Пока живем, мы помним...
Пока
живем, мы помним…
Василий
ДОРОШЕНКО, участник, инвалид войны
II группы, майор в отставке
"Вспомним
всех поименно…" — эту
поэтическую формулу нашей памяти о
тех, кто вынес тяготы войны, вывел
Роберт Рождественский, справедливо
полагая, что не изменится
заведенный от века порядок.
Мы, участники
войны, те, кого теперь называют ее
ветеранами, и тогда понимали,
конечно, что произошло событие
исторической важности. Но лишь с
течением лет раскрылось во всей
полноте значение победы над
фашизмом. И, размышляя сейчас об
этом, приходишь к выводу: если
картина современного мира
существенно изменилась, рухнула
колониальная система и в создании
народов укрепилась вера, что можно
положить конец разрушительным
войнам и сохранить мир, то это в
значительной мере результат
разгрома фашизма.
Все меньше
остается участников войны — и
фронтовиков, и тех, кто своим трудом
обеспечивал Победу. Пятьдесят
пятый праздник Великой Победы
встречает немногим более двух
миллионов из них. А ведь в 1945 году
насчитывалось 20 миллионов
участников войны. Наш народ свято
хранит память о героях, отдавших
жизнь за свободу и независимость
нашей Родины, за избавление всего
человечества от фашистского
порабощения. Хранит память и
бдительно следит за происками
новых поджигателей войны.
С первых
месяцев войны, как и многие молодые
люди, я ушел добровольцем на фронт
защищать нашу Родину и до конца
войны находился в действующей
армии.
Участвовал я
во многих смертельных боях… и
перед каждым боем о чем-то тоже
думал. О чем? О смерти и гибели? Чего
ж было думать тогда об этом — смерть
и гибель на войне были кругом. И тут
думай не думай, а судьба если выпала
такая, она все равно тебя найдет.
Нет, я думал,
как и все, вот о чем: почему нашу
землю, где я родился и рос, топчет
проклятый фашист, жжет огнем и
взрывает железом, почему он вторгся
в пределы нашей Родины?
За годы войны
мне довелось в различных частях в
составе войск Волховского,
Ленинградского, 3-го Прибалтийского
и 2-го Украинского фронтов
принимать участие в освобождении
нашей земли, Австрии, где и закончил
войну против гитлеровских
захватчиков. С боями прошагал почти
всю Европу, от берегов седого
Волхова до Голубого Дуная. И почти
все время в составе 1009-го
артиллерийского полка 225-й
Краснознаменной Новгородской
дивизии. Первое боевое крещение
получили в мае 1942 года под
Новгородом.
В одной из
атак, у деревни Никитино, которая
находилась недалеко от Новгорода,
когда мы поддерживали пехоту, ведя
из орудия огонь прямой наводкой, 1
июля 1942 года я был тяжело ранен.
Привезли
меня в 504-й медсанбат. Разрезали
гимнастерку и из левого кармана
вытащили залитый кровью
комсомольский билет. Таким я носил
его всю войну. А после войны билет
вместе с фронтовыми реликвиями
сдал на хранение в Иркутский
краеведческий музей. Вот я и думаю —
сколько же таких комсомольских
билетов, как мой, было омыто кровью
в годину тяжелых испытаний?!
После
первого ранения в сорок четвертом
был контужен. Госпитали, лечение. И
опять фронт, передний край, и так
повторялось дважды. Идти под
вражеский огонь и отдавать жизнь —
для этого всегда требуется великое
мужество. Но особое мужество нужно
людям, идущим в бой за час до уже
видимой, явно ощутимой победы.
Удаляясь,
уходя из дома, мы упорно и трудно
возвращались к нему. Чем ближе была
Германия, тем ближе был дом, тем
быстрее мы устремлялись в свою
оборванную юность, которую,
представлялось нам, можно
продолжить потом.
Нам было
тогда и по двадцать и по сорок лет
одновременно.
Мы мечтали
вернуться в тот солнечный
довоенный мир, из которого ушли,
запомнив его прекрасную яркость и
тишину.
За долгие
четыре годы войны, каждый час,
чувствуя возле своего плеча
огненное дыхание смерти, молча
проходя мимо свежих бугорков с
надписями химическим карандашом на
дощечках, мы не утратили идеалов
юности, но мы повзрослели на
двадцать лет и, мнилось, прожили их
так плотно, насыщенно, что этих лет
хватило бы на жизнь двум
поколениям.
