Небо,
мы тебя помним…
Субъективные
заметки пилота

Я стою на
ровном, выгнутом, как брезентовый
тент, в сторону Байкала летном поле
в Харанцах. Здесь все так же, как и
тридцать пять лет назад, когда я
впервые прилетел на Ольхон. На том
же месте стоят полосатые бакены, и
все так же колом на сосне торчит
полосатый ветроуказатель. Тихо и
тоскливо. Иногда, разрезая
голубизну неба, с Малого моря
залетают чайки и, сделав
контрольный круг, медленно уходят к
берегу. Теперь небо принадлежит им,
самолеты не залетают сюда месяцами.
Кажется, все остановилось: бег
времени, движение облаков и даже
ток крови. Но нет, облака движутся, и
сердце бьется, только в ином
направлении и с иным смыслом. Я
вдруг ощущаю свое раздвоенное
сознание: реально я нахожусь на
рубеже тысячелетий, а память моя
погружена в прошлое.

Сейчас я могу
с полным основанием сказать, что в
авиацию я попал в период ее
наивысшего расцвета. Связь по
воздуху осуществлялась
практически с любым населенным
пунктом области. Летчиков любили,
более того — боготворили. И не
только за красивую форму. Думаю,
прежде всего за дело. Людям
казалось, летчики могут все.
Например, взять пассажиров и за
пару часов доставить в отдаленное
село. Потушить с воздуха пожар,
привезти врача, завезти в город
больного ребенка. За считанные
минуты вертолетом поставить или
убрать трубу и раскатать между
опорами провода. Найти
заблудившегося человека. Отыскать
среди льдов свободный проход для
судов. Сбросить в тайгу геологам
продовольствие. Прополоть с
самолета сорняки,уничтожить
саранчу. И еще многое-многое другое.
Быть там, где нужна скорость, где
счет шел на часы и минуты. Где
необходима была точность, ловкость
и сообразительность. Известно:
такими люди не рождаются. Такими их
делали,передавая из поколения в
поколение опыт и мастерство.

И вот таким
полигоном для молодых пилотов был
190 отряд, куда я попал после училища.
Еще его называли школой Васильева.
Был ли он с самого рождения вот
таким отцом-наставником? Конечно,
нет. Когда-то учили и его. Ошибался и
он, хотя за его плечами и был уже
опыт полетов в небе Великой
Отечественной войны. И его
подстерегали непредвиденные
случаи. В конце пятидесятых его
самолет после отказа двигателя
упал в тайгу и загорелся. Он со
вторым пилотом спаслись,
выбросившись из кабины через
форточку. А на помощь экипажу на
место катастрофы в тайгу на
парашюте прыгнула хирург Лидия
Полиничко. Примеров
самоотверженности, желания
неприменно прийти на помощь было
немало. И это не считалось чем-то
необычным.

Вот из таких
эпизодов и складывалась та особая,
незабываемая атмосфера жизни
отряда спецприменения, которую мне
посчастливилось застать. Атмосферу
взаимовыручки и взаимопомощи.
Взять хотя бы нашего комэску
Василия Касьяновича Ерохина,
который тоже летал во фронтовом
небе. И после войны он остался все
таким же добрым и отзывчивым. Но кто
просил его после полетов отвозить
меня, тогда еще второго пилота, на
своей "Победе" из аэропорта в
Жилкино? Или как не вспомнить
доброго наставника Федора
Ивановича Спиридонова — в мою
бытность руководившего шестым
цехом? Или Михаила Николаевича
Шипунова — старшего инженера
отряда? Карту района полетов после
училища я сдавал Анатолию Фатину,
молодому светловолосому парню. К
моему удивлению, он к тому времени
уже отработал восемь лет на
поисковой съемке. Хорошо зная
психологию летчиков, Анатолий
Федорович был в отряде внештатным
детективом. Он брал на себя
обязанность расследовать
черезвычайные происшествия,
которых и тогда было предостаточно.
Кстати, к месту будет сказано, что
Фатин первым обнаружил давно
разыскиваемый самолет Аксаментова,
и его профессионализм отметили все,
без исключения.

Летная
работа порождала легенды, где порою
трудно было отличить выдумки от
реальных событий. И носителями
всего были все те же летчики,
которыми чаще вего они рождались на
малых аэродромах, где пережидали
непогоду, с кем ходили на танцы и в
рестораны "делать погоду".

Ну как тут не
вспомнить Пашу Тимохова, который
игральными картами владел, пожалуй,
лучше, чем полетными? И тут же на
ходу сочинял небылицы. Рассказывал
про Петю Коцурбу, который на танцы
заявлялся неприменно с болтающимся
ниже колен планшетом, чтобы видели
кто пришел. У каждого была своя
метода воздействия на женские
сердца. Впрочем, от девчат и так не
было отбоя. Бывало, на подлете к
Жигалово или Качугу летчики по
радио сообщают, что остаются на
ночевку, и попросят заказать на
ужин пельмени или жареную картошку
с мясом. После посадки смотрят, а
возле столовой на лавочке их уже
сидят принаряженные, поднятые по
тревоге невесты, ждут летных
ухажеров. Ну, и как это водится,
после ужина танцы до упаду под
гармонь или песни под гитару до
утра. На все хватало сил: и на
работу, и на любовь, и на шутки.

