Силоса почти не осталось, а у нас
свыше тысячи коров, более трех
тысяч голов скота. Всю весну из
других районов возили корма. Скот
сохранили, а технику разбили.
Теперь мучаемся, как досеять да
пары вспахать,— откровенно
рассказывал мне Валентин Бажеевич.

Я чувствовал,
что он не лукавит, не хитрит, и
потому не только верил, доверялся,
но и начал сопереживать ему. В
адскую жару ездили по полям,
беседовали с механизаторами,
побывали в его родном хозяйстве.
Два выходных дня знакомился с
совхозом. Так появился материал,
где честно говорил о всех
сложностях и проблемах. В редакции
к этому отнеслись с пониманием.

Прошло не так
уж много времени, и начали бахтайцы
подниматься с колен.
Обустраиваться стали.
Животноводство подтянули. Теперь
они не покупали корма, а продавали.
Один раз сумели вырастить самый
высокий урожай в нашей области.
Вместе с хозяйством шел в гору и
директор. Иванова назначают
начальником сельхозуправления, но
через несколько лет он
возвращается в родное хозяйство.

Кто знает,
может быть, и сегодня Бахтай был на
слуху у многих, да случилось
непредвиденное. Сердечная болезнь,
сродни той, что была у первого
президента России, поразила
Валентина Бажеевича. Всем районом
сбрасывались на операцию. Сидеть бы
ему после этого на лавочке да
воспоминаниям предаваться. Какое
уж теперь сельское хозяйство. Оно и
в прежние годы не таких мужиков в
бараний рог скручивало. И он сидел.
И вспоминал, благо что сделано им
немало. Но сколько можно сиднем
сидеть, когда все кругом рушится,
валится. Родной Бахтай на обе
лопатки положен. Не выдержал. Пошел
в сельхозуправление.

— Дайте мне
Апхайту!

В управлении
чуть ли не за голову схватились:

— Это же
пьяная деревня! По крайней мере, ее
так соседи называют.

— Вот и дайте
пьяную!

Была ли она
таковой на самом деле — трудно
сказать. Деревенские люди юмором не
обделены, а потом, как бы скептики
ни ругали Россию, но многие из нас
не лишены чувства здравой
самокритики. Кто-то ночью затянул
песню нетрезвым голосом, и вот уже
односельчане сами о себе говорят:
"Пьяная деревня"

Беда, по
словам А.Ф.Намсараева, была не
столько в том, что люди пили,
сколько в их ощущении своей
обездоленности. Это отделение
некогда тоже крепкого совхоза
"Ангарстрой" обычно выручало
все хозяйство. В самые засушливые
годы тут получали неплохие урожаи.
Хлеб хозяйство вывозило, а взамен —
шиш.

— Пришел я
сюда, и какое же наследство получил,
— вспоминал уже во время недавней
нашей встречи Валентин Бажеевич. —
Гусеничным тракторам по 13-14 лет,
сеялкам столько же, "Беларусь"
старенький. Было это четыре года
назад. Деревня — всего 56 дворов.
Животноводства не было. Купили два
комбайна, трактор К-700, построили
склад. Начали на земле порядок
наводить и одновременно за
животноводство взялись. Завели 30
коров, около 80 голов скота. Получили
уже 22 теленка. Все в целости и
сохранности.

— Как удалось
техникой разжиться? —
переспрашивает Бажеевич.— Все
через колено делается. Вот за
доброе дело взялись, за
животноводство. Люди заняты, доход
растет. Но недавно узнаю, что из
нашего молока масло будут делать и
поэтому приниматься оно будет по
два рубля за литр. Это что за цена!?
Но заниматься им все равно буду,
какая никакая, а наличка в
хозяйство пойдет. Те же гвозди
куплю, сигареты работникам. Мы уже и
пасекой обзавелись.

Самое
любопытное — ООО "Апхайта" уже
работает безубыточно. Уровень его
рентабельности составил в прошлом
году 25 процентов. Оно включено в
государственный реестр, и ему
теперь оказывается финансовая
поддержка. И это справедливо. Ведь
начинало общество с чистого листа.

— Одолевают
меня соседи, — снова смеется Иванов.
— Дай солярку, дай масло, помоги
семенами. Помогаем. А куда денешься?
Мы же рядом живем. Я двадцать лет в
Бахтае племенную конеферму
пестовал. Чистопородные были кони.
А потом смотрю, там их все меньше и
меньше. Хозяйству жить надо — вот он
и давай раздавать населению да на
мясо отправлять. К тому же еще и
кормить нечем. Я ему сенаж
подбрасывал, овес. А потом решил:
нужно тебе что-то на мясо отправить
— бери моих рабочих лошадей, а
взамен гони племенных. Так что на
праздниках теперь будут выступать
скакуны из Апхайты.

… Северный
угол Алари, где находится Апхайта, и
в прошлом, в 60-70-е годы, был головной
болью района. Степная зона, земли ее
выходят как раз к Братскому морю и
потому особенно часто подвергаются
воздействию засухи. Переход на
почвозащитную систему земледелия,
повышение культуры производства,
усиление внимания к тому региону
позволило основательно изменить
ситуацию. Хлеборобы небольшой
деревни намерены вернуть себе
честь и славу. Им уже не хватает
своей земли. Немалые площади они
берут в аренду у соседей. Не
пропадать же добру. И уже радуют
поднимающиеся всходы яркой
зеленью. На огромных массивах
вспаханы пары. Уж они-то при любой
погоде порадуют в ХХI веке налитым
колосом.

— Все ничего,
да иногда только голова начинает
кружиться. Болезнь дает о себе
знать,— признается Валентин
Бажеевич.— Жена говорит: бросай
работу, поживи спокойно. Для себя. А
я не могу жить спокойно. Я этим
хлебным полем живу, работой живу.
Иной жизни, иной судьбы мне и не
надо.