Пол
слабый, ум сильный

Женщина, за считанные годы
сделавшая деловую карьеру, не может
не вызывать любопытства. В
последние годы, правда, во главе
федеральных и областных структур
все чаще стали появляться
представительницы слабого пола.
Впрочем, "все чаще" — пожалуй,
слишком громко сказано. Среди
руководителей комитетов и
управлений в Иркутске можно
насчитать сегодня с пяток дам.
Лариса Соколова среди них занимает
особое положение. Комитет по труду
администрации области она
возглавляет столько лет, сколько он
существует. Вообще же в должности
руководителя областного масштаба
ее впервые утвердили более
четверти века назад. Глядя на милое
и молодое лицо с фотографии,
сделанной совсем недавно, вы,
наверное, удивитесь: какие же
четверть века? Вот и я не удержалась
от этого вопроса — он был первым в
нашей беседе.

— Просто меня
очень рано назначили начальником. В
возрасте, как тогда принято было
говорить, комсомольском. Кстати,
именно из-за этого первая попытка
утверждения в должности
заместителя начальника областного
отдела по использованию трудовых
ресурсов — это прежнее название
нашего комитета — оказалась
неудачной. Когда министр спросил:
"Вы не собираетесь в партию?", я
ответила: "Зачем? У меня еще
возраст комсомольский". И год
работала без утверждения, а потом
снова предстала перед министром —
уже кандидатом в члены партии.
Тогда меня удостоили доверием. В то
время должность начальника нашего
отдела была чисто номенклатурной. В
это кресло обычно садили секретаря
райкома КПСС либо председателя
горисполкома, которые в вопросах
труда совсем не разбирались, так
что мне как
трудовику-профессионалу и
приходилось организовывать работу
по использованию трудовых ресурсов
в области. А я после института
народного хозяйства сначала
поработала старшим экономистом в
районном звене — отделе по труду
Свердловского исполкома, потом уже
пришла в областной аппарат.

— И когда
комитет возглавил профессионал?

— Когда
главой администрации стал Ю.А.
Ножиков. Перед моим назначением на
должность председателя у нас с ним
было несколько бесед. Я сначала
отказалась от предложения
возглавить комитет. Как-то не
стремилась сильно в большие
начальники.

— И что
же повлияло на ваше решение?

— В беседе с
Ножиковым мы определили круг
вопросов, которыми будет
заниматься комитет. Наметили
несколько новых направлений.
Раньше ведь мы подчинялись Москве,
в областном отделе работало всего 20
человек, и вели мы лишь три
направления: демография, зарплата и
потеря рабочего времени. А тут
появились перспективы.

— Значит,
тогда вы и стали в администрации
области первой
женщиной-председателем. С тех пор
многое изменилось в деятельности
комитета по труду?

— К
сожалению, почти все.

— Почему
же "к сожалению"?

— Потому что
мы ушли от главных вопросов в
экономике труда: нормирования,
производительности, организации
зарплаты.

— Да ведь
это все социалистические
пережитки.

— Вот-вот. Нам
нормирование стало ненужным, мы его
вообще отменили за ненадобностью. А
я в Америку ездила учиться
нормировать труд — там считают это
понятие одним из главных для
рыночной экономики. Так же, как и
производительность труда. В Японии
есть центр производительности,
финансируемый государством. И
развитие производительности труда
является там государственной
задачей. В этом центре я обучалась
нынче полтора месяца. У меня есть
сертификат — являюсь консультантом
международного класса по
производительности труда. Но у нас
на предприятиях такие специалисты
даже не востребованы. Так что наши
так называемые социалистические
понятия — на самом деле они не
социалистические, а базовые —
используют во всем мире, кроме нас
самих. А мы еще долго будем бедные,
пока не научимся организовывать
свой труд. Так и будем считать
потребительские корзины, объявлять
в газетах, сколько чего каждый
должен есть, определять
прожиточный минимум.

— Разве
раньше вы не считали прожиточный
минимум?

— Нужды не
было. Устанавливалась минимальная
зарплата — она равнялась 70 рублям, и
этого показателя было достаточно.
Он соответствовал международным
стандартам, то есть как раз отражал
прожиточный минимум и
воспроизводственные функции
(потребности неработающих членов
семьи). С 1992 года мы сделали
огромный разрыв между зарплатой и
прожиточным минимумом — в 10 раз.
Теперь у нас минимальная зарплата,
установленная правительством, — 83
рубля 19 копеек. На нее никто жить не
может. Она установлена для
определения разного рода пособий и
штрафов.

—
Интересно, платят ли кому-нибудь
такую зарплату?

— А почему
нет? В этом случае работодатель не
нарушает закона. Мало ли что вы на
эти деньги жить не сможете.

— Значит,
вопросы оплаты труда и уровня жизни
должны регулироваться рынком?

