Уроки
"Парижской коммуны"

Не самые
приятные, горячие и резкие, слова
неслись из громкоговорителя. Шло
областное селекторное совещание, и
начальник сельхозуправления
говорил о том, какой техникой
убирается хлеб, сколько получено ее
было в этом году и за счет чего.
Пришла пора возвращать те средства,
которые были взяты для покупки
техники и горючего. Слушали и
кряхтели тулунские мужики, что
собрались в небольшом помещении
местного отделения связи.

— А я еще в
марте солярку и бензин приобрел,
когда они вдвое дешевле нынешнего
были, — толкнув меня локтем,
негромко произнес сидевший рядом
Николай Тимофеевич Романкевич.

— Как
удалось?

— Поедем —
узнаете.

"Богатому
черт люльку качает", — почему-то
подумалось мне. Спустя полчаса,
когда селекторное совещание
закончилось, я и забыл про ту
известную поговорку. Романкевич
буквально клещами вцепился в
посланца областной власти В.А.
Бердникова, который приехал сюда с
инспекционной целью.

— Это почему
же так делается?! — возмущался
Романкевич. — Когда мы
договаривались с АО
"Иркутскхлебопродукт" о
покупке резины для "Кировцев"
за счет зерна, цена на него была вон
какая низкая. Сейчас она почти
втрое выше. Так почему же мы должны
исходить из той, прежней, цены?!

Всегда
улыбающийся, на вид без меры
добродушный, в эти минуты
Романкевич был неузнаваем.
Казалось, попади под руку ему
представитель того самого
"Иркутскхлебопродукта", он из
него душу бы вытряс. Чувствовалось,
не только за собственное хозяйство
болел председатель. Сильно его
задело, что опять деревня внакладе
осталась.

Но как же
сама "Парижская комммуна"
сумела задолго до взлета цен баки
горючим заполнить аж под самую
горловину? Ответ на свой вопрос я
получил несколько позднее, попав на
ток Новой Деревни.

— Вторым
рейсом идешь? — спросил пожилого
шофера Романкевич.

— Да, вторым.
Никаких задержек с разгрузкой нет.

Оказалось,
хозяйство отправляло на Тулунский
гидролизный завод не что-нибудь, а
овес, тот самый овес, от которого
все покупатели шарахаются в разные
стороны, почему и реализуется он по
низкой цене. Здесь же, в Новой
Деревне, буквально возвышались
огромные вороха черного-пречерного
овса, готового к отправке на
гидролизный завод.

— Сорт
Сибиряк, — пояснил председатель
колхоза. — Ну и что из того, что
черный? От этого он овсом не
перестает быть. А для завода
главное, чтобы полновесным был да
углеводы содержал. Вот под овес я и
заключил договор на покупку
горючего и еще в марте вывез его.

Сейчас снова
сельские руководители стремятся
установить контакты с
промышленными предприятиями. Беда
в том, что мало вот таких крепких,
как АО "Кедр", Тулунский
гидролизный, и им подобных. А уж то
предприятие, которое держится,
слабаков себе в партнеры не берет.
Точнее, не слабаков, а тех, кто слово
не держит. Колхоз имени Парижской
коммуны — компаньон на редкость
надежный. Потому охотно идут ему
навстречу промышленники. Вот и с
Мугунским разрезом у него давно
сложилась тесная дружба. Что это
дало? Машины в хозяйстве бегают,
трактора пашут, комбайны молотят.
Как молотят?

— Сегодня
пока что 415 центнеров выгрузил, —
сказал молодой комбайнер Александр
Кашко. — Маловато. Но мы и начали
когда? Лишь в обед. До этого сыро
было.

— За три
недели сентября у нас было
пять-шесть погожих дней, — уточнил
стоявший рядом Николай Тимофеевич.

Если 415
намолочено, значит, не менее десяти
гектаров убрано, хотя на дворе еще
не вечер. А во-вторых, как это при
пяти-шести погожих днях удалось
столько зерна намолотить? Я же
своими глазами видел огромные
вороха на всех трех токах.

— Э-э, да мы в
августе не спали, погоды не ждали.
Взяли и смахнули 1200 гектаров овсов
и пшеницы, — снова улыбается
довольный Николай Тимофеевич. —
Дожди? Ну как же без дождей в уборку?
Были. Но августовский день не родня
осеннему. Солнце выглянуло,
подсушило — мы и давай молотить. А
если бы ждали погоды — того зерна не
взяли бы. Подгон замучил бы.

Подгон? От
кого-кого, но от Романкевича
странно слышать такое. Уж здесь-то
за землей ой как смотрят. Едет
однажды полями председатель и
вдруг — что это такое? Осот в хлебах.
Машину разворачивает и к директору
школы. Дай мне ребятишек. Поле надо
прополоть. И пропололи они. Сам
Николай Тимофеевич неоднократно
при мне говорил: "Если увижу в
пшеничном массиве ячменный колос —
все. Это поле уже не нравится
мне".

Я имел
возможность не раз видеть плоды
столь исключительной
требовательности к чистоте полей. В
разгар лета ими залюбуешься. Потому
несколько необычно звучали для
меня слова Николая Тимофеевича о
подгоне. Но мир растений — особый
мир. Не в силах человека изменить
его правила и законы.
Приспособиться — другое дело. И
здесь, кстати, тоже
приспосабливаются. Учитывая
экономическую, хозяйственную
ситуацию, тут, например, на шести
полях из десяти сеют только по
парам. Конечно, для экономически
развитых стран это же кошмар:
каждый год капитально
ремонтировать треть полей. Но
сегодняшняя Россия к числу их уже
не относится. А хлебушек ойкак
нужен стране. И не какой-нибудь, а с
высоким содержанием клейковины.
Именно такой и ценится. Вот почему
аж три тысячи гектаров пашни
отводит хозяйство под пары.
Последним фактом никого сегодня не
удивишь. Удивляться приходится
другому. Даже после обильных
августовских дождей пары в
"Парижской коммуне" черные,
как вороново крыло.

