Возвращение
в Усть-Илимск

Заметки о кандидате в
депутаты Государственной Думы по
Тулунскому избирательному округу N
83 А.Т. Гамаюнове.

Так
случилось в моей биографии, что в
молодости пришлось шесть лет жить в
Братске. Годы эти ознаменованы были
пиком, вершиной воистину мировой
стройки века, когда завершалась
созидательная работа и подошел,
наконец, срок сдачи
гидроэлектростанции в
эксплуатацию. Год для меня
памятный, год 1967-й…

Я не был в
числе строителей, не участвовал в
перекрытии красавицы Ангары, о
котором сложил стихи легендарный в
то время Алексей Марчук. Я не строил
знаменитую ЛЭП-500, о которой
написала замечательную песню всем
известная Александра Пахмутова. Но
я был среди тех немногих, кто знал в
лицо всех именитых людей Братска,
потому что играл в лучшем оркестре
города, и оркестр тот был
востребован буквально везде — и в
цехах строящегося алюминиевого, и
на широко отмечаемых праздниках, и
на главном банкете в честь сдачи
ГЭС.

Да, мне
довелось обслуживать это
грандиозное мероприятие, довелось
слышать речи гостей, довелось
видеть и слышать начальника
строительства Ивана Ивановича
Наймушина — речь его была итоговой,
последней и выслушана она была
присутствующими стоя… От начала и
до конца. В те годы я был еще очень
молод, но не мог не заметить, что все
легендарные люди стройки
действительно были достойны тех
легенд, какие о них слагали в
народе. Алексей Марчук объединял
вокруг себя наиболее молодую и
талантливую инженерную элиту
Братска. Фрэд Юсфин был
действительно "министром"
культуры города, как это точно
подметил в своей поэме "Братская
ГЭС" Евгений Евтушенко.
Начальник строительства Иван
Наймушин был фигурой колоссальных
масштабов, ведь в Братске в
считанные годы, параллельно с
возведением самой ГЭС, был создан
уникальный и вместе с тем
гигантский промышленный комплекс,
задуманный как базовый для
обширных пространств
матушки-Сибири. После сдачи
гидроэлектростанции в
эксплуатацию многие творческие
силы были переориентированы на
Усть-Илимск, куда, в частности,
уехал и Алексей Марчук, назначенный
главным инженером нового
строительства. В этом, далеко еще не
обустроенном городе, неоднократно
пришлось побывать и мне.

Первое, на
что мы, музыканты агитбригады,
обратили внимание, был стоящий у
подножия небольшой горы только что
построенный современный Дом
культуры "Гренада", а на самом
возвышении — старая баня, на что тут
же отреагировал поэт и гитарист
Володя Воробьев: Старое и новое в
Усть-Илимске рядом: баня — храм для
тела, для души — "Гренада".

Обращали на
себя внимание грязные, разбитые
дороги, множество одноэтажных
общежитий и начатое строительство
ресторана. Усть-Илимск конца
шестидесятых — еще не город, но уже
и не поселок, а нечто среднее,
состоящее из контрастов, и всюду —
приметы разворачивающегося здесь
большого дела.

Объезжали мы
своей агитбригадой деревни
Приилимья, которые в ближайшие годы
должны были исчезнуть под водой. В
одной, кажется, носившей название
Подъеланка, зашли в магазин и
спросили сухого вина. Продавщица
ответила, мол, сухого нет, а есть
только в бутылках… И это
запомнилось. Из того времени я
вынес несколько ярких впечатлений,
наблюдений, мыслей.

Первое: на
больших стройках лидеры
определялись не по должности, как
это было, и происходит сейчас в
городах и весях, где жизнь
протекает спокойно, без всяких
грандиозных затей, здесь надо было
личность свою утвердить делом.
Гайнулин или тот же Марчук в
Братске высоких положений не
занимали, однако их знали все.

Второе: чтобы
выдвинуться среди себе подобных,
надо было в прямом смысле этого
слова "гореть" на работе, и
очень многие действительно сгорали
— кладбища того же Братска, где мне
приходилось бывать, буквально
усеяны могилами молодых.

Третье:
выдвижение кадров происходило
исключительно по деловым
качествам, а не по умению красиво
говорить ли способности вовремя
выгнуть спину перед начальством.

Отсюда и мое
безусловное доверие к личности
одного из нынешних кандидатов в
депутаты Государственной Думы —
Александру Тимофеевичу Гамаюнову.
Стать вторым после начальника
человеком на такой гигантской
стройке, как Усть-Илимский ЛПК, и
всего-то 35 лет от роду, — надо было
уже кое-что значить, как отмечает
известный писатель того времени
Анатолий Полянскй в своем очерке
"Побратимы". Надо было многое
пройти и во многом утвердиться как
личности, как организатору, как
человеку, который может повести за
собой людей — людей, искушенных
опытом, ведь за плечами большинства
из них была уже не одна стройка.

