Генералы,
писатели, дипломаты… стукачи

Леонид МУХИН,
журналист-краевед

Порой в
лагерной жизни в людях открываются
такие стороны, которые, может быть,
никогда не обнаружились бы в других
условиях. Самой первой книгой об
Озерлаге стала "Повесть о
пережитом" Б. Дьякова, она вышла
даже чуть раньше солженицынского
"Ивана "Денисовича" и
воспринималась как горькая правда
о пострадавших
коммунистах-ленинцах. Дьяков
упоминает еще об одной книге,
написанной в лагере Б. Четвериковым
и Дмитриевским под громким
названием "Мы — советские
люди". Через 20-30 лет после выхода
в свет этих верноподданнических
произведений пришлось пробиваться
к истине с помощью
авторов-некоммунистов, молчавших
по понятным причинам все эти годы. А
они рассказали такое…

Начнем с
легендарного Дмитрия Быстролетова,
советского разведчика, художника,
врача, литератора, выходца из семьи
Толстых: "В самом понятии лагерей
"исправительно-трудовые"
заключена ложь, и за 17 лет
пребывания в советских местах
заключения я видел тысячи людей,
заморенных до смерти непосильным
для них трудом, видел морги, набитые
трупами работяг, видел глубокие
карьеры, заполненные трупами,
похожими на обтянутые кожей
скелеты, но никогда и нигде не
видел, чтобы хоть один лагерник был
исправлен трудом.

Заключенные
от всего сердца, всем своим разумом,
всем существом искренне, пламенно и
страстно ненавидят лагерный труд,
потому что он им чужой, потому что
он навязан вместе с конвоем и
собаками. Как можно любить труд под
лай сторожевых псов?

Пламенный
сталинский патриот вроде Б. Дьякова
приходил в лагерь с желанием во
славу родной партии и вождя, однако
же он не хватал в руки лопату и лом,
а нырнул в тепленькое КВЧ. Вот вам
характерный тип запевалы гимна
труду и его облагораживающего
влияния! Дьяков "придуривался"
в тепле и спокойствии КВЧ — выдавал
книги, если имелась библиотека,
собирал и раздавал письма, бегал на
общую кухню за добавкой — все-таки
он в обслуге, все-таки придурок и
имеет право на лишний черпак
баланды и каши.

Какой
культурой такая часть может
воспитывать заключенных — урок,
власовцев, бандеровцев, эсэсовцев —
не понимаю. Я примера такого
воспитания не видел, и Дьяков,
бывший "придурок" КВЧ, в своей
книге его тоже не дал".

Еще более
категоричен в своих выводах
Мефодий Волынец из Украины, автор
многих рассказов о "тайшетских
курортах". "В лагерях в то
время была пестрая публика. Не буду
говорить об уголовниках,
"друзьях народа" с их табелями
о рангах, как "вор в законе",
"сука", "мужик", "буйный
мужик", "мужик, ломом
подпоясанный" и т.д.

Я буду
говорить в "врагах народа" —
политзаключенных. Основную их
массу составляли украинцы из
западных областей и литовцы. И это
понятно — там до 50-х годов не
стихала борьба против большевизма.
Это был наиболее сплоченный
контингент — идейно, национально,
человечески. Они хорошо работали, и
их охотно брали те начальники
ОЛПов, которые особенно боялись за
выполнение плана.

Другая
большая группа — это так называемые
власовцы и русская эмиграция,
преимущественно восточная. У них
чувство сплоченности тоже было
высокое.

Особо
держались иностранцы: немцы,
японцы, поляки, мадьяры, чехи,
словаки и даже итальянцы с турками.
Естественно, тянулись друг к другу
земляк к земляку, как в библейском
Вавилоне.

Но была
особенная лагерная элита. Это
бывшие генералы и полковники,
писатели, разная околопартийная
номенклатура. Развращенные бывшей
властью и вседозволенностью,
привилегиями и чинами на воле,
раздавленные морально страхом
перед теми органами, которые и их,
казалось, всемогущих, растоптали —
они являли собой жалкое зрелище. Да,
они били себя в грудь и клялись:
"Я — коммунист". Но не из
идейных убеждений, а из страха
перед надзирателем и "кумом",
из желания заполучить где-то
местечко "придурка". А те
местечки так просто не
предоставлялись: надо было либо
"съесть" того, кто сидел на том
месте, либо заслужить верной
службой у "кума".

Обремененные
большим опытом такой борьбы на
воле, они с успехом применяли его и
в тюрьме, и в лагере. К сожалению,
исключения были редкие, но были,
конечно.