Мы глохли от
разрывов снарядов и бомб, режущего
визга осколков, автоматных
очередей, когда ничего не
существовало, кроме железного гула,
скрежета ползущих на орудия
немецких танков, раскаленных до
фиолетового свечения стволов,
черных от пороховой гари, потных
лиц солдат, ссутуленной спины
наводчика, приникшего к резиновому
наглазнику панорамы, осиплых
команд, темного дыма горящей травы
вблизи огневой.
Мы стреляли
по траурно-черным танкам и
бронетранспортерам, по черным
крестам самолетов, по черной
свастике, по средневеково-черным
готическим городам, превращенным в
крепости.
Война была
жесткой и грубой школой, мы сидели
не за партами, не в аудиториях, а в
мерзлых окопах, и перед нами были не
конспекты, а бронебойные снаряды и
пулеметные гашетки.
Мы еще не
обладали жизненным опытом и
вследствие этого не знали простых,
элементарных вещей, которые
приходят к человеку в будничной,
мирной жизни, — мы не знали, в какой
руке держать вилку, и забывали
обыденные нормы поведения, мы
скрывали нежность и доброту. Слова
"книги", "настольная
лампа", "благодарю вас",
"простите, пожалуйста",
"покой", "усталость"
звучали для нас на незнакомом и
несбыточном языке.
Я хорошо
помню неистовые бомбежки, когда
небо чернотой соединялось с землей,
и эти песочного цвета стада танков
в снежной степи, ползущие на
батареи. Я помню раскаленные стволы
орудий, непрерывный гром выстрелов,
скрежет, лязг гусениц, распахнутые
телогрейки солдат, мелькающие со
снарядами руки заряжающих, черный
от копоти пот на лицах наводчиков,
черно-белые смерчи разрывов.
Наше
поколение — те, что остались в
живых, — вернулись с войны, сумев
сохранить, пронести в себе этот
чистый, лучезарный мир,
непреходящую веру в будущее, в
молодость и надежду. Но мы стали
непримиримее к несправедливости,
добрее к добру, наша совесть стала
вторым сердцем. Ведь эта совесть
была оплачена кровью, обжигающей
душу ненавистью ко всему черному,
жестокому, античеловеческому. И
вместе с тем четыре годы войны мы
сохраняли в себе тепло солнца,
естественный цвет молодой травы,
улыбки любимой женщины, мягкий
блеск фонарей в теплых сумерках и
вечерний снегопад…
Война уже
стала историей. Но так ли это? Для
меня ясно одно: главные участники
истории — это люди и время. Не
забывать время — это значит не
забывать людей, не забывать людей —
это значит не забывать время. Быть
историчным — это быть современным.
Количество дивизий, участвовавших
в том или ином сражении, со
скрупулезной точностью
подсчитывают историки. Да, они
подсчитывают количество потерь,
определяют вехи Времени. Но они не
смогут подслушать разговор в окопе
перед танковой атакой, увидеть
страдания и слезы в глазах
восемнадцатилетней девушки —
санинструктора, умирающей в
полутьме полуразрушенного
блиндажа, вокруг которого гудят
прорвавшиеся танки, ощутить треск
пулеметной очереди, убивающей
жизни.
30 апреля —
день, когда над фашистским
рейхстагом заполыхало знамя
Победы, был самым значительным и
счастливым днем в моей жизни, в
жизни каждого воина, всех советских
людей и всего прогрессивного
человечества, и особенно — для
Михаила Егорова и Милитона
Кантария. Они по поручению
командования водрузили над куполом
рейхстага красный стяг.
День Победы
над фашистской Германией мне
довелось встретить в Австрии среди
солдат нашей батареи, а это было
так.
8 Мая 1945 года,
рано утром, как только узнали, что
гитлеровская Германия
капитулировала, то изо всех видов
оружия — автоматов и карабинов, из
чего только можно было — стреляли в
небо бойцы нашей батареи 700-го
артиллерийского полка 52-й
гаубичной артиллерийской бригады
имени Богдана Хмельницкого.
Гремело ликующее "ура", летели
в воздух ушанки, люди обнимались…
Мир! Войне — конец!
Известие об
этом было неожиданным, наша
тогдашняя радость не поддается
описанию. Каждый как бы с
удивлением и даже недоверием
осматривал себя: вот я, целый и
невредимый, а побывал среди тысячи
смертей и не раз смотрел ей в глаза,
хотя втайне надеялся, что вернусь
домой, о чем мечтали все воины нашей
армии. Но слепой огонь косил, не
разбирая, и что ему было до чьих-то
переживаний, ведь сколько их,
товарищей, осталось лежать на полях
сражений.
