Не ротозейничай!
Не
ротозейничай!
Кражи. Если
минули вас квартирные, то карманные
— вряд ли. Когда читаешь сведения,
сколько сумок опустошили, то
умножай эту цифру на три:
обращается ведь далеко не каждый, а
только те, кто еще надеется, что
найдут воришек, возвратят свои
кровные. Случается и находят. Но
редко, увы…
Сумку
опустошили, кошелек украли —
подумаешь, мелочь. И при чем тут
милиция? Сам не будь вороной. Галок
не считай, в транспорте не
ротозейничай.
Воры сейчас
смекалистые пошли. Одеты в кожаные
куртки, чтоб легче было из толпы
выныривать; в автобус или
троллейбус по трое заходят. Вот они
заходят в автобус и начинают слегка
подталкивать жертву: толпа, мол,
теснит. А жертве невдомек, что не
толпа, толкучка создается
специально. Пока человек
поднимается по ступенькам в салон,
из его сумки кошель уже умыкнули. И
парнишки, что рядом мельтешили,
вдруг исчезли…
"Ой, деньги
вытащили!, — кричит женщина. — Да что
же это такое?" И начинает на всех
смотреть с подозрением. Не однажды
приходилось слышать вопли: "На
что буду жить месяц?! Пенсию
стащили".
Не писала бы
этих строк, да саму "общипали".
И хитро так. Расскажу поподробнее,
чтоб другим наука была. На
лисихинской остановке со мною
вместе вошли в троллейбус двое
парней и одна белокурая женщина.
Создали вокруг меня какую-то
кутерьму. Я от них решила в сторонку
уйти, да сумка не пускает. Дернула
ее. Из чьих-то рук выдернула. Не
успели, видимо, замочек открыть.
Кошелек был в целости-сохранности.
Это успокоило. "Вот вам! —
мысленно показала кукиш двум
парням, смотрящим на меня в упор. —
Не обломилось!?"
Казалось, им
надо бы уйти прочь: ведь поняли, что
я догадалась, кто они. Но парни
бравые от меня не отходили. Один из
них смотрит прямо в глаза, как удав
на кролика. Старается заворожить.
"Шиш!" — думаю, и отодвигаюсь от
него. И невольно прижимаюсь к рядом
стоящей той самой блондинке. Тыл
вроде прикрываю. На следующей
остановке много людей вошло. И я
оказалась прижатой с одной стороны
этими парнями, с другой — к той
зеленоглазой женщине. К сумке моей
никто не притрагивался. Да и не мог:
зажатая под мышкой и с
противоположной стороны от парней,
сумка была надежна защищена. На
остановке "Микрохирургия
глаза" еле выбралась из
переполненного троллейбуса. Сумку
привычным движением хотела было
повесить на плечо. Но что это? — на
асфальт посыпались блокнот, ручка,
зеркальце и прочая мелочь. Сумка,
моя кожаная сумка распорота острым
лезвием пополам. Кошелька из
крокодиловой кожи как ни бывало.
Вот же какую
тактику разработали: давят со всех
сторон, подталкивая к третьему,
например, к миловидной девушке, (она
явно не вызывает никаких
подозрений). А та спокойненько
бритвой разрезает сумку и
выуживает из отверстия все, что ей
надо: деньги, удостоверения,
паспорта.
В часы пик у
воришек хороший улов. "Зачем
лезешь в сумку? Что ты там забыл?"
— голос женский раздается где-то с
середины салона троллейбуса. — Да я
же тебя за руку поймала! Как не
стыдно тебе". — Женщина уже
кричит, видимо, хочет привлечь и
наше внимание. Но никто не
возмущается, все молчат. Ко всему мы
привыкли.
Истории
повторяются и со мной, и с другими
из года в год. Сколько ж можно
воришек терпеть? Особенно много
среди них молодежи. И, конечно же,
безработной. Так как же бороться с
ними? — ведь всех в милицию не
перетаскаешь. А может, им работу
дать? Как в былые времена нас
учениками принимали на заводы и
фабрики. Будут зарабатывать. И не
полезут в сумку к пенсионерке.
Ну, а пока суд
да дело… не ротозейничайте!
Вера
СОЛОМНИКОВА.