Некоторые в
желании понравиться заходили еще
дальше. Однажды на химработах
Володя Коновалов с Володей
Комаровым вызвались помочь молодой
симпатичной хозяйке заколоть
поросенка. Когда они зашли в стайку,
хозяйка для страховки подперла
двери колом. И только тут наши герои
разглядели поросенка. Это оказался
восьмипудовый хряк, который
поглядывал на них злобными глазами.
Долго решали, с какого бока надо
колоть, и, улучив момент, всадили
нож под лопатку. И промахнулись. А
вот хряк не промахнулся, одного
загнал на стропила, а другой,
спасаясь, головой выбросился в
окно.

Был случай,
когда один летун вызвался
перевезти двух боровов из таежного
села в город. И уже в полете эти
многопудовые поросята взбесились,
порвали путы и давай носится по
грузовой кабине. Чтобы самолет не
упал, пришлось открыть двери и
свиньи с визгом ушли без парашюта в
бездну. Наверное, из того же желания
произвести впечатление в Жигалово
вертолетчик Слава Ступак на своем
МИ-1 подвез кассиршу Шуру аж до
крыльца дома, чтобы она, упаси
Господь, не запачкала ноги.

Случаев было
много забавных и не очень. Как-то,
летая на химработах с Сашей
Гроссманом, мы попали в нисходящий
грозовой поток. Взлетной мощности
двигателя не хватило уйти от быстро
набегающих макушек сосен. И лишь
мастерство командира спасло нас от
аварии. В самый последний момент,
уже цепляя колесом и винтом макушки
сосен, он выпустил закрылки,
самолет подвспух, и мы нырнули в
низину. После этого воздушного
крещения я знал: на Сашу можно
положиться. Так оно и оказалось,
многие мои друзья-летчики, попав в
беду, обращались к нему. И он не
отказывал никому.

А какими были
поединки на футбольных и ледовых
площадках! Когда за честь отряда
выходили биться Миша Вортман,
Серега Купряков, Юра Свинин, Толя
Бомин, Игорь Филлер, Вадим Крупнов,
Витя Закаблуковский, Олег Семенов,
Володя Бармаев, Валера Закрутный,
Валера Пелих, Петя Удалов, Женя
Еловский. И в спорте, и в небе, и в
жизни они были, есть и остаются
настоящими товарищами, на которых
всегда и во всем можно положиться.

Степан
Кузьмич Годяев, Петр Дмитриевич
Фролов — пилоты фронтовики, старшие
наши товарищи — давали нам путевку
в небо.Именно они учили нас бережно
и уважительно относиться к
техникам, людям, которые
обслуживали и готовили днем и ночью
самолеты к полетам. Даже сейчас,
много лет спустя, встретившись с
Кешей Эповым, Женей Шестаковым,
Пашей Дорошковым, Валодей
Григоровым, Борисом Опариным,
Сергеем Ануфриевским, Анатолием
Черепановым, мы непременно
начинаем вспоминать о том славном и
лихом времени. Все было: падали в
тайгу, садились на вынужденные,
чинили и латали самолеты в полевых
условиях, горели в самолетах,
цепляли провода. И накануне вылета
вместе, бывало, выпивали, а после
тряслись перед стартовым
здравпунктом, где сидела суровая и
знаменитая врач Софья Летина.

Сейчас не
просто вспомить всех, кто был до
нас. Я вспоминаю тех, кто был со мной
рядом. И хорошо знаю тех, кто пришел
позже. Они делали и продолжают
делать все, чтобы малая авиация
продолжала дело наших отцов и
дедов. Это прежде всего преемники
Васильева на посту отряда
спецприменения Валентин Серганов,
директор летного комплекса Валерий
Петенков, Юрий Визгалов. И хотя в
отряд они пришли гораздо позже
меня, свои первые шаги , первые
самостоятельные полеты, они делали
под руководством того же Василия
Васильевича Васильева.

Помню,
контрольный полет перед первым
самостоятельным вылетом я делал
как раз сюда, на Ольхон, с
Васильевым. Поступило срочное
санитарное задание: вывести
роженицу в иркутскую больницу.
Непростым выдался тот полет. Над
Байкалом проходил холодный фронт, и
нам доставило большого труда сесть
в Харанцах. Ветер дул поперек
полосы.

Роженицу
сопровождали родственники-буряты.
В самый последний момент на
"газике" прикатил какой-то
бурятский начальник и упросил
Васильева взять гроб с покойной.
Подумав, Васильев согласился. В
самолет рядом с больной загрузили
груз двести. А ветер тем временем
разыгрался не на шутку. Не то что
взлететь , даже вырулить к месту
старта было невозможно. И тогда
Васильев, вспомнив свои полеты к
партизанам, решает взлетать
поперек полосы. И мы взлетели. Уже
над морем порывом ветра самолет
бросило вниз, потом вверх.
Оглянувшись, я увидел жуткую
картину крышка гроба свалилась в
сторону. И в нем с закрытыми глазами
и распущенными волосами, как живая,
сидела бурятка. А рядом
сопровождающие, пугливо озираясь
на гроб, хлопотали вокруг роженицы.
Она кричала, у нее начались схватки.

— Что
востребует Дух, то осуществит
Природа, — философски заметил
Васильев. — Разворачивай на Еланцы
и держи штурвал покрепче. А я пойду
посмотрю: что там?

Ох, не прост
был командир! Уже много позже я
узнаю, что это изречение
принадлежит Гете. Было чему
поучиться у Васильева. Несмотря на
все трудности, искать и находить
выход из самых, казалось бы,
безвыходных ситуаций.

Своей
работой летчики подтвердили:
авиация нужна в самых обыденных
ситуациях. Надо только помнить:
любовь это не улица с одностронним
движением. Я убежден: в следующем
тысячелетии государство вновь
повернется лицом к авиации.