Кукушкины
дети

В лагере для
"трудных" подростков, в
сосново-молочно-банановом,
мимолетном, как сон, раю для
безнадзорных, встретила я эту
девушку. Смуглая и черноволосая, с
серо-голубыми настороженными
глазамии, с милым круглым личиком,
Света казалась бы куклой, если бы не
папироска во рту. Работала она
здесь на кухне по направлению
комиссии по делам
несовершеннолетних.
Семнадцатилетнее существо,
перенесшее уже и "болезнь
любви", и заражение от иглы с
наркотиком. Юность на дне общества,
в тисках порока, и, вопреки всему,
жаждущая радости и человеческого
тепла. Душа на перепутье зла и
добра, болезни и здоровья,
прямолинейная, остроязыкая — себя в
обиду не даст. Упрямо верит, что
одолеет судьбу, толкнувшую ее в ад
неприкаянности.

Впрочем,
судьба ли толкнула? Ведь у Светы
есть мама, есть младший брат и две
сестренки. И всех четверых молодая
и разбитная, разгульная мамаша
бросила три года назад, укатив в
неизвестном направлении. Младших
взяли в приют, девушка осталась с
дядей, и много разных малоприятных
ситуаций происходило вокруг
квартиры и Светы. Фактически она
получила бы статус "дочь
комиссии по делам
несовершеннолетних". Секретаря
комиссии Валентину Емельяновну
Комарову Света любит больше, чем
своих родных. Узнав, что в лагере
корреспондент, Света обратилась ко
мне с необычной просьбой:
опубликовать в газете ее письмо к
маме. Дело в том, что месяца за два
до летнего сезона девушка получила
от матери письмо из Братска.
Объявившаяся вдруг мама сообщала,
что ждет ребенка (пятого!) и помочь
черемховским детям ничем не может.

И вот
Светлана наговаривает мне текст, да
так складно, что приходит мысль о
том, сколько раз девушка шептала
эти слова, словно молитву:
"Приезжай, мама, мы тебя любим, ты
нам так нужна. Мама, я буду работать,
буду помогать тебе. Будем жить
вместе, возьмем детей из приюта.
Приезжай домой, мамочка!"

Читаю личное
дело Светланы в комиссии по делам
несовершеннолетних. Страшновато,
жутко. Приходят на память образы
русской классики вроде Сонечки
Мармеладовой или девушек из
"Ямы" Куприна. Неужто путь ее в
ту самую яму? Комиссия направляет
Свету в профессиональное училище, в
специальную группу для подростков,
не получивших школьного
образования. Если удастся такую
группу создать. Но кто вернет
девушке семью, мать? Откликнется ли
Андриянова (а у нее, скорее всего,
уже другая фамилия) на дочерний
отчаянный призыв? Бросит ли
очередного "возлюбленного"
ради благополучия родных детей?
Вопросы, по-видимому, риторические.
Вряд ли это случится. Да и разве
одна такая девочка в Черемхове?

Только в ходе
операции "Всеобуч" в учебном
1998-99 году выявлено 320
несовершеннолетних, не занятых в
школе, безнадзорных или вообще
беспризорных. Учителя и
специалисты ОППН Черемховского
ГОВД приложили немало усилий, чтобы
хотя бы третья часть этих детей
была возвращена в школу или
трудоустроена. Но кто поручится,
что в сентябре эти, часто
нежеланные в классе, школьники
опять не окажутся за порогом?

Для них,
неприкаянных детей спившихся
беспутных родителей, черемховская
мэрия пытается создать отдельные
группы, классы. Намечено открыть
центр образования неграмотной
молодежи (ряды которой с каждым
годом растут) на базе прежней школы
рабочей молодежи.
Социально-реабилитационному
центру "Надежда" вменяется
организовать группы дневного
пребывания безнадзорных
подростков для обучения их ремеслу,
сапожному, швейному или другому по
возможностям. Проблема назрела:
грамотность резко падает, о
всеобуче только вспоминаем. Да и
как обвинять матерей, не
отправляющих детей в школу, если их
одеть не во что, залатанное платье
стыдно носить. Волна
безнадзорности нарастает,
государство не успевает создать
какой-нибудь волнорез, защищающий
нормальное общество от
криминально-бродяжнической
преступной стихии, угрозы улиц и
дворов.

Сказать, что
общество и государство
бездействуют, было бы
несправедливо. Учреждения
департамента социальной защиты
населения возникают одно за другим
и становятся оплотом в борьбе с
"язвами рыночного строя".
Детский приют с символическим
названием "Надежда" спас от
гибели (в буквальном смысле!) за
пять лет многих брошенных
родителями малышей. В том числе и
тех, чьи фотографии в нашей газете
сопровождали историю о женщине,
страдающей потерей памяти из
города Свирска. Кстати,
"болезнь" этой многодетной
матери явно отдает социальной
подоплекой: из больниц она сбегает,
аборты делать категорически
отказывается, к детям безразлична,
но недавно опять родила и сразу
оставила дите в роддоме. Устройство
ее малышей в приют стоило отделу по
опекунству долгих и нудных хлопот,
буквально интуитивных розысков
места их рождения: документов мать
не хранила, рожала в разных городах
и деревнях…

Практика
последних лет показала, что
"Надежда" выполняет роль
"сборного" приюта малолетних
сирот, где их приводят к
нормальному, "домашнему"
состоянию, и доводят до
четырнадцатилетнего, паспортного
возраста. Намерение сократить
контингент за счет построенного
детского дома не оправдалось, ведь
детдом работает на область. Дневное
пребывание в приюте в сочетании с
домашним непристойным бытом сводит
на нет усилия воспитателей и
подходит только для старших
подростков, умеющих постоять за
себя. Если родители лишены
родительских прав, а детей некуда
пристроить, и они продолжают жить с
ними, в чем смысл этого лишения? А
ведь таких случаев немало в
Черемхове. Не слишком ли мягкое
наказание взрослым людям, не
выполняющим первейшую
нравственную и государственную
обязанность по воспитанию
собственных детей? Мера пресечения
предусматривается действующим
законодательством лишь за
чрезмерную жестокость, которую еще
надо доказать.

Черемховские
учителя и сотрудники ОППН,
занимаясь по программе
"Профилактика безнадзорности и
правонарушений
несовершеннолетних", пришли к
убеждению, что нужны более строгие
меры к таким родителям, как мать
Светы Андрияновой, как Нелли
Исаева-Дюндикова из
Свирска—Бохана. Ведь есть опыт
европейских стран, где в подобных
ситуациях родители оплачивают
содержание детей в приютах за счет
принудительного труда. Почему бы не
принять такой закон, хотя бы на
территории нашей области? С таким
предложением черемховский мэр
вышел в Законодательное собрание.

Его можно
понять: с одной стороны, бюджет не
выдерживает постоянного
увеличения социальных расходов, а с
другой — надвигается угроза
деградации будущих поколений,
возврата былой репутации Черемхова
как "шпанской столицы".