Но к этому
финальному акту войны были
причастны все воины нашей армии,
все советские люди. Образно говоря,
каждый советский человек и на
фронте, и в тылу через все испытания
нес к Берлину опаленное в огне боев
знамя Победы.
Четыре года
войны… Трудные, суровые годы.
В годы войны
мы с необыкновенной глубиной
почувствовали, как нам дорога
Отчизна. Личную судьбу мы не
отрывали от судьбы страны, они были
неразделимы. Сознание того, что
каждый из нас защищает свою Родину,
умножало наши силы, служило
источником воинской отваги и
героизма.
Несмотря на
то, что со дня победы прошло уже
пятьдесят пять лет, война для
многих соотечественников не стала
историей. О ней напоминают не
только кадры хроники, не только
вечный огонь на могиле
Неизвестного солдата, но не
проходящее горе сирот, вдов и
матерей погибших. Двадцать семь
миллионов людей погибло на фронтах
войны, от артобстрелов, бомбежек,
это замученные в лагерях, умершие
от голода. И когда кое-кто за
рубежом сегодня говорит об
агрессивности русских, он попросту
лжет. Наши люди дорожат миром,
считают его величайшим благом, ибо
слишком дорогой ценой завоевана
мирная жизнь.
Человеческая
память несет огромную энергию. Она
прочно сохраняет в себе то, чего уже
нет, что прошло и было. Время
старательно и ревниво формирует и
отшлифовывает наш опыт.
За мирные
годы выросли уже новые поколения,
которым неведомы разрывы снарядов,
вой авиабомб, разрушенные города,
страшное горе похоронок,
официальных извещений о гибели
отцов, мужей, сыновей.
Пожалуй, нет
в нашей стране семьи, которой не
коснулась бы война. Суровым
испытанием прошла она через каждую
жизнь, многие не вернулись. А
вернувшиеся по сей день носят в
сердце осколок войны, осколок
былого горя и ненастья…
Есть ли
лекарство от этих ран? Да, есть. И
зовется оно — память. Память
поколений наших людей, сегодняшней
молодежи. Война оставила раны не
только на теле земли, но и в душах
людей. Но о минувшей войне, о ее
уроках надлежит помнить всегда.
Надо знать, и о чем она была, и что
она принесла людям. В таком вопросе,
как этот, не должно быть забвения.
На него не имеем права ни мы —
советские люди, отдавшие войне
столько жизней, ни вообще все
честные люди на земле, которым
небезразлично будущее своих детей.
Я как
участник войны видел своими
глазами и то горе, и разорение,
которые принесло нашей стране
вторжение фашистских орд.
Если горе
имеет свой запах, то война пахнет
огнем, пеплом и смертью.
Война — это
горький пот и кровь, это после
каждого боя уменьшающиеся списки у
полкового писаря, это последний
сухарь во взводе, разделенный на
пятерых, оставшихся в живых, это
котелок ржавой болотной воды и
последняя цигарка, которую жадно
докуривает, обжигая пальцы,
наводчик, глядя на наползающие
танки.
Война — это
письма, которых ждут и боятся
получить; и это особая обнаженная
любовь к добру и особая жгучая
ненависть к злу и смерти; погибшие
молодые люди, непрожитые биографии,
это несбывшиеся надежды,
ненаписанные книги, не
совершившиеся открытия, невесты, не
ставшие женами.
Иногда я
вижу, как дети играют в войну; в их
понимании война — лишь романтика и
подвиги. У детей нет той памяти —
опыта, что есть у взрослых.
В войну мое
поколение научилось и любить, и
верить, ненавидеть и отрицать,
смеяться и плакать.
Наша память —
это душевный и жизненный опыт,
оплаченный дорогой ценой.
Вот почему,
когда по случайным ассоциациям — то
ли скрежет трамвая на поворотах,
напоминающий свист тяжелого
снаряда, то ли похожая на
пульсирующий огонь пулемета
вспышка автогена в каркасе
строящегося дома, — память
возвращает нас к дням войны, мы
начинаем больше ценить тишину,
спокойный блеск солнца,
прозрачность воздуха.
Праздник
Победы отмечается в самый разгар
весны, и наш долг перед теми, кто не
вернулся с полей войны, кто отдал
жизнь во имя победы над фашизмом —
не дать силам реакции нарушить мир,
который прекрасен, как земля в
весеннем цвету.
… Пройдут
годы, забудутся многие события и
даты. Но первый день завоеванного
мира — Девятое Мая 1945 года —
сохранится в памяти человечества
как один из самых радостных и
славных праздников.