От
Швонди до Гамлета

Светлана ЖАРТУН

Гроб с телом
лауреата Государственной премии,
заслуженного артиста России
Александра Николаевича Терентьева
несли от морга до драматического
театра на руках. Тысячи людей
сопровождали это траурное
шествие…

Как выразить
словами мощь актера, который
составлял гордость нашего
драматического театра на
протяжении сорока лет, был его
душой и совестью? Многие находили,
что Терентьев был похож на
Александра Блока, а по силе таланта
не уступал знаменитому Борису
Ливанову. Сегодня эти сравнения
нужны, чтобы представить образ
актера- красавца, интеллектуала,
любимца иркутской публики.

В молодые
годы у Александра Николаевича было
амплуа героя-любовника, в зрелые —
социального героя. Но обязательно
героя, потому что по своей натуре он
был волевым, сильным,
самостоятельно мыслящим человеком.
Ему нужен был масштаб, простор,
чтобы выразить на сцене себя полно.

Кажется, все
роли без исключения, сыгранные
Терентьевым, были событием в
культурной жизни города, и все, кто
хоть сколько-нибудь причислял себя
к званию театрала, спешили попасть
на спектакли с его участием. "А вы
знаете, какой он был Нил в
горьковских "Мещанах", Сатин в
"На дне"? А Швондя в "Любови
Яровой"! — восклицали зрители,
видевшие его на иркутской сцене еще
до войны. Затем следовал перечень
ролей-восклицаний, относящихся к
пятидесятым и шестидесятым годам:
Войницкий в "Дяде Ване",
Тригорин в "Чайке", Клавдий в
"Гамлете"…

Даже
небольшой список ролей из
бесчисленного множества (возможно,
более четырехсот), сыгранных им на
сцене, говорит о многом: в первую
очередь о его невероятной
трудоспособности, без которой, как
известно, даже самый яркий талант —
ничто. Репетировать он мог часами,
докапываясь не просто до сути, до
мельчайших подробностей движения
души своего героя. Если не хватало
репетиционного времени в театре, он
продолжал работу дома.

Ему повезло,
жена — Раиса Васильевна Курбатова —
была образованнейшим человеком,
литератором, хорошо знавшим законы
режиссуры. Часами они могли
говорить об образе, "мучившем"
Александра Николаевича, о
литературе, музыке, живописи,
сопровождающих предмет их
интереса. Эти беседы часто
становились и уроками мастерства,
потому что редко дом Терентьевых
оставался без гостей. В основном
это была молодежь — актеры театра,
которых привлекало движение живой
мысли, поток знаний, которые можно
было почерпнуть в их доме.

Актеры
тянулись сюда еще и потому, что
Александр Николаевич, работая над
своей ролью, незаметно подсказывал
другим, что и как нужно делать. Так
"незаметно" он начал ставить
спектакли. Актер-режиссер, он знал,
видел, понимал своих коллег по
сцене так, как другой постановщик и
представить их не мог (тем более что
в шестидесятые годы режиссура в
театре менялась часто). Когда он
начал работать над "Гамлетом"
Шекспира и назначил на главную роль
Сергея Чичерина, никто не верил, что
молодой актер сможет справиться.
"Если не будете мешать и давать
ненужные советы, справится", —
убежденно отвечал скептикам
Терентьев. Чичерин не просто
справился, его Гамлет стал одной из
лучших ролей в театре того времени.

Работая с
актерами, он часто доводил их до
полного изнеможения. Его придиркам
не было конца, он требовал, был
недоволен, хвалил одного и тут же
ругал другого. Актеры за кулисами
жаловались друг другу на его
"занудство", но к премьере
удивительным образом у многих
получались масштабные роли — яркие,
точные, запоминающиеся.

Наверное,
нужно сделать передышку и
попробовать восстановить в памяти
образ не только театрального
деятеля, но и просто человека,
который любил ходить на рынок,
выбирать мясо для пельменей и потом
на кухне творить чудеса кулинарии.
"Это было
завораживающе-восхитительное
зрелище", — вспоминает
Александра Осиповна Волина,
которая маленькой девочкой
прилипала к столу, сама как
пельмень, и внимательно следила за
волшебством рук Александра
Николаевича. Раскатывая тесто, он
делал из него небольшие кружочки,
рассказывая при этом, как надо
делать фарш, что в него добавлять…
Пельмени получались маленькие,
изящные — один к одному,
удивительно ароматные и вкусные.

— Папа
(директор театра Волин — С.Ж.), —
продолжает Александра Осиповна, —
очень любил Александра
Николаевича. Наши семьи дружили,
годами не нарушая традиции
встречать Новый год 31 числа у
Терентьевых, а 13 — старый Новый год,
день рождения отца — у нас. Это были
сказочные праздники — с пушистыми
елками, кучей детворы, подарками,
добрыми улыбками, воспоминания о
которых и сегодня согревают нашу
жизнь.

Число
обитателей гостеприимного дома
Терентьевых (дедушка, бабушка, внук
Саша) дополнял кот Тит. Казалось,
именно он был главой семьи, более
благоволившим к старшему по
возрасту мужчине. Тит очень быстро
сообразил, что в страстном
увлечении деда Сашки для него есть
прямая корысть — рыба свежая,
пахнущая ангарской водой. Как
только кот завидит, что Александр
Николаевич собирает рюкзак, удочки,
хвост его становился трубой, глаза
загорались зеленым светом. Он важно
ходил вокруг ног рыбака, одобряюще
мурлыча. Все время, пока хозяин был
на рыбалке, Тит сидел в прихожей,
словно приколоченный гвоздями. Но
стоило Александру Николаевичу
приблизиться к дому, как котище
вставал к двери и мяукал, будто
считал ступеньки под ногами рыбака.