— В рыночной
экономике эти вопросы как раз
регулирует государство. Я смотрела
это и во Франции,и в Японии, и в
Америке. Скажем, создается частная
фирма. Берет лицензию на какой-то
вид деятельности. Если штатом
установлена почасовая оплата
работникам 15 долларов, предприятие
меньше платить не имеет права. Его
тут же закроют. Точно так же
государство регулирует и уровень
квалификации работников.
Министерство труда штата
подписывает сертификаты по
профессиональной принадлежности:
что этот рабочий обучен такой-то
профессии в соответствии с
необходимыми требованиями. Они там
водопроводчика по 5 лет учат.

— Но
можно ли у нас как-то защитить
человека от произвола
работодателя? Скажем, приходит к
вам в комитет некий труженик и
говорит: "Посчитайте мне
зарплату, мне неправильно
выдали". Что вы делаете? Наверное,
отправляете его в какую-нибудь
инспекцию…

— Нет,
считаем ему зарплату. Потому что в
инспекции по труду сидят юристы,
которые в начислении зарплаты не
смыслят. Они только могут заставить
бухгалтера на предприятии в
присутствии жалобщика пересчитать,
найти ошибку в расчетах. Когда люди
обращаются в судебные инстанции за
защитой своих прав, суды именно у
нас запрашивают заключения о
правильности начисления зарплаты.
Из-за того, что у нас такая
неразбериха в вопросах труда,
комитет превратился в пожарную
команду.

—
Вопросы защиты прав работника
должны, наверное, оговариваться в
коллективных договорах.

— Система
социального партнерства, которая
так активно действует за рубежом, у
нас только формируется. И этим тоже
занимается комитет по труду.
Соглашение работодатель и профсоюз
будет основным правовым
документом, регулирующим трудовые
отношения. Но пока лишь 27%
работающих в области охвачены
социальным партнерством. Для
остальных это пока не важно. А будет
важно, когда их выгонят с работы, —
они придут сюда жаловаться. Будет
важно, когда их отправят в отпуск
без сохранения зарплаты — они
придут жаловаться.

— Или
начнут бастовать.

— Забастовки
— тоже наша работа. Мы проводили
много семинаров, чтобы людей
научить бастовать. В том числе
профсоюзы. Сейчас разрабатываем
нормативную базу, как правильно
заключать коллективный договор,
как организовать забастовку, как
провести примирительные процедуры.
Началось снижение забастовочного
движения. А раньше у нас была самая
бастующая область — из-за учителей.
У других по 5-6, а у нас 260 забастовок
в год.

— А
делаете вы прогнозы по зарплате?
Скажем, средняя зарплата в области
будет расти или падать?

— Такие
прогнозы делать сложно. До сих пор
зарплата у нас повышалась
непропорционально росту
производства. Она не подкреплялась
объемамм выпущенной продукции,
отсюда и рост задолженности. Если
мы начнем приводить зарплату в
соответствие с темпами роста цен,
она должна сейчас подходить где-то
к трем тысячам рублей. А если будем
исходить из темпов рота объемов
производства, то среднюю зарплату в
области (она составляет полторы
тысячи) придется снизить.

— Но
объемы у нас повышаются.

— А долги?
Этот рост объемов не покроет даже
накопившиеся долги.

— Ну в
бюджетной сфере государство
регулирует оплату труда. А в
частных предприятиях?

—
Руководители чаще всего берут
зарплату просто с потолка. Потому
что специалистов по труду на
производстве нет, их давно
сократили. Их теперь не готовит
даже экономическая академия.
Сейчас модно учиться на менеджера.
Все пишут: менеджер, менеджер,
менеджер. Но ведь менеджер — это
организатор, а не экономист. Так что
наш комитет превратился в
консультационный пункт по вопросам
начисления зарплаты.

— Вы
даете консультации за деньги?

— Бесплатно.

— И много
страждущих?

— Около
тысячи ответов за полгода мы даем
на письменные обращения. А устные
вообще не считаем.

— А кроме
зарплаты еще что-нибудь рабочего
человека волнует?

— Еще цены
волнуют, от них тоже зависит
уровень жизни. Мы в "Восточке"
ежемесячно публикуем
потребительскую корзину. И все
равно приходят к нам из
общественных организаций,
пенсионеры — хотят сами считать
прожиточный минимум, семейный
бюджет, просят научить.

Когда цены
полезли выше доходов населения, у
нас появился новый показатель —
бедности. 35% жителей области
сегодня имеют бюджет ниже
прожиточного минимума. А до 17
августа прошлого года показатель
бедности не превышал 21-23%.

— А много
у нас богатых?

— Бедных в 15
раз больше, чем богатых. Вернее,
людей с достатком. К ним относятся
все, у кого среднедушевой доход
превышает две тысячи рублей в
месяц.

— Какая
печальная картина…

— Тут надо
иметь в виду, что есть еще
неучтенное население, которое
занимается частным бизнесом, минуя
налоговую инспекцию. Так что
уровень жизни, возможно, выше, чем
мы считаем. У нас сейчас в области 240
тысяч взрослых, которые по
статистике не работают и не учатся
на дневных отделениях. А через
службу занятости проходят всего
лишь 30—40 тысяч из них. Но эти 200
тысяч на что-то же живут.

— Может,
бутылки собирают.

— Это тоже
доход.

— Не от
хорошей жизни, однако.

