Монополия
на веру

Лидия ЯНКОВСКАЯ

Не так уж и
давно, мы все эти времена помним,
едва ли не каждый месяц мы
погружались в богатую, яркую
культуру кого-нибудь из
"братских народов". Это были то
Эстония, то Украина, то Узбекистан…
Да и могло ли быть иначе? Не зная
друг друга, можно ли дружить? Можно
ли сотрудничать не только в
культуре, но и в экономике,
образовании и прочем? Очевидно, нет.
Ну а теперь? Неужели в период
укрепления русского самосознания
проблема братства и сотрудничества
стала менее актуальной? Или уже
решены все межнациональные
проблемы? Отчего же тогда так редки
стали и дружеский интерес, и
встречи с иными нациями и народами
— нашими соседями по стране и
планете?

Думается,
проблема не только в финансах.
Хотелось бы понять, точнее,
почувствовать сердцем, почему с
такой опаской мы смотрим на
католиков-поляков, живущих бок о
бок с русским братом сотни лет?
Отчего видится скрытое
"подводное течение" в интересе
к великой Индии, мудрости и знаниям
Египта или тибетского буддизма?
Откуда эти детские необъяснимые
страхи? Или мы опасаемся, что наши
собственные убеждения
недостаточно тверды, и легкий ветер
суфизма изгонит из сердца любовь к
Христу? Можно ли, в таком случае,
считать мою любовь истинной и
ведущей, если она мгновенно
разрушается или приходит в
смятение от серьезного,
уважительного интереса к иному
мировоззрению?

Помню, как
напряженно чувствовала себя моя
собеседница, когда на встрече в
Союзе писателей (в день
независимости России) прозвучали
строки из "Слова на освящение
часовни Св. Преподобного Сергия".
Произнес это Слово в 1931 году
академик Н.К. Рерих. Как, на ваш
взгляд, читатель, надо понимать вот
такие, к примеру, слова: "Святой
Георгий — строитель Русской
духовной культуры". Я с этим
положением вполне согласна, а вы?
Или — далее: "Каждое упоминание
этого священного имени
повелительно зовет всех нас к
непрестанному светлому труду, к
самоотверженному созиданию и
делает из Святого Сергия поистине
Преподобного для всех веков и
народов. Повторяю, для всех веков и
народов, ибо культура духа стоит
над всеми границами. И нет такой
религии, и нет такого учения,
носитель которого не преклонился
бы перед образом Преподобного,
когда вы расскажете ему о трудах
Его".

Что же именно
могло так насторожить слушающего
эти строки? Преданность культуре
духа? Преклонение перед
Преподобным? Или собственная, ничем
не подкрепленная подозрительность
по отношению к… кому или чему?

Удивителен и
другой аспект той же проблемы.
Вспомним, как в период тотальной
перестройки доставалось в печати
пустопорожнему философствованию,
от которого страдали наши студенты:
они не имели никакой возможности
узнать в подлиннике ни мыслей, ни
идей Платона, Канта или
Шопенгауэра. Чье-то авторитетное
мнение допускало к изучению лишь
смутный пересказ усеченного
великого трактата да россыпь
тенденциозных "выводов".

Но вот мы — на
воле, так что же не радуют нас чужие
глубины ума и сердца?! Вряд ли стоит
нам уподоблять культурное поле
России, взрастившее десятки
народностей и тем обогатившее себя,
скромному огороду, рассчитанному
на пару семей. Любовь к ближнему,
если вспомнить подлинное значение
заповедей Спасителя, не есть любовь
к своей родне — и только. Как раз
умение и желание "возлюбить всем
сердцем" того, кто как будто бы
далек, и требует от человека
истинно христианского сердечного
усилия.

Свое дитя,
безусловно, ближе. Но ведь ему расти
среди людей и жить, если не
ошибаюсь, опять же для них. И кто
сказал, что знание (в любой его
форме, кроме аморальной) может быть
вредно или опасно для человека,
живущего в конце второго
тысячелетия новой эры?

В одном
интересном исследовании
рассказывалось о феномене
"чтения" книг кончиками
пальцев. Сейчас, когда такая
способность выявляется все чаще, мы
смотрим на эту "странность" с
пониманием. Но в 1972 году, по
свидетельству автора, крупный
английский ученый доктор Джеймс,
наблюдавший эти опыты, "был так
взволнован и огорчен (!) этим
явлением, которое не входило в
надежную структуру его убеждений,
что автор эксперимента вынужден
был его прекратить".

Как похожа
реакция ученого на мнение ведущего
российского богослова, с
достоинством заявившего, что
"никакие законы космоса ему не
известны"! Осталось добавить
сакраментальное: "Не знаю и знать
не хочу!"

Многих,
особенно тех, кто считает себя
убежденно православным, буквально
трясет от рассказов об опытах с
психологической энергией (силой
мысли), исследованиях в области
сознания и расширения физической
реальности нашего мира. Откуда эта
боязнь перед непознанным? Не из
того ли источника, что и страх
вышеупомянутого доктора Джеймса,
ревностно оберегавшего свои
"старые мехи" от вливания
молодого вина? И не нам ли самим
следует сменить сосуды, ставшие
ограничением на пути познания
нашей собственной, удивительно
богатой и разнообразной жизни?

