Чтобы
тайга не пахла дымом
Иркутской
базе авиационной охраны лесов 60 лет

Шестьдесят лет назад, когда в
Иркутске только зарождалась
авиационная охрана лесов, тайга
горела меньше. Н.Любуцин,
сегодняшний начальник Иркутской
авиабазы, объясняет это просто:
дорог было мало, а личного
автотранспорта не было вовсе,
поэтому праздношатающихся людей в
лесу было совсем немного. А
коренные таежники — охотники,
рыбаки, жители лесных поселков — к
своему кормильцу-лесу относились с
большим уважением и почтением.
Лесорубов тоже было относительно
немного, так что поджигать лес было
в общем-то почти некому.

Но пожары, тем не менее,
случались — и от гроз, и от весенних
пожогов сухой травы на покосах.
Вблизи населенных пунктов их
тушили всем миром, а вот в отдалении
огонь нередко набирал
катастрофическую силу, потому что
тушить его было некому.

В 1939 году два
самолета ПО-2, в Иркутском и
Качугском авиаотделениях, начали
патрулирование лесов на первых
восьми миллионах гектаров. Эффект
почувствовался сразу: вовремя
обнаруженный пожар на малой
площади, пока он не успел набрать
силу, потушить не так уж и сложно,
поэтому лесов сгорело меньше, чем
обычно. А уже в следующем году
территория лесов, охраняемая с
помощью авиации, была увеличена до
восемнадцати миллионов га.
Дополнительные авиаотделения
открылись в Усть-Куте, Киренске,
Преображенке и в Бурят-Монгольской
АССР. Количество патрульных
самолетов увеличилось до шести.

В сорок
первом, перед самой войной,
авиаотряд был преобразован в
лесоавиационную экспедицию.
Охраняемая территория превысила 37
миллионов гектаров. Парк
патрульных самолетов, все тех же
ПО-2, вырос до 12. Теперь они летали
еще и над Читинской областью.

В
сегодняшних реалиях, когда у России
ни на что доброе не хватает денег, в
это трудно поверить, но Николай
Любуцин рассказывает, что во время
войны авиационная охрана лесов не
только не прекратилась, но и
продолжала развиваться. В
труднейшем сорок втором, когда даже
исход войны еще был неясен, когда
каждый летательный аппарат был
нужен фронту, когда вся страна жила
под лозунгом "Все для фронта! Все
для победы!", государство
умудрялось наращивать силы для
защиты наших лесов от летних
пожаров. Именно в сорок втором на
территории нашей области было
открыто еще два авиационных
отделения — в Бодайбо и Братске.
Площадь сибирских лесов,
охраняемых с воздуха, достигла 52,5
миллиона гектаров. Неужели тогда, в
сорок втором, страна была богаче,
чем сегодня?!

— Конечно,
богаче! — отвечает Николай
Николаевич не задумываясь. — Богаче
не деньгами и не ресурсами, а
духовным потенциалом. Да и деньги в
те времена никто в швейцарские и
прочие забугорные банки не вывозил.
Деньги работали не на отдельных
олигархов, а на всю Россию, на
Советский Союз. Поэтому для
патрулирования лесов находились и
самолеты, и горюче-смазочные
материалы. Простоев, как случается
сейчас, не было. Во время войны не
хватало мужчин. Они воевали.
Поэтому и радистами, и
летчиками-наблюдателями, и лесными
пожарными работало много женщин.

— Что вы
подразумеваете под духовным
потенциалом? — спрашиваю Любуцина.
— Это патриотизм, или, может быть,
люди тогда лучше понимали
значимость экологических проблем,
яснее осознавали, что лес — это
национальное достояние великой
страны, наше главное богатство, наш
главный природный ресурс?

— Прежде
всего — естественность и духовную
близость к природе, — отвечает он. —
В то время, наверное, никто, кроме
ученых не знал столь модного теперь
слова "экология", и громкие
слова о национальном достоянии
здесь ни при чем. Все было проще и
естественнее. Люди не отделяли себя
от природы, от леса. Лес был своим. И
если он горел, это воспринималось
так же, как пожар в доме. Собирать
людей на тушение, тем более
уговаривать их не было нужды. Они
шли сами, шли всем миром, потому что
принимали природную беду как беду
личную. Никому ведь не придет
сегодня в голову, уходя на работу,
сознательно, от лени, оставить дома
включенным электроутюг или после
обеда выплеснуть из тарелки
остатки супа на пол. Это было бы
неестественно. Вот и к лесу у
простых людей и у государства в
целом было отношение как к
собственному дому. Не только мы,
сибиряки, практически вся Россия
живет в лесу. Это наш общий дом, а
значит война не война, его нужно
беречь, чтобы было где жить после
победы. Впрочем, наверное, это и
есть патриотизм.

Разговаривая,
мы идем с Любуциным по лесной
тропинке. В ярком солнце светятся
золото и пурпур осенней листвы. Мой
собеседник неожиданно
останавливется, глубоко дышит:

— Люблю
осенний лесной воздух: он совсем не
пахнет дымом…

Услышав
приближающийся гул вертолета,
поднимает голову и говорит:

— Это наши из
Прибайкалья возвращаются.