Вот эта
интеллигенция выработала себе
следующую мораль: "Мы, бывшие
коммунисты и чиновники, — это
"свои", невинные, а вся
остальная масса — это настоящие
враги. Своих мы будем защищать, но
по возможности не предавать, а вот
остальных можно предавать без
зазрения совести".

Бориса
Дьякова уличили в
"стукачестве" два бывших
работника КГБ И Мозгов и В. Плеханов
в "Огоньке" статьей
"Хамелеон меняет окраску". Мне
довелось видеть и слышать
раздавленного, униженного Б.
Дьякова в Москве, и его почти
четырехчасовой монолог был
посвящен оправданию написанного.
На следующий год (1992) мы снимали
телефильм о Лидии Руслановой, и я
позвонил Б. Дьякову. Он недомогал, и
жена Татьяна попросила перезвонить
назавтра. Назавтра автора
"Повести о пережитом" не стало
— он умер в возрасте 90 лет. Я
попросил у супруги адреса
озерлаговцев, какие-то письма,
бумаги, но она наотрез отказала. И
еще через год моя попытка
окончилась неудачей, думаю, из-за
того, что она боялась новых
разоблачений. Но самое главное
звучало цинично и омерзительно: оно
запечатлено в письме министру
Госбезопасности СССР: "Два с
лишним года я нахожусь в
заключении, не совершив никакого
преступления перед партией и
Советским государством — ни словом,
ни делом, ни мыслью. Сижу среди
врагов в чуждой и гнетущей меня
атмосфере. Временами кажется, что
это происходит в каком-то страшном
бреду…

Выполняя
конкретные поручения органов, я
сдал в Сталинградское управление
НКВД ряд материалов об
антисоветской агитации,
проводившейся отдельными лицами
или группой лиц, работавших в
литературе и искусстве.

29 мая 1950 г.
подал заявление в МГБ СССР (через
следователя Чумакова) о подрывной
работе ряда лиц в советской
кинематографии. Судя по газетам,
часть моих сообщений
подтвердилась.

В декабре 1950
г. в Озерлаге на л/п 02 я выдал
органам письменное обязательство
содействовать им в разоблачении
лиц, ведущих антисоветскую
агитацию. Это содействие я оказываю
искренне и честно и нахожу в этом
моральное удовлетворение от
сознания, что я и здесь, в необычных
условиях, приношу известную пользу
общему делу борьбы с врагами
СССР".

Плоды
деятельности Б. Дьякова
неожиданным образом обнаружились в
письме литератора М.Ф. Дорошина из
Волгограда, пришедшем в Усолье.

"С
Дьяковым я был знаком в
Сталинграде. Я работал в краевом
правлении Союза писателей. Нашу
писательскую организацию
разгромили, объявили "врагами
народа". Секретаря Союза Г.
Смолякова, писателя И. Владского и
меня бросили в тюрьмы и лагеря. Я
обвинений не признал, и они не были
доказаны. Насколько я знаю, не
вернулся никто, кроме меня, а когда
меня арестовали, мне было 26 лет. Что
говорить об этом оборотне? Я уверен,
что он и в Озерлаге входил в доверие
к людям и занимался той
неблагодарной, окаянной работой. И
книга его — образец иезуитского
творчества".

Полной
неожиданностью для меня стало
появление в позорном списке
писателя Б. Четверикова, автора
"Котовского", воспоминаний
"Всего бывало на веку". В 1990 г. в
Ленинграде я посетил его супругу,
видел огромные кипы рукописей о
лагерно-тюремных годах и не
подозревал об истинном лице
писателя.

М. Волынец
говорит: "Ни одного доброго слова
о Дьякове и Четверикове я не слыхал.
Все, кто побывал в больнице и
"инвалидке", о них говорили как
о стукачах и предателях. В лагере
были коммунисты преданнее его, но с
"кумовьями" они не якшались. И
никто им не угрожал, никто их не
обижал, даже уважали. Взять, к
примеру, генерал-лейтенанта М.В.
Гуревича (изобретателя МИГа). Это
был достойнейший человек, под стать
ему украинский писатель Я.
Майстренко, еврейский поэт
Платтнер, инженер М. Тарнавский, Д.
Мовчурук и другие.

А
относительно преданности
коммунизму Б. Четверикова у меня
есть право сомневаться. Это не
коммунист, а шкурник, ради шкуры
своей готовый предать и друга, и
соседа, и собственную честь, и
совесть. Такая мораль растленного
советского интеллигента. И вот эти
дьяковы, четвериковы, тодорские
позволяли себе давать политические
характеристики на зэков не из их
компании, по заказу "кума" или
даже по собственной инициативе. За
это их и били, и убивали, через это и
прятали "кумовья" "писать
романы" в лагере. Такие, видите
ли, Шекспиры и Шолоховы
сексотозные".