А с другой
стороны, хозяйство чуть ли не
единственное в Иркутской области
внесло под каждый гектар по
центнеру минеральных удобрений в
пересчете на действующее вещество.
При столь обильном питании долго
нежились колосовые, впитывая
обильные соки земли. Колос
сформировался крупный, зерна в нем
было много, да дожди, будь они
неладны, как зарядили с середины
лета, так и остановиться не могли до
последних дней. Тут еще ветра
подули сильные. В общем, разметало
хлеба, на землю повалило, к почве
сырой придавило. Буквально
вгрызаются механизаторы в хлебные
заросли, отдирая тугие спелые
колосья от земли. Трудно убирать
слабый урожай, не просто дается и
богатый. Я видел, как работали эти
ребята: Александр Алексеенко,
Михаил Ефименко, Юрий Романкевич.
Говорю "ребята", потому что все
они молоды. Водят немецкие комбайны
"Доминатор". Согласно
нормативам они способны в день
обмолачивать до 50 гектаров. Но это,
если бы те машины работали на
германской земле да под небом
немецким, а не сибирским.

— Бывает, до
часу ночи работают механизаторы, и
до двух-трех, пока обмолачивать
можно, — пояснял нам управляющий
отделением Александр Иванович
Журов, которого мы встретили на
краю массива Воронцово. — Сколько
зерна отсюда возьмем? Меньше сорока
не будет. Да, по парам сеяли.

"Все это
здорово, — возразит, возможно, иной
сердобольный читатель-горожанин,
но молотить до двух-трех ночи?" Не
беспокойтесь, в хозяйстве давно уже
стали закреплять за одной
зерноуборочной машиной двух
механизаторов. Как ни молод,
например, Александр Кашко, но у него
в помощниках его младший брат
Сергей. Что это дает в конечном
счете — особых пояснений не
требует.

— У нас и за
трактором два человека закреплено,
— поясняет Николай Тимофеевич. —
Это дисциплинирует людей. Раньше,
когда один тракторист был, как
рассуждали некоторые? Как ни
работаю, все равно заработаю. А тут
нет, шалишь. Свою ночную смену от
звонка до звонка пропашешь. Вон они
стоят, ждут, когда поле освободится.

И Романкевич
показал на противоположный край
массива, где действительно
сосредоточилась небольшая колонна
тракторов. А сумерки, между тем,
становились все гуще и гуще.

Знаю, что и в
хорошие времена, когда люди на
оплату не обижались, введение
второй смены в осенний период часто
вызывало нарекания. Многим
хотелось как можно больше
заработать. Напомнил о том времени
Николаю Тимофеевичу.

— А мы нынче
пересмотрели оплату труда
механизаторов, — заметил он по
этому поводу. — Что ни говорите, но
урожай в первую очередь зависит от
того, как поле будет вспахано.
Потому и повысили им оплату. И если
раньше дежурных назначали, чтобы те
поля объезжали да смотрели, не спит
ли кто-либо, то теперь в этом
надобность отпала.

Где-то около
700 гектаров вспахал на
"Кировце" Александр
Полунченко, большая выработка у
двух Викторов — Грищенко и
Кириенко. У них трактора одной
марки, потому это очень ревностно
следят они друг за другом. Ну а уж
комбайнеров сам Бог велел сполна
одаривать хлебом. Цифры, которые
называли мне, поражали воображение.
Каждый сотый центнер из
намолоченного тобой — твой.
Например, Саша Алексеенко в прошлом
году выдал из бункера своего
комбайна 14 тысяч центнеров зерна. В
качестве оплаты ему начислили 14
тонн. "И это при том, что всего-то
он работал той осенью чистых 17
дней", — с какой-то легкостью
замечает Романкевич. И ни малейшего
чувства зависти в его словах. Да,
председатель знаменитого, одного
из самых лучших во всей Восточной
Сибири колхозов, Герой
Социалистического Труда, получил в
прошлом году намного меньше зерна,
чем хороший комбайнер или
тракторист. Это ли не свидетельство
того, что те, кто по-настоящему
пашет, глотая пыль, или мерзнет на
ветру в студеные дни страды, убирая
урожай, не просто окружены почетом
и уважением. Их труд по достоинству
оценивается. Рублем и хлебом. Таков
еще один урок "Парижской
коммуны".

"Пускай
отдадим комбайнерам, трактористам,
шоферам и другим работникам урожай
с 500 гектаров. Много? Да. Но зато весь
хлеб будет убран. Ну, а если вдруг
сотню гектаров оставим под снег…
Тут уже иные условия оплаты будут
применены", — так рассуждал
Николай Тимофеевич глубоким
вечером, когда мы сидели у него дома
и перекусывали перед дорогой. Вышли
на улицу — с неба как из ведра лило.
За две декады октября на тулунской
земле лишь два дня держалась
хорошая погода. Достается сейчас
лидерам. "Но мы все равно
уберем!" — слова эти, сказанные на
ночном поле управляющим Журовым, до
сих пор слышатся мне. И я верю,
хлеборобы "Парижской коммуны"
добьются своего.