Мы
родом из Алари

Я живу на
земле своих предков, родом из села
Ныгда, в переводе с бурятского на
русский язык это слово означает
"единство" или "единение".
Почему именно такое название,
сказать трудно, наверное, наши
предки придавали ему большой смысл.
Видимо, это было не зря, неспроста —
в роду главными ценностями были
крепкие семейные устои, законы
мирной, трудовой жизни.

Наша
родословная восходит к далеким
временам, когда предки — хонгодоры,
кочевые бурятские племена — в
поисках плодородных земель
поселились в благодатной аларской
долине. Выходцы из этого племени
живут сейчас в Оке, тунке, Закамне
(Бурятия), в Алари. Занимались они
скотоводством, охотой,
рыболовством, а позднее —
земледелием, чему их научили
русские переселенцы из западных
районов России. В то время природа
еще имела свой первозданный вид, а
человек жил в гармонии с ней, и
земля щедро делилась своим
богатством.

До сих пор
ученый люд спорит о происхождении
хонгодоров — выходцы ли они из
Монголии или буряты, в смутные
времена ушедшие туда и потом
вернувшиеся обратно на свою
исконную землю. Пусть ученые,
писатели, историки дискуссируют,
это их право, надо надеяться, что
историческая истина или факт будут
установлены.

Племя
хонгодоров делилось на 9 родов,
одним из них является род Дуртэн (в
переводе на русский язык
"мастеровые"), представителями
которого и являются наши предки.

Когда-то,
давным-давно, на аларской земле
жили три родных брата — Буха, Осип и
Алексей, наши прадеды, от них пошли
фамилии Бухаевы, Осиповы,
Алексеевы. Не одно поколение
родственников продолжает наш род
не только в нашем районе, но и во
многих уголках России.

Недалеко от
Ныгды, в лесу, есть у нас родовое
место — священный уголок, пока не
занесенный на карту Алари памятник
природы, где мы отдаем дань
поклонения родной земле, духам
предков, памяти тех, кого нет с нами.
Здесь наши прадеды в знак родства
посадили три дерева: ель, сосну,
лиственницу. Трудно сказать,
сколько им лет — невозможно их
обхватить руками, и далеко-далеко к
небу тянутся их вершины. И вот
растут они, три великана, на лесной
поляне, освещенные солнцем,
продуваемые четырьмя ветрами, как
часовые, охраняя покой родной
земли. Есть нам чему удивляться,
радоваться, чем восхищаться и
гордиться — сотворено
чудо-наследство на многие века для
потомков. Весть об этом благородном
деянии передается из уст в уста, из
поколения в поколение.

У нашего деда
Дашея было пятеро сыновей. Старшим
был мой отец, Николая Дашеевич
Бухаев, простой крестьянин, человек
от земли, мастер на все руки,
плотничал, столярничал, делал
своими руками все, от домашней
утвари до новых добротных домов.
Каждому из своих братьев построил
дом, причем не похожие один на
другой, разные по проекту.
Построить себе дом отец не успел,
постарел, мы жили в небольшой,
купленной у какого-то хозяина избе.

У родителей,
как у многих людей деревни, не было
образования. Мама Софья Кирилловна
не училась грамоте, отец закончил
три класса церковно-приходской
школы. Но природа одарила их умом,
трудолюбием, душой и совестью. В 30-е
годы они стали членами
сельхозартели "Красная Ныгда".
В семье нас три сестры: Любовь, Вера
и я, Елена.

Оглядываясь
назад, вспоминая детство,
родительское воспитание, перебирая
в памяти отдельные эпизоды, факты,
детали, их общение с нами, которые
для нас (с высоты наших лет) стали
существенными, значительными
теперь, приходится удивляться, как
простые, скромные люди, не зная даже
азов педагогики, давали нам
наглядные уроки добра, труда,
высокой морали. Мы не слышали, не
видели ругани, оскорбления,
унижения достоинства, не знали
физического наказания, долгих
нравоучений. Несколько емких
отцовских слов, один строгий взгляд
— таково было наказание за
проступки — шалости. Детство,
отрочество рядом с родителями, на
лоне природы, в труде и в заботах
были для нас самым счастливым
периодом нашей жизни, остались
самым светлым воспоминанием, хотя
эти годы пришлись на бедное,
военное, послевоенное время — без
игрушек, одежды, сладостей.

Родители
были хорошими хозяевами: держали
скот, птицу, имели огород, поле под
картофель, сенокосные угодья (утуг)
— везде был порядок, все домашние
дела выполнялись вовремя, в срок, от
души. Мама была мастерицей варить,
стряпать, шить, наши двоюродные
сестры-сироты часто прибегали к нам
на лапшу, блины, саламат (когда была
мука), с удовольствием пили напитки
— тарак, арсу.

Что
удивительного было на нашем
огороде? Выращивали, кроме других
разных овощей, тыкву, которая в то
время была в деревне чуть ли не
диковинкой, экзотикой. Крупные,
зеленые, лежали они осенью на земле.
Семечки жарили на сковородке (было
такое лакомство), из мякоти мама
варила вкусную ароматную кашу в
чугунке в русской печи. В войну
тыква была большим подспорьем к
столу.