— Заметив мое
удивление, поясняет:

— Нет, не с
пожара. Тайга, слава богу, уже не
горит. Теперь главное, чтобы
ягодники клюквенные болота не
подожгли. А вертолет летал за
лесопатологами, они кедровники
обследовали на зараженность
сибирским шелкопрядом. Этот
вредитель еще хуже пожаров. Лес
после него долго не
восстанавливается.

Николай
Николаевич поднял сосновую шишку и,
отрывая чешуйки, вернулся к
прерванной теме.

— Отношение
государства к лесу в предвоенные,
военные и все послевоенные годы,
вплоть до начала девяностых, мне
как раз совершенно понятно, потому
что оно было естественным и
разумным. Гораздо труднее понять и
оправдать то, что делается сегодня.
Почему не находится денег на ремонт
самых удобных для нас самолетов
Ан-2? Их в области всего семь штук
осталось. Куда утекает горючка из
нашей не только лесной, но и
нефтяной державы? Почему ежегодные
весенние пожары всегда захватывают
страну врасплох, как
непредсказуемые землетрясения?
Почему в экстремальных ситуациях
страна находит огромные деньги,
чтобы справиться с бедой, но
вовремя не находит малых денег,
чтобы эту беду не допустить вовсе?

Сейчас, в
связи с нашим юбилеем, я получаю
много поздравительных телеграмм,
факсов, телефонных звонков, в том
числе и из Москвы, из правительства
и Госдумы. Если верить добрым
словам и благодарностям, выходит,
что на всех уровнях
государственного управления все
все прекрасно понимают. А
посмотришь бюджет страны на
очередной год — плакать хочется.
Правда, нынче было чуть-чуть лучше,
чем в предыдущие годы. Хочется
поверить, что это начало перелома в
государственном отношении к лесу,
да боюсь сглазить.

— А люди? —
спрашиваю. — Ваши люди, те, что
продолжают работать в
авиалесоохране? Их отношение к лесу
тоже изменилось?

— Нет! —
категорически заявляет Любуцин. —
На их плечах сегодня держится вся
авиалесоохрана. Благодаря их любви
к лесу и к своему делу. Про зарплату
ничего говорить не буду. Мне как
руководителю стыдно, что я не в
силах дать им большего. Они
продолжают работать, хотя в связи с
изношенностью наших летательных
аппаратов все чаще случаются
нештатные, экстремальные ситуации.
В прошлом году вертолет упал на
территории национального парка.
Нынче — в Чунском районе. Были
случаи отказов двигателей у
самолетов Ан-2. Хорошо, что эти
машины могут совершать посадки в
режиме планирования. Чудо спасает
нас от жертв по этим причинам. Но
если вспомнить разные годы… Наши
люди гибли в огне, подрывались на
собственной взрывчатке, спеша
отрезать от огня лесные массивы.
Трамвировались и даже погибали
наши парашютисты-пожарные, прыгая
на лес, чтобы спасти его. Работа
очень опасная, а зарплата… Нет,
наши люди работают не за деньги!

О своем
коллективе Николай Николаевич
всегда рассказывает много и с
удовольствием. Нынешнее лето было
трудным. Особенно на севере
области. Огромные площади, по
словам начальника авиабазы,
удалось спасти Братскому звену, в
частности — Нижнеилимскому
отделению, которым руководит Н.
Молчанов. Хорошо отработали в
пожароопасный сезон Нижнеудинское
и Чунское отделения. Благодаря
иркутянам дымы не часто затягивали
небо над областным центром. Но
особая гордость Любуцина —
ветераны авиабазы. Он знает их всех
по имени-отчеству и готов
перечислять бесконечно: Крюков
Виктор Яковлевич, Сорокин
Александр Владимирович, Гурский
Николай Васильевич, Копылов Михаил
Васильевич… Мала газетная площадь,
чтобы в одной заметке перечислить
имена всех, кто того заслуживает.
Надеюсь, зимой, когда у них будет
побольше свободного времени,
познакомиться с ними поближе и
рассказать хоть немного подробнее.

Спрашиваю
начальника авиабазы о перспективах
развития предприятия, и он
оживляется. С удовольствием
рассказывает о новинках,
внедряемых в практику и способных
заметно повысить эффективность
охраны наших лесов. Это, конечно же,
космический мониторинг и
грозопеленгация. Это
экспериментальные
самолеты-амфибии Бе-12 и новинка,
построенная на нашем авиазаводе, —
воздушный танкер Бе-200. Пока этот
самолет проходит испытания, и их
результаты вселяют очень большие
надежды. Рассказывает о новых
средствах связи и очень
оптимистично заявляет, что
сегодняшние трудности, нелепости и
неурядицы — дело временное. Скоро,
очень скоро все придет в норму.
Иного просто не может быть, потому
что мы живем в лесной державе. Наш
лес — это на самом деле
национальное достояние, и он будет
сохранен несмотря ни на какие
политические или экономические
катаклизмы.