Хорошо
сказал об этом один известный
психолог: "Когда целый ряд людей,
заслуживающих доверия, сообщает о
явлениях одного и того же рода,
значит, настало время, чтобы этим
занялась наука". Именно так —
чтобы наука занялась исследованием
и изучением нового явления,
понятия, направления, изучением, а
не отбрасыванием и игнорированием,
вплоть до анафемы новой идее. А то
ведь и повторного костра, пылавшего
когда-то под Джордано Бруно,
недолго останется ждать.

Если же
вернуться к проблеме
взаимодействия духовных культур
разных народов, то близкое русскому
сердцу Православие имеет
двухтысячелетнюю историю, половина
которой прошла в тесном
взаимодействии с Грецией,
Византией, Арменией, Болгарией и
многими иными странами. И каждая
сумела дать нам что-то очень важное,
так что забывать об этом
несправедливо.

В Тибете
различают два уровня религии:
"Учение как уловка для
достижения цели" (меркантильный)
и "окончательное Учение", по
которому, собственно, проходит вся
жизнь человека и в главном, и в
мелочах.

Какой же
уровень нам ближе по духу?

Скажу честно,
совершенно не хочется соглашаться
с мнением восточного философа,
изложенным в письме к
другу-христианину, и все же… Суди,
читатель, сам — вот фрагмент из
этого письма: "Та мысль, что
законы, управляющие вашим бытием,
будь то в сфере политики или
общественной экономики, вступают в
болезненное противоречие с
основами вашей религии, похоже, не
слишком смущает вас. Но если уж
народы Запада настолько уверены,
что идеальное никогда не станет
реальным, а реальное никогда не
достигает идеала — тогда вы должны
решить: или именно ваша религия
неприменима на практике, или же она
может найти практическое
применение, но именно вы, вы сами, не
желаете применить ее этику в
повседневной жизни…"

Этика
повседневной жизни… Не та, которую
(мимо которой!) "проходят" в
учебном заведении, а ежеминутная
незлобливость и простота, любовь и
доверие к людям, умение
пожертвовать собой и своими
интересами ради "света в конце
тоннеля"… Возможно ли жить так?
Видимо, да. Но как же это непросто!

На помощь
нашему духовному труду во все
времена приходила религия. Религии
могут иметь многие различия,
вызванные временем и местом, но
высокие переживания, явившиеся
предвестниками веры, часто у разных
народов были одинаковыми. И не
кажется ли странным уничижительный
взгляд в сторону "Веданты" или
Корана лишь потому, что эти
откровения были явлены людям не на
нашей, российской, территории?!

И все же для
многих мудрость и чистота, высокий
этический уровень каждого
религиозного учения — вне всяких
сомнений! Что же мешает нашему
традиционному русскому дружелюбию
оценить по достоинству духовные
достижения восточных мудрецов? Или
мы снова будем претендовать на
обладание Истиной, несмотря на все
наши проблемы прошлого и
настоящего?

Невозможно
без боли сердечной думать о братьях
(братьях во Христе!), которые
пострадали во время утверждения
"огнем и мечом" христианства
за последние пять-шесть столетий. А
наши староверы… Вот где горе! Вот
она, беда "упертого" сознания,
готового и вешать, и сжигать, лишь
бы избавить себя от тех, кто живет
"не по-нашему". Что же, и далее
возлюбим лишь себя, отвергая как
факт и преданное служение буддизма,
и неохватные духовные глубины
Индии, Ирана, Египта? Кто из нас не
согласится, что сотрудничать куда
радостнее, чем воевать (пусть и на
духовном фронте). Не оттого ли
пострадала наша земля от
жестокостей революционных
преобразований, что забота была в
новых коммунах та самая любовь к
ближнему, без слов о которой сейчас
не обходится ни одна исповедь.

Да и не
сегодня эти проповеди начались. До
революции народ наш был куда
набожнее, но слово с амвона смогло
убедить лишь немногих перейти от
многословия к делу. Совсем как
сейчас: "Очистим, граждане,
пространство России от чуждых
влияний!" И в восстановленных
храмах со скрежетом захлопнулись
врата перед теми, кто "не наш",
не родной. Так что ж, что "не
свой"? Разве он дышит жабрами или
претендует на свержение
христианских добродетелей как
таковых? Какой самоуверенной надо
быть нашей душе, чтобы считать лишь
себя удостоенной Откровения! Да
если б и так, но другие-то, соседи
дальние и близкие — тоже и с
головой, и с образованием и,
главное, с сердцем!

В такой
ситуации как бы не остаться нам и
без науки, и искусства, основных
хранителей красоты и знания в нашей
стране. Ведь "не приветствует"
излишнюю любознательность и
развитие художеств вне стен Храма
ортодоксальное духовенство! Даже
Пакт охраны культурных ценностей,
известный во всем мире и
предложенный к тому же русским,
почему-то встречает сдержанное
недопонимание. Опять страх перед
"чужим монастырем"?

В целом такой
подход объясним: любая религия
несет в себе изначально
центростремительную,
собирательно-охранительную и, как
следствие, изолирующую энергию. Но
культура, напротив, центробежна в
принципе! Как духовный устой,
вобравший в себя и религию, и науку,
и искусство, культура раскрыта и
устремлена ко всем, идущим ей
навстречу. Не в ней ли, одинаково
любящей и "своих", и
"чужих", а "ближнего" и
вообще "как самого себя", — не в
ней ли наша главная надежда на
единое и новое возрождение
притихшего духа?

"Сердце
человека, однажды расширившись,
становится больше, чем небеса".
Какая глубокая, истинная поэзия и
правда в этих строках! В этих
наполненных мудростью строках,
написанных на санскрите, но близких
и понятных каждому русскому сердцу.