И все же не
надо забывать о страшной атмосфере,
царившей в лагере. Там выживали
только сильные духом, слабые
ломались. Свидетельствует Арман
Малумьян (Франция):
"Сформировались национальные
кланы. Обостренный национализм,
самый примитивный шовинизм… Все
пошло прахом, несмотря на годы
перенесенных испытаний. Западные
украинцы, литовцы, кавказцы, немцы,
латыши разделились на кланы. После
многих лет, проведенных вместе,
товарищи повернулись друг к другу
спинами".

А это
наблюдения Ю. Фидельгольца (Москва):
"Стукачество процветало в
спецлагерях, оно коверкало людей.
Как правило, стукачи набирались из
самых слабых, а их основном кредо
считалось — выжить любой ценой,
даже за счет предательства своего
же друга".

Вообще, в
наших озерлаговских зонах не
чувствовалось никакого единства.
Случайные люди из разных республик,
отличные национальными
особенностями, они замыкались в
своем кругу, не допуская чужаков.

Возвращаясь
к стукачеству, я хотел бы затронуть
еще одну проблему, нечаянно
подброшенную Варламом Шаламовым в
рассказе "Житие инженера
Киреева", и связать ее с именем
комкора А.И. Тодорского,
знаменитого узника Тайшета.

"Немало в
жизни арестантской, — пишет В.
Шаламов, — есть унижений, растлений.
В дневниках людей освободительного
движения России есть страшная
травма — просьба о помиловании. Это
считалось позором для революции,
вечным позором. И после революции в
общество политкаторжан и
ссыльнопоселенцев не принимали
категорически так называемых
"подаванцев, то есть когда-либо
по любому поводу просивших царя об
освобождении, о смягчении
наказания".

Ничуть не
обвиняя А.И. Тодорского,
отказываясь от каких-либо оценок,
приведу отрывок из его прошения
советскому "царю".

"Председателю
Совета Министров СССР,
Генералиссимусу Советского Союза
Иосифу Виссарионовичу Сталину от
заключенного Тодорского
Александра Ивановича. 1894 г.р., ст.
58.7.11. и ст. 17.58-8, конец срока 17.6.1953 г.,
содержащегося в Озерлаге МВД СССР.

Заявление

К вам
обращается:

А. бывший
герой гражданской войны, с 4-мя
орденами Красного Знамени.

Б. бывший
командир, лично известный вам по
встрече 11-13 ноября 1920 г. в Дагестане
и последующей работе в Закавказье.

В. бывший
литератор, удостоенный специальной
статьи Ленина В.И. "Маленькая
картинка для выяснения больших
вопросов":

И к великому
сожалению

Д. настоящий
преступник, совершивший тяжкое
преступление перед Советским
государством

… козявки,
дерзнувшие против Революции,
раздавлены и от них нет ни следа…

И уже 14-й год
я среди них.

Дело в том,
что я — не коренной преступник. Я —
невольный пособник врагов
Советской власти, оказавший им
помощь, независимо от своей воли и
сознания. Я был для них ширмой, за
которой они безнаказанно затевали
свое черное дело…

Я знаю, что вы
словам не верите, и в то же время
знал вас, как подлинного инженера
человеческих душ, безошибочно
определяющего двурушничество и
искренность…

Гражданин
Генералиссимус! Прошу вашего
ходатайства перед Президиумом
Верховного Совета о помиловании
меня или досрочном освобождении.
Сейчас, благодаря советской тюрьме
я — другой, полноценный человек.
Клянусь, до последнего вздоха буду
честно служить Родине". 14
сентября 1951 г.".

И еще без
одного персонажа картина была бы
неполной. Речь идет о бывшем
заместителе Молотова и заведующем
протокольным отделом Министерства
иностранных дел В. Н. Баркове. Он
имел большой срок, его лишили права
переписки с родными. Зато Барков, по
свидетельствам бывших зэков,
"всю дорогу катался
"придурком" на блатных работах
— то каптером, то хлеборезом, то
медстатистом в санчасти. За ним
ходил слух, что он — "стукач".
Естественно, Б. Дьяков о нем написал
как о великомученнике.

И напоследок
о "стукачах" — сухой
статистикой "В 40-х годах
гулаговская администрация
преуспела в организации
агентурно-осведомительной сети в
среде заключенных. Эта сеть
возросла с 1% в 1940 г. до 8% в 1947 г. Иными
словами, если в 1940 на каждую тысячу
заключенных приходилось 10
"стукачей", то в 1947 г. — уже 80. В
июле 1947 г.
агентурно-осведомительная сеть
насчитывала 138992 заключенных
ГУЛАГа, из них 9958 резидентов, 3904
агента, 64905 осведомителей и 60225 —
"противопобеговая сеть".