К каждому
сезону года для нас были готовы
унты, тапочки, рукавицы, благо был у
нас свой, самодельный станок для
выделки шкур. Искусная мастерица,
мама шила людям по заказу. Еще она
была своего рода деревенской
знахаркой — лечила трахому глаз,
ушибы, правила голову от
сотрясения, все это делала в строго
отведенных правилах и границах,
бесплатно, бескорыстно. Скольким
людям она сохранила здоровье! У
отца был ревматизм, и мама весной,
летом устраивала лечебные ванны из
цветов и трав.

Отец был
единственным человеком в селе,
который занимался очень
необходимым, нужным делом, без чего
не могло существовать колхозное
производство, — делал сани, телеги,
вилы, грабли, деревянную посуду,
мебель для столовой, полевого
стана. Держал колхозного коня,
весной и осенью ездил в лес, по
только ему известным правилам
подбирал и готовил материал. Знал
ягодные места, ручьи, озерца, лесные
тропы, и для меня наступали
настоящие праздники, когда отец
брал меня в лес. Под большими
навесом у него была мастерская:
самодельный столярный станок, у
стены висел большой шкаф с
инструментами, каждый из них лежал,
висел на своем месте. Все, что он
делал, не отличалось от заводской
марки, было добротно, эстетично. Во
дворе у нас всегда стояло несколько
поленниц дров, сейчас трудно
объяснить, как отец умудрялся один
(ведь в семье не было других мужчин)
заготовить, навозить столько дров,
потом распилить, расколоть, сложить
их на загляденье, чему учил нас
постоянно. Отец понимал красоту
труда, жизни.

Была у нас
бурятская, 4-стенная юрта, символ
крестьянского двора и его
благополучия. Наступала весна,
прилетали ласточки, возле каждого
из 4 столбов устраивали гнезда.
Утром, проснувшись от громкого
щебета, мы любили наблюдать за их
заботой о своем потомстве. И так
каждый год. С тех пор я не видела
ласточек. Видимо, в природе все
живое взаимодействовало.

На чем
держалась наша семья? Труд на благо
людей, свое хозяйство, дары природы
и конечно же добрый семейный
микроклимат, думается, — тот
стержень, на чем основывалась наша
более или менее благополучная
жизнь. Родители жили своим трудом,
своими руками создавали условия
для нормальной жизни, я не помню,
чтобы семья голодала, хотя в войну и
после нее ели лепешки из мерзлой
картошки, хлеб из курлычьей муки,
сдавали немалые заготовки
сельхозпродукции государству, но
не числились в должниках.

Когда
наступал сенокос, всей семьей
заготавливали сено на зиму, у
каждого члена семьи были свои
орудия труда. Для меня тоже имелись
— по росту, по возрасту, по силам
лопата, грабли, вилы, саночки с
ящичком для уборки снега, навоза.

Сестры
собирали летом ягоды, сушили на
зиму, ездили на базар их продавать.
Дикий лук, который рос на наших
лугах, зимой в сушеном виде служил
приправой для разных блюд,
собранных осенью несколько мешков
иван-чая хватало до следующего
года. Зимой отец возил сено на базар
продавать, к вечеру возвращался с
гостинцами, разными необходимыми
вещами для дома. Умение
хозяйствовать, трудиться,
расторопность были присущи
родителям.

Во время
войны правление колхоза доверило
нашему отцу самый ответственный
участок колхозного производства —
животноводство. На фронт его не
взяли из-за возраста, но два его
брата — Иван и Ошир — танкист и
сапер, погибли под Сталинградом.
Когда я подросла, мама мне показала
отцовскую медаль "За доблестный
труд в ВОВ 1941-1945 гг." — награду за
его труд в тылу.

В октябре 1947
г. (это 50 с лишним лет назад), когда я
училась во 2 классе, умер наш отец.
Мама пережила его на 22 года. До
конца своих дней она была ему
благодарна за совместную,
счастливую жизнь, выполнила все
поминальные ритуалы с помощью
приезжего ламы (бурятский
священник). Жаль, что отец рано умер,
не увидев, как у нас сложились
судьбы, выросли его 17 внучат, растут
25 правнуков. Мама по природе своей
была скромной, сдержанной, доброй
женщиной, никогда не вмешивалась в
нашу семейную жизнь, не выясняла
отношения с зятьями, жила без
ругани, скандалов, упреков, ничего
не просила, не требовала, а в
трудные периоды жизни всегда была с
нами.

Старшая
сестра — Любовь Николаевна — после 5
класса вынуждена была оставить
школу, чтобы помогать отцу (в
последние годы отец тяжело болел), с
15 лет начала работать в колхозе, всю
сознательную жизнь проработала
сначала в полеводстве, а потом до
самой пенсии — в животноводстве,
была передовой телятницей, дояркой,
удостоена разного рода наград и
званий, вырастила, выучила нас. Мы с
Верой Николаевной — педагоги.

Говорят,
счастье надо создавать своими
руками. Согласна, но считаю, что
одним из составляющих его являются
родители, то, что они вложили в
своих детей, как научили трудиться,
какую дорогу указали.

Мы, три
сестры, дожили до старости, не
потерялись, не сломались, не
очерствели душой в круговерти
жизни, поработали на славу,
вырастили детей, не подвели
родителей, не опозорили отцовскую
фамилию. Вместе делим радости,
горести, трудности, растим внуков,
верим в доброе будущее.