Познакомившись
с его биографией, изложенной в
обычной предвыборной агитке, а
затем и лично, я словно вернулся во
времена своей молодости, потому что
передо мной был живой человек или
даже живая легенда, которому
привелось в силу своего
исключительного положения
руководителя двигать десятки тысяч
людей — монтажников, бетонщиков,
арматурщиков, сварщиков, водителей
и тому подобное, которому привелось
встречать, размещать, определять на
работу, организовывать строителей
из двадцати стран, входивших в
Совет Экономической Взаимопомощи;
которому приходилось вместе с
начальником строительства
Валентином Михайловичем Шваком
отвечать за все и вся — перед
людьми, перед правительством, перед
страной, перед собственной
совестью. А совесть, хочу
подчеркнуть это особо, у строителей
того поколения была.

Они созидали
и создавали нечто, долженствующее
служить на благо всех: и старого, и
малого, и больного, и здорового, во
имя дня сегодняшнего и во имя дня
завтрашнего.

И опыт у них
был такой, которому нигде в мире нет
равного. И мера ответственности
такая, какая может быть только у
солдата на войне, у которого за
плечами его собственная родная
хата и отступать некуда. И вера в
нужность своего дела была у них
такая, что могли они претерпеть
любую скудость тех условий, в
которых жили и работали, о чем
когда-то написал в очерке Валентин
Распутин о первых строителях
Братска: у людей в палатках за ночь
примерзали волосы к подушкам.

Это сейчас
все перекраивается и
переиначивается. Это сейчас у
многих гигантов отечественной
индустрии, и в том числе
Усть-Илимского ЛПК, вдруг
объявились собственники в лице
неведомо откуда взявшихся людей,
которые и кирпичика не положили в
те стройки. Это сейчас говорят нам с
пропитанных насквозь ложью экранов
телевизоров и страниц центральный
газет, что-де никакого героизма не
было и в помине, а все будто бы
сталось само собой…

Ничего
подобного! И героизм был, и были
люди — не чета нынешнему племени,
как сказал бы, поднимись из гроба,
классик Михаил Лермонтов, со
стихами которого мы все начинаем
знакомиться в нежном школьном
возрасте.

И думается
невольно, что история — наша
собственная, а не закордонная
история — ничему нас не учит. Уж,
кажется, можно было разобраться,
пусть не в 1991, а в 1996 году, что такой
президент стране не нужен. Уж,
кажется, можно было разобраться,
что демократия в 1993 — никакая не
демократия, потому что никакие
нормальные люди своих собственных
избранников во власть отстреливать
не станут. Уж, кажется, давно надо
понять, что и Советский Союз без
единого выстрела был сдан
откровенными врагами и болтунами.
Так нет же: все, как есть потеряв, мы
продолжаем гнусить о некой
социальной справедливости, о
свободе слова, будто лживое слово
можно пришить к делу, и таким
образом восторжествует
пресловутая справедливость…

Уж, кажется,
пора бы понять, что и нас всех —
одного за другим — втягивают в
предательство, потому что с нашего
молчаливого согласия унижаются
старики — ветераны войны, труда и
тех великих строек, которыми
крепилось могущество государства.
Потому что с нашего молчаливого
согласия растлевается молодежь —
надежда любого народа на лучшее и
разумнее обустроенное как
ближайшее, так и отдаленное
будущее. Потому что мы и только мы в
день выборов или отсиживаемся дома,
или идем и голосуем против себя
самих — синдром болезни,
свойственный, наверное, только
России, который другой классик
обозначил, как "обломовщина".

А люди дела,
подобные Гамаюнову, — ищут дела. Не
власти, а именно дела! Не
обидевшиеся на чью-то
несправедливость и
беспамятливость, а уж кому, как не
Гамаюнову, и знать, как и чьими
руками создавался гигантский
лесопромышленный комплекс и какие
судьбы перемолол, какие надежды
похоронил. Не ушедшие в себя, хотя
этому поколению, этому столько
испытавшему народу в первую
очередь надо было бы плюнуть на все
происходящее вокруг и — спиться ли,
скрыться ли в древнем скиту, или
канючить с бумажками лозунгов у
порогов офисов власть имущих.

Но не такие
это люди — не из того теста
замешаны, не из такого сырого
железа откованы их бойцовские
характеры, что отойдут в сторону,
спрячут голову под крыло своих жен
и поплачутся горючими слезами в
разбитые корыта собственных судеб,
потому что люди эти идут до конца,
не изменяя ни себе, ни друзьям, ни
памяти тех, кто был с ними и до них.

Во время той
памятной для меня встречи с
Александром Тимофеевичем мы
беседовали о Герцене, о музыке, и
дивился я его настрою на жизнь,
словно не было за его плечами
сложных трудных лет, а впереди у
него — дальняя дорога, по которой
предстоит еще пройти.

И у меня на
душе было спокойно потому, видимо,
что от Гамаюнова веяло надежностью
и основательностью, каковые
свойственны людям, по-настоящему
сильным и простым в обращении с кем
бы то ни было.

И я понимал,
что желание Гамаюнова идти в
Государственную Думу — желание
нового большого дела. Это для него
то же самое, как если бы он снова
вернулся в Усть-Илимск, чтобы
занять свое место второго человека
на огромной стройке и пережить все
— от начала и до конца. Только
теперь, с высоты своего возраста и
опыта, он уже точно знает, что
созидание Свода Законов
государства — дело еще более
ответственное, нежели стройка
любого масштаба и значения, а
законы эти обязательно должны
служить всему народу России.

Николай
Зарубин, член Союза журналистов
России, член Союза писателей
России, главный редактор Тулунской
объединенной газеты
"Присаянский край".