В Иркутске
открылась студия телевидения.
Многие актеры мечтали быть
занятыми в ее передачах. Александр
Николаевич всегда наотрез
отказывался. Еще до войны он снялся
в нескольких фильмах и знал, из
каких слагаемых состоит успех
актера кино. Телевидению не
доверял. "Свет у вас не тот,
декорации бутафорские", —
отговаривался он. На самом же деле
побаивался — все другое, не кино и
не театр.

Первой
уговорила его прийти на
телевидение Дея Васильевна
Солодова, которая, режиссируя
журнал для женщин "Сибирячка",
непременно захотела, чтобы рассказ
Пришвина прочитал именно
Терентьев. Он согласился потому,
что Деечка была школьной подругой
его рано ушедшей из жизни дочери, а
еще потому, что очень любил этого
писателя…

Чуть позже
были съемки телефильма "Год
1919-й". Сценарий о гражданской
войне в Сибири написал актер Виктор
Егунов. Готовились серьезно, как и
должно в кино. На главные роли и
эпизоды были подобраны актеры из
театров города, не могли только
найти исполнителя на роль
белогвардейца, который по ходу
действия должен был скакать на
коне. "Никого и не ищите, — сказал
директор театра Волин, когда к нему
обратились с просьбой
порекомендовать кого-нибудь, —
кроме Терентьева, ездить верхом на
лошади никто не умеет…"

В трудах,
заботах, отдохновении души
протекала жизнь актера и режиссера,
удивительного человека, который
соединял в себе жесткость и детскую
обидчивость, принципиальность и
ранимость. Когда доходило до юмора,
до анекдотов, он несколько терялся
и смеялся только после его
повторного пересказа или
комментариев. Но кокетству всех
актрис театра учил только он: "В
левый угол, на нос, на предмет".

Виталий
Венгер считал Терентьева своим
учителем и очень любил его.
Выпускник московского
театрального училища имени Щукина,
в Иркутске он зарекомендовал себя
как острохарактерный актер,
которого занимали только в
комедиях или на роли "шпионов".
"Пора тебе, Виля, взрослеть,
расширять рамки творческих
возможностей", — сказал
Александр Николаевич и назначил
его на роль глубоко
психологическую, в которой образ
надо создавать не одним-двумя
штрихами, а в развитии характера.
Это был Виктор из "Варшавской
мелодии". Потом состоялась роль
совсем другого плана — дядюшки
Адуева в "Обыкновенной
истории" Гончарова. Именно с этих
ролей в спектаклях, поставленных
Терентьевым, актер Венгер стал
таким, каким мы его знаем сегодня.
Актер, который может сыграть любую
роль.

В спектакле о
войне "Люди, которых я видел"
Венгеру была поручена роль
татарина Мусы. От репетиции к
репетиции изобретался образ
наивного, доброго, смелого парня.
Появилась губная гармошка, смешные
куплеты, которые Венгер — правда, на
другие слова — поет и сегодня. В
спектакле был эпизод, в котором
Муса приходил к медсестре Люсе,
узнав, что она ждет ребенка.
Необходим был подарок. Какой?
Венгер приносил яблоко, запеченную
картошку… "Не то, — говорил
режиссер, — какой же ты вахтанговец,
если простой ерунды придумать не
можешь?.."

Доведенный
до отчаяния, актер как-то забрел в
реквизиторский цех и стал
перебирать старые вещи. Взгляд его
наткнулся на учебную гранату,
которая от забитого в нее песка
гремела, как детская погремушка.
Когда он пришел на репетицию и
произнес: "Смотри, Люся, я тебе
для ребеночка погремушку
принес", — восхищению Терентьева
не было конца. Он побежал к
директору хвалить актера и после
премьеры Венгеру прибавили десять
рублей к зарплате.

А еще
Александр Николаевич любил
"стравливать" Венгера и
Егунова: "Смотри, вахтанговец,
студиец-то обгоняет", —
раззадоривал он актеров на
творческое соревнование, будил их
фантазию, воображение, кураж в
работе…

На
художественных советах Терентьев
выступал откровенно, резко,
нелицеприятно. Потом сам переживал,
нервничал, курил. Такие перегрузки
не могли не сказаться на здоровье. В
начале семидесятых у него случился
инсульт, чуть позже последовал
второй. Из красавца мужчины он
очень быстро превратился в
больного старика с палочкой.
Работать в театре (ему исполнилось
74 года) стало трудно, он ушел. Но
была отдушина — драматический
кружок медицинского института, в
котором он работал долгие годы
вместе со своей женой Ясечкой.

Но и в студию
стало ходить тяжело, он еле
передвигался по квартире, понимая,
что скоро сляжет совсем. Гордый
человек, мужчина, сила которого
всегда была необыкновенной, понял,
что его близким, любимым придется
ухаживать за ним. Он не хотел быть
обузой… Однажды ранним утром он
выбросился из окна.

Обком партии
запретил хоронить самоубийцу из
театра. Гроб поставили на
ступеньки. Была панихида, на
которой выступали рыдающие актеры,
друзья, зрители. Их было много —
театральная площадь, прилегающие к
ней улицы были заполнены людьми,
онм провожали в последний путь
своего любимца.

*
* *

Автор
благодарит А.З. Левикову, А.О.
Волину, Д.В. Солодову, В.К. Венгера,
Т.В. Олейник, В.М. Жукова, внука Сашу
за воспоминания и предоставленный
материал.