— Согласна.
Беда в том, что рабочие кадры у нас
теперь практически не готовят.
Система ПТУ перестраивается, в них
учат на менеджеров, юристов,
парикмахеров, психологов. Причем
низкой квалификации и потому не
востребованных. Тот, кто хочет
сменить профессию, не знает, куда
обратиться.

Мы изучили в
области базу вторичного обучения
взрослого населения. Владеем
сейчас банком данных, куда человек
может пойти переучиться. По
инициативе комитета по труду
создана ассоциация развития
персонала.

Но
необходимо иметь стандарты
обучения. А их еще госстандарт не
разработал. Поскольку государство
забыло, что должно регулировать
профессиональный состав, мы
остановились на полдороге. Был бы
стандарт — мы бы половину курсов
закрыли, где людей обманывают,
собирают с них большие деньги. И
стали бы учить там, где
действительно можно получить
профессию и работать.

— 2000-й
год не за горами. Какое направление
вы считаете самым перспективным
для комитета на ближайшее будущее?
Или при нестабильности нашей жизни
вы не беретесь прогнозировать?

— Почему же. В
следующем году собираемся вплотную
заняться охраной труда на
производстве. По инициативе
комитета создан Восточно-Сибирский
центр производительности и охраны
труда. Эта проблема для нас очень
актуальна. В области, по данным
комитета здравоохранения,
смертность из-за производственного
травматизма на втором месте. Что же
касается прогнозирования, мы с 1928
года отслеживаем тенденции по
формированию трудовых ресурсов
области. Сейчас у нас есть
демографические прогнозы до 2005
года. Мы можем сказать, например,
что с 2005 года в области начнет
складываться дефицит
трудоспособного населения. А
сейчас у нас его переизбыток.

— Но в
связи с тем, что нас все больше
одолевают эпидемии, туберкулез,
СПИД, — все газеты об этом пишут —
сложно, наверное, прогнозировать.
Может, мы все перемрем скорее, чем
ваши прогнозы показывают.

— Нет, все не
перемрем. Но у нас будет большая
диспропорция мужского и женского
населения. Потому что умирают в
основном мужчины в трудоспособном
возрасте: 39—50 лет. Среди
пенсионеров женщин уже сейчас
больше мужчин в 2 раза. И пока
эпидемии, о которых вы говорите, на
уровне смертности сильно не
отражаются. Первое место здесь
занимают сердечно-сосудистые
заболевания, а потом, как уже
говорилось, производственный
травматизм. Так что в будущем у нас
старичков будет очень мало.

— Но не
будем так далеко заглядывать.
Скажите, что будет с рабочим
человеком в 2000 году.

—
Трудоспособное население будет
расти. Потребуются дополнительные
рабочие места. Как и сейчас, все
деньги в основном будем тратить на
питание около 70% доходов семьи.

— А
валюту будем покупать?

— Нет.
Сбережения сократятся. Валюта
будет дорогой для нас. Как бы мы
зарплату ни подняли, реально
выплатить сможем больше, чем
сейчас, лишь на 3-4%. Из-за объемов
производства на наших
предприятиях. Производительность у
нас держится 27% от уровня 1990 года.
Пока мы ее не поднимем, будем
оставаться в нищете.

Возникнут
проблемы с молодежью. В
трудоспособный возраст вступят
дети, родившиеся в 1983-84 годах. тогда
был самый пик рождаемости.
Ребятишек придется доучивать в
школе, нельзя будет их выгонять
после 9 класса. Потому что рабочих
мест для молодежи не предвидится.

А в общем-то,
как жили в 99-м, так будем и в 2000-м
перебиваться с копейки на копейку.
Мы не планируем резкого снижения
уровня жизни на следующий год. Он
вообще не будет очень отличаться по
тяжести жизни от нынешнего.

— И на
том спасибо. Думаю, прогнозам
кандидата экономических наук, и
такого крупного специалиста по
труду можно доверять. А докторскую
диссертацию вы не собираетесь
защищать?

— Ее еще
написать надо. Но в докторантуре я
действительно учусь. Без отрыва от
производства, так сказать.

— И в
академии преподаете?

— Да, читаю
студентам три курса — по управлению
трудовыми ресурсами, политике
доходов и организации зарплаты.

— Когда
же вы успеваете еще заседать в
разных комиссиях, работать в
женсовете? Наверное, на внуков
совсем времени не остается?

— Какие
внуки, шутите! Я еще не доросла до
возраста бабушки. У меня сын на
третьем курсе только учится.

— А по
какой специальности, если не
секрет?

— На
энергетическом.

— И какие
у нас прогнозы занятости
энергетиков? Чем он будет
заниматься?

— Не знаю еще.
Но лампочки дома будет вкручивать.

—
Позвольте мне раскрыть читателям
еще только один секрет. Это
интервью выйдет накануне вашего
дня рождения. Я хочу присоединиться
к вашим коллегам, друзьям и родным —
поздравить вас и пожелать здоровья
и успехов. Оставайтесь счастливой!

— Спасибо.

Интервью
вела Людмила БЕГАГОИНА,
"Восточно-